Стр. 203

4 апреля, среда святой недели

Христос воскресе.

Праздничные визиты мои кончены: я обрыскал весь город. Мне показалось, что некоторые из самых близких моих знакомых как будто на меня дуются. Не знаю причины, что я им сделал. Не за то ли, что редко у них бываю? Да что им во мне? Чувствую, что с каждым днем я становлюсь ничтожнее и скучнее. Они называют меня, как будто в шутку, немцем, но это не шутка, а намек, который я понимаю, хотя и безотчетно. Чтоб отомстить им, я и в самом деле отправился к немцам.

Милая малютка Шредер в первый раз играла после тяжкой своей болезни. Мать была так рада ее выздоровлению, что все представление проплакала от удовольствия. Эта чувствительность меня тронула, да и со времени пропетой ею мне русской песни почти у самого смертного одра бедного

Стр. 204

Штейнсберга я как-то очень полюбил эту хорошенькую женщину, несмотря на то, что она актриса, которых я не великий поклонник.

В управлении немецкого театра заметна большая перемена: по всему видно, что Штейнсберга нет, умного доброго Штейнсберга, которого обыкновенная поговорка была: «Пусть каждый учит свой урок — тогда и в доме будет прок». Теперь всякий делает что хочет. Не худо бы А. Муромцеву заняться попристальнее своим делом, иначе оно идти не может и ему предстоит худой конец: закрытие театра, чего очень опасаются актеры. Куда им деваться? Не все имеют талант мамзель Штейн, вышедшей замуж за Гебгарда и тотчас же определенной на театр петербургский. Впрочем, для меня теперь все равно: я и сам скоро уеду, но жаль старых знакомцев: разбредутся Бог весть куда. Сказывали, что Арресто уехал в Вену и что роль маркиза Позы в «Дон-Карлосе» играет теперь Кудич, который его не стоит.

7 апреля, суббота

Пишут из Петербурга, что непременно скоро определен буду. Дай Бог! Столько молодых людей, не старее меня летами, давным-давно не только определены, но, по какому-то слепому счастию, имеют уже и чины: кто переводчик, кто коллежский асессор, а есть некто, Горяинов, который еще в пансионе у Ронка был надворным советником. Не знаю, как это делается, только, признаюсь, хотелось бы того же и мне, да видно, не всякому на роду написано быть тем, чем кто хочет, а только тем, чем Бог велит. Так будь же Его святая воля! Дарья Егоровна приписывает немецкими стихами: «Не плачь — это напрасно, каждая радость в здешней жизни — греза воображения. Постарайся забыть, что ты когда-то был счастлив; думай, что этого никогда не было» —

Weine nicht, es ibt vergebens, Iede Freude dieses Lebens 1st ein Traum der Phantasie. Muhe dich es zu veigessen Das du einst ein Gluch besessen; Denke, du besasst es nie.

Это легко сказать, но трудно выполнить.

Стр. 205

Года два назад генерал Чесменский завел прекрасную фабрику разных машин и орудий земледельческих. Теперь вошло в моду ездить на обозрение этой фабрики, и если бы дорога была лучше, то вся Москва поскакала бы любоваться заведением. Устройство на английский манер и много рабочих людей из англичан. Скептик Демидов утверждает, что москвичи ездят на фабрику не смотреть и не учиться, а сытно пообедать и попить хорошего вина. Это легко может быть, да зачем же придумывать все в худую сторону?

Соученик мой, Николай Федорович Грамматин, получивший золотую медаль и остающийся еще в пансионе для получения степени кандидата, задумал состязаться с профессором своим И.А. Геймом в издании французско-русского лексикона. Нет сомнения, что Грамматик знает по-русски лучше Гейма, но зато чрезвычайно смешон с своими логическими выводами. Например, слово «accoucheur» он переводит словом «повивальный дед». «Да почему же accoucheur повивальный дед?» — спрашивал его Прота-шинский. «А потому, что если есть повивальная бабка, так почему же не быть и повивальному деду? Ведь ремесло одно и то же». Ну как не вспомнить Эмина:

Коль есть в планетах раки,Так почему ж не быть там и моей Собаке?

11 апреля, среда

С нынешнего дня русский театр поступил в казенное ведомство, и в первый раз актеры играли под названием актеров императорских. Давали драму «Бедность и благородство души» и комедию «Слуга двух господ». Каждый из Действующих лиц вырос на пол-аршина, кроме Плавильщикова и Сандуновых, которые некогда уже были придворными актерами. Впрочем, как эти господа ни скрывают свое удовольствие, а оно написано на лицах их. Безделица! Им засчитают все время бытности их при частном театре для получения пенсионов, но для некоторых других это событие еще важнее: они приобретают желанную букву «г» к своим фамилиям, и, сколько я заметить мог, Ку-раев, Волков, Лисицыны и прочие из театров Столыпина и князя Волконского ходят уже с возвышенными главами, а некоторые даже и с отяжелевшими. Лисицын на радости

Стр. 206

беспрестанно пел из какой-то оперы, в которой он играет роль слуги-дурака:

У нас деревня близ Китая, Где очень, очень много чая!

«Слава Богу, что нет рому, — сказал ему Злов, — а то бы ты с чаем-то разом его выпил». Наш Петр Васильевич очень смешон: за словом в карман не полезет. Граф Растопчин очень любит Злова и приглашает его иногда к себе.

15 апреля, воскресенье

Обедал у Антонского с Страховым, протоиереем Малиновским, Мерзляковым, Буле, Двигубским, Буринским и Петром Ивановичем, которому он поручил непременно привезти меня. «Своего-та привезите, — сказал он Петру Ивановичу, — мы с ним жили-та не в большом ладу, надобно помириться-та». Сверх чаяния моего, обед был очень веселый и очень сытный. Говорили большею частью о новых университетах: Харьковском и Казанском, открытых в прошедшем году; хвалили очень выбор кураторов: графа Потоцкого и Румовского. Страхов утверждал, что они отлично знают свое дело. Превозносили государя, который так печется о распространении просвещения, и удивлялись, как в такое беспокойное военное время он успевает всем заниматься.

Страхов спрашивал Буле и Двигубского, готовят ли они что-нибудь к торжественному акту. Буле отвечал, что он намерен написать диссертацию о лучшем способе сочинить историю народов, населявших Россию прежде IX века, а Двигубский объявил, что будет говорить о нынешнем состоянии земной поверхности. Слава Богу! Это уже не прежние сухие рассуждения, никого не интересующие; следовательно, на акте будут говорить и слушать дельное. Отец Феодор сказывал, что и он на старости лет хочет произнести, может быть, в последний раз написанное им слово о том, что милость есть главная обязанность, достойная человека, и вместе собственное его благополучие. Пили за здоровье государя, министра просвещения, куратора и Страхова как ректора университета, а при конце обеда хозяин предложил выпить и заупокойную чашу в воспоминание почтен-

Стр. 207

ного Харитона Андреевича, скончавшегося в начале прошлого года. Между прочим, Страхов объявил, что мы, наконец, будем иметь краткую историю университета, которою занимается Павел Афанасьевич Сохацкий, по давнему желанию куратора М.Н.Муравьева.

18 апреля, среда

Наши опять будут жить летом в Липецке и поручили мне закупить запас вина. Я не очень рад этой комиссии, потому что вина вздорожали. Я боюсь сделать им пренеприятный сюрприз: они не ожидают таких цен. Говорят, что еще будет дороже с возвышением курса на серебро и золото. Серебряный рубль ходит уже 1 р. 31 к., империал — 13 р. 30 к. и червонец 3 р. 98 к. Цена вину лучших сортов следующая: шампанское 3 р. 50 к. бут., венгерское 3 руб., рейнвейн 2 р. 50 к., малага 1 р. 25 к., мадера 1 р. 50 к., медок ведро 9 руб., францвейн 8 руб., водка бордоская 3 р. 50 к. штоф. Но пусть уж это вина французские, и возвышение на них цены может иметь причину в возвышении курса на золото и серебро, да за что же вина и водки русские также в ценах возвышаются? Например, бутылка горского стоит 1 р. 50 к., цимлянского 1 руб. и кизлярской водки штоф 2 руб. Очень неприятно, а между тем делать нечего и купить надобно.

Если определение мое в службу замедлится, то я и сам уеду в Липецк, и тогда снабди меня одним из Дураков моих. Впрочем, все должно решиться недели через две. В первых числах мая Альбини будут проездом в Москве, и я достоверно узнаю, чего мне ожидать должно.

22 апреля, воскресенье

Сегодня на немецком театре «Das neue Sonntagskind», a на русском — «Крестьянин-маркиз, или Колбасники» Паэзиелло. Меня подмывало и туда и сюда, но я решился изменить немцам для Сандуновой и Волкова — и раскаялся: в немецком театре проболтал бы, по крайней мере, за кулисами с немецкими чечетками и похохотал над уморительным Королем в роли нашего брата, недоученного студента, а то просидел три часа на партерной лавке с каким-то купцом, который не давал мне слушать музыки

Стр. 208

своими вопросами, примечаниями и замечаниями: выйдет ли на сцену Сандунова — вопрос: «Ведь это, батюшка, Сан-дуниха?» — «Да-с». — «Вишь какая здоровенькая!» — «Да-с». Появится ли Волков: «Ведь это, батюшка, тот, что Та-рабара-то представляет?» — «Да-с». — «Вишь какой красноносый! А зачем же, батюшка, он в парике?» — «Так надо-с». — «А отчего же, батюшка, он как будто по-собачьи лает?» — «Так надобно-с». — «Этакий Маркобрун! А позвольте спросить, мой отец, ведь это комедия, что ли?» — «Нет-с, опера». — «Так-с!» Словом, душу вытянул, злодей, надоел до смерти!

Сказывали, что цены на ложи и кресла будут прибавлены, но партер останется в прежней цене.

При выходе из театра встретил генерала Петра Семеновича Муравьева, приехавшего из деревни нарочно для скачек, которые начнутся с 6 мая. Он привел трех скакунов для состязания с лошадьми графа Орлова и говорит, что надеется обскакать их. Не мудрено: в прошлом году выиграл жеребец его Травлер; правда, что он был выписной, а лошади графа Орлова и других охотников — доморощенные. Петр Семенович обещался свозить меня на Донское поле посмотреть на приготовление лошадей его к скачке. Не знаю, сдержит ли слово, но, признаюсь, поехал бы с ним с величайшим удовольствием.

27 апреля, пятница

По случаю помолвки Луизы Эренталь с майором Бессоновым пастор Гейдеке послал ей черный вуаль при прекрасных стихах. Перевожу их буквально прозою: чем богат, тем и рад.

«К грешнице. Как бывает сладостно сердцу, когда случается встретить такое доброе и милое существо, как ты, Луиза, хотя доселе и была ты опутана страстями! Но если Бог милосердствует к бедным грешникам, если прощает Бог, то как смеет не простить человек?

Не отчаивайся ты, слабая дева: в искренности покаяния твоего заключается твое искупление. Тому, кто прибегает к раскаянию, всемогущий внезапно ниспосылает лучший из даров своих: святую, многожеланную надежду.

Стр. 209

А я, твой верный, почти отживший уже друг, посылаю тебе печальное покрывало покаяния: прикрой им все твое прошедшее, все бедственные случайности твоей жизни».

Разумеется, что это слабая копия с прекрасного оригинала. Гейдеке из всякого случая всегда выведет поэтическое и вместе христианское заключение.

Был у Всеволожских. Сказывали, что будто бы в Москву назначается другой губернатор и что сам Александр Андреевич просится в отставку. Не думают, однако ж, чтоб его отпустили, а разве дадут другое назначение.

Обер-прокурор Боборыкин рассказывал, что он определил к себе в канцелярию одного приезжего из Орла, бедного гимназиста, вот по какому случаю. Этот гимназист, Корнильев, сын какого-то орловского канцеляриста, по приезде остановился у известного стряпчего Григорьева, великого поклонника Бахусу, который начал его образование тем, что повел в Кремль взглянуть на Ивана-великого, царь-пушку и большой колокол. Проходя по Тверской мимо трактира мадам Шню, Григорьев приказал Корнильеву подождать его на улице, а сам забежал в трактир выпить рюмку водки. По возвращении Григорьева юноша спросил его, что это за дом, куда заходил он. «Дом сумасшедших», — отвечал Григорьев. «Дом сумасшедших, — возразил без запинки Корнильев, — да как же это вас оттуда выпустили?» Боборыкин узнал об остром ответе мальчика и взял его на свое попечение. Бедняк удачным словом проложил себе дорогу, а то, может быть, и долго прошатался бы без определения на службу.

2 мая, среда

Вчера прошатался целый день на гулянье в Сокольниках и видел почти всех знакомых. Что-то многие опять начинают толковать о войне, а некоторые и нетерпеливо ее желают. В палатке главнокомандующего было пропасть гостей, но сам он не был, по случаю нездоровья. Поезд графа Орлова так же был наряден, как и в прошлом году, но в нынешний раз он не сделал на меня такого уже впечатления: люди одни и те же, один и тот же порядок и то же убранство; самые лошади те же; впрочем, ко всему присмотреться можно, даже со временем и к жизни. Nil ad-

Стр. 210

mirari — ничему не удивляться. Это, может быть, и очень покойно, но чтоб весело было — не думаю.

В палатке Е.Е.Ренкевича дым коромыслом: весь город, начиная от губернатора и обер-полицеймейстера до вральмана Бородулина. Кушают мороженое, пьют шампанское и закусывают бисквитами. Не токмо всякому приходящему, но и мимоидущему предлагается чашка чаю, рюмка вина или какое-нибудь лакомство. Палатка Ренкевича точно приемная трапеза какого-нибудь древнего болярина: милости просим всякого без разбора.

Ренкевич сказывал, что тесть его, Пашков, великий охотник до разных редких птиц, получил недавно из Англии пару черных лебедей, которые в самой Англии считаются еще редкостью; они привезены чуть ли не из Австралии, а теперь плавают по садовому пруду против дома Пашкова на Моховой, где всякий день можно их видеть. Завтра непременно взгляну на них.

Мамзель Соломони-старшая, которая так хорошо играет на скрипке, выходит замуж за известного каретника купца Петрова, который получил недавно золотую медаль на голубой ленте, мимо всех медалей низшего класса. Что сделал этот Петров и какие оказал услуги — это для меня покрыто мраком неизвестности, но знаю только, что он будет иметь хорошенькую, умную и талантливую жену и что я буду пировать у него на свадьбе, потому что все Со-ломони меня приглашали. Младшей я не советовал бы выходить замуж, чтоб не потерять прекрасный, редкий талант, который требует еще развития, а оно едва ли возможно при домашних хлопотах и заботах супружеской жизни.

Я уверен, что старшую сестрицу через год мы не узнаем: забудет скрипку и фортепьяно, обопьется чаю, растолстеет, обленится — и мамзель Соломони поминай как звали! Итальянская Сильфида превратится в жирную купчиху.

6 мая, воскресенье

Сейчас со скачки. Скакали восемь лошадей; выиграл рыжий жеребец Витязь, принадлежащий Мосоловым и собственного их завода. Славная лошадь, от Юби. По окончании первого гита, когда стали взвешивать ездока и обтирать лошадь, граф Орлов сходил с эстрады и долго любо-

Стр. 211

вался победителем. После перескачки, которую Витязь опять выиграл легко, граф Орлов подозвал к себе Мосоловых и поздравлял их. Сказывали, что он только с ними держит заклады на деньги, с другими же охотниками бьется на одни калачи. Братья Мосоловы очень умные люди, знающие охотники и ведут дела свои аккуратно. И в этот раз цыгане также пели и плясали, а напоследок был и кулачный бой. Победителем явился курятник из Охотного ряда Сычов, с трех ударов уничтоживший своего противника. Ему накидали денег чуть не полную шляпу и поили вином, но и побежденный не был забыт: достались и ему пригоршни две серебряных рублей.

Князь Хилков, секретарь скачек, сказывал, что цыгане записаны были прежде крепостными крестьянами графа Орлова и единственно его попечению обязаны тем, чем теперь сделались, а до того времени были, как и все кочующие цыгане, просто гадки. Граф, по возвращении уже из чужих краев, даровал им свободу и записал в мещане.

8 мая, вторник

Нынешнею ночью был такой мороз, что хоть бы в октябре. Думаю, что пострадают все фруктовые деревья и Москва останется без яблок, груш и вишен.

Вчера ездил в русский театр. Давали «Наталью, боярскую дочь» Глинки. Я скучал и зевал: никак не могу привыкнуть к этим драмам, взятым из повестей Карамзина. Эти повести сами по себе восхитительны, а на сцене до крайности утомительны и скучны. Отчего же? — право, не понимаю. Кроме неискусства переделывателей должна быть и еще какая-нибудь другая причина. И «Лиза» Федорова скучна, а «Наталья», помоему, еще скучнее. Персонажи все на ходулях, несут такую пошлость, что мочи нет. Какой-то острослов попотчевал автора эпиграммою, которую повторяют все, хотя она вовсе не задорна:

«Наталью» видел ли?— Изрядная новинка.— Фарфор или фаянс? — О, нет, простая глинка.

Я не большой охотник до эпиграмм, но не люблю и ничего неестественного и напыщенного, не люблю этих сценических проповедей, которые никого не трогают и не

Стр. 212

исправляют. Вот, например, та драма «Отец семейства», в которой так превосходен Померанцев. Нравоучение проистекает из действия и потому трогает и врезывается в душу; морализовать на сцене бесполезно: не будешь моралистом лучше Соломона и Сираха. Кто захочет учиться, тот будет читать их, и нашим драматургам и во сне не мечталось такого знания сердца человеческого.

14 мая, понедельник

Сегодня опять скачка. Как ни хочется видеть ее, но я не поеду. Петербургские гости мои прибыли и завтра отправляются в Липецк, а сегодня повезу их в немецкий театр, на котором дают маленькую оперу «Der Schatzgraben». После спектакля иллюминация в саду, воксал и бал.

Иван Николаевич проехал на днях, а длинный Иван Кузьмич давно уже распоряжается на водах. Я выеду дней через десять в деревню, а оттуда вместе с своими в Липецк. Альбини сказывал, что определение мое последует непременно чрез месяц, а много недель чрез шесть. Эйнбродт хлопочет, и тесть его, почтенный гасконец Лабат, не дает ему покоя. Добрые люди! К 10-му будущего месяца пришли мне в Липецк одного Дурака, какого хочешь — для меня все равно, а за это вот тебе вчерашний анекдот.

Алябьев, поссорившись за картами с Яковлевым, вызвал его на дуэль. «А на чем ты хочешь драться?» — спросил последний. «Разумеется, на саблях», — отвечал Алябьев. — «Не могу». — «Почему же не можешь? Я обижен и имею право назначать оружие». — «Воля твоя, не могу». — «Ну так на шпагах». — «О, ни за что не могу! Я наследовал от короля Иакова I, от имени которого фамилия моя происходит, врожденную антипатию к обнаженному оружию и не могу смотреть на него». Все засмеялись, Алябьев также, и шампанское примирило противников.

18 мая, пятница

Вот последнее мое донесение и последние сплетни из Москвы. Не хотелось и пера брать в руки, а пришло время ложиться спать, так и потянуло к конторке написать тебе несколько строк.

Альбини сказывали, что в Петербурге только и разговоров что о войне, и думают, что фельдмаршал граф Камен-

Стр. 213

скиЙ будет начальствовать войсками. В петербургском обществе господствует самый воинственный дух и явное нерасположение к французам. Это заметно, кажется, еще более здесь. Те охотники до новостей, которые не разъехались еще по деревням, бегают, рыщут и толкуют о каком-то проекте для составления многочисленной армии. Я слышал, что все отставные генералы и офицеры, бывшие некогда в походах и сражениях, будут приглашены вступить опять в службу. И.И.Дмитриев утверждает, что государь не допустит Россию до унижения и во что бы то ни стало начнет новую борьбу с Наполеоном, но, впрочем, говорит: «Заботиться не о чем: нужна только доверенность к правительству».

Он советовал мне заняться в деревне чем-нибудь серьезным. Я сам давно об этом думал и решился приступить к сочинению трагедии. Сюжет у меня есть: из истории древних персов. Имя героя громкое — «Артабан». Иной насмешник превратит его в барабан, но к этому готовиться должно, и насмешек не избежишь. Впрочем, надобно точно написать что-нибудь путное, чтоб было с чем приехать в Петербург. Рекомендательных писем у меня будет немного, и те, которые на них вызывались прежде, вероятно, откажутся, когда придется приняться за перо. Но пусть будет что будет: во всяком случае, лучше надеяться на себя. Петр Иванович радуется моей решимости и уверяет, что трагедия выйдет превосходная. Добрая душа! Он не может привыкнуть к мысли, что мы скоро расстанемся, и в случае, если б я должен был ехать в Петербург один, то непременно хочет проводить меня и пожить со мною хотя недельку в новом городе.

Был в Иславском у И.ПАрхарова: веселый приют! Что за добрейшее семейство! Радушно, приветливо, ласково, а о гостеприимстве нечего и толковать. Кокошкин снаряжает у них домашний спектакль — драму «Ненависть к людям и раскаяние» и сам играть будет Мейнау. Предлагали мне роль простяка Петрушки, да мне не до того; речь идет о подмостках другого рода. Славное село подмосковное Ис-лавское! Во-первых, на реке, сад боярский, аллеи с трех концов, оранжереи и пропасть разных затей. Иван Петрович обещал мне дать несколько рекомендательных писем к

Стр. 214

некоторым петербургским своим знакомым: надеюсь, что они не будут заключать в себе такой же рекомендации, какою снабдил он одного своего соседа. Вот она:

«Любезный друг, Петр Степанович! Доброго соседа моего И.А.А. сын Николай отправляется для определения в статскую службу. Он большой простофиля и худо учился, а потому и нужно ему покровительство. Удиви милость свою, любезный друг, на моем дураке, запиши его в свою канцелярию и, при случае, не оставь наградить чинком или двумя, если захочешь, — мы за это не рассердимся. Жалованья ему полагать не должно, потому что он его не стоит, да и отец его богат, а будет и еще богаче, потому что живет свиньей».

Вследствие этой рекомендации юноша был определен и в течение трех лет получил три чина.

23 мая, среда

О высылке Дурака я к тебе писал, но совсем забыл упомянуть о ружье: снабди меня своим широкодульным стар-бусом.

«В продолжение шести недель мы виделись с Дарьею Егоровною ежедневно, — говорил Граве, — вместе играли, резвились, шутили, болтали всякий вздор, а я ни разу не заметил, чтоб она когда-нибудь покраснела». — «И не мудрено, — отвечал старик Редкий, — она до сих пор едва ли знает, когда ей краснеть должно».

Сказано умно и справедливо: для невинной души все невинно.

Завтра выезжаю, и к сожалению, один. Прошлогодние товарищи мои сбились с толку: Литхенс публиковал свой отъезд в чужие края, да я уверен, что он не поедет,

Потому что очарованИ к ногам ее прикован; —

а на Федора Павловича нашла страсть заниматься в своей экспедиции.

«Чем же занимаются у вас?» — спросил его Затрапезный. — «А ничего не делают или занимаются пустяками», — отвечал Граве, и это, кажется, сущая правда. Спасибо, что не умничает, подобно другим, которые, переписав какую-

Стр. 215

нибудь бумагу, думают, что они уже пределовые люди, на которых должно быть обращено внимание целой России.

29 мая, вторник, Тула

Тула городок — Москвы уголок. Это так же справедливо, как справедливы, большею частью, и все народные замечания и поговорки. Тула может точно назваться Замоскворечьем, по своим каменным зданиям, красивым улицам, по движению на них народа, по своей торговле и промышленности; один оружейный завод стоит иного города. Я ходил взглянуть на этот завод. Начальник его, генерал Чичерин, лайковый и приветливый, дал мне в проводники заводского пристава, Капитона Карловича Шуль-тена, который все показал мне в подробности и обстоятельно, старался меня вразумить в заводское производство. На заводе встретил и директора П.Г.Цвиленева. Он, между прочим, сказывал, что мастеровые, работающие на этом заводе, составляют какую-то особенную касту, так что всякого из них всегда отличить можно от других мастеровых по ухваткам, походке и по образу изъяснения. Цви-ленев утверждал, что тульские оружейники отличаются неимоверною бойкостью в поведении и смышленостью в своем деле, необыкновенно понятливы и переимчивы: им стоит один раз только взглянуть на какую бы то ни было вещь, чтоб ее сделать, но зато с ними надобно уметь ладить и держать ухо востро, иначе тотчас сядут тебе на голову. «Конечно, — присовокупил Цвиленев, — они не дошли еще до степени плутовства вошанских ямщиков, однако ж есть из них такие, которые, как говорится, в одно ухо влезут, а в другое вылезут, так что и не услышишь; так поэтому не даром один проезжий, выведенный, видно, из терпения медлительною починкою своего экипажа и вынужденною за нее огромною платою, написал на стене общественного трактира, где я останавливался, следующие вирши:

О вы, мастеровые Тулы!Вы настоящие акулы:Мне с вами времени и денег лишь изъян.Все молодцы вы на посулы,А только смотрите в карман.

В.Б.

Стр. 216

Желал бы я знать, что этот «В.Б.», и подозреваю близкого соседа.

Некоторые купцы, давно знакомые с нашим домом, приглашали меня к себе, и между прочим, знаменитый некогда торговец лошадьми и поставщик их ко двору, старик Гаврила Рожков, которого я посетил с удовольствием, пил у него чай и пуншевал с ним; «в благодарность за компанию», как он выразился, «и в воспоминание моего детства» подарил он мне прекрасную старинную голландскую картину, изображающую конный завод, и заставил старшего сына Ивана тряхнуть стариной, то есть спеть несколько русских песен. Этот сын его, Иван, проживавший прежде по торговле своей в Петербурге, был славен в свое время прекрасным голосом. Он до такой степени был мастер петь русские песни, что вошел в пословицу: «поет, как Рожков», говорили про певца, которого похвалить хотели. По этому случаю многие знатные особы приглашали его на афинейские вечера; он бывал еженедельно у князя Безбородко или у приятельницы его, которая после выдана была за статского советника Ефремова.

Но дар песен был только второстепенным качеством Рожкова, а главным были необыкновенные удальство и смелость, которые доставили ему покровительство тогдашних знаменитых гуляк, графа В.А.Зубова и Л.Д.Измайлова. Они держали за него известный огромный заклад, в тысячу рублей, состоящий в том, что Рожков верхом на сибирском своем иноходце взъедет в четвертый этаж одного дома в Мещанской, к славной в то время прелестнице Танюше, — и Рожков не только взъехал к ней, но, выпив залпом бутылку шампанского, не слезая с лошади, тою же лестницею съехал обратно на улицу. Тысяча выигранных рублей были наградою Рожкову.

Бедный Иван Гаврилович не может забыть этого подвига и, несмотря на свои 45 лет и почти лысую голову, с таким энтузиазмом описывает прелести гостеприимной Аспазии, что невольно возбуждает в вас любопытство. «Девица рослая, — говорит он, — дородная, белая, румяная, что называется, кровь с молоком; глаза навыкате, так тебя съесть и хотят; а волосы, волосы чуть не до самых пят. Когда я взъехал к ней в фатеру, окружили меня гости, особ

Стр. 217

до десяти будет, да и кричат: "Браво, Рожков! Шампанского!" И вот ливрейный лакей подает мне на подносе налитую рюмку, но барышня сама схватила эту рюмку и выпила, не поморщась, примолвив: "Это за твое здоровье, а тебе подадут целую бутылку"».

Здешний губернатор Н.П.Иванов человек преобходительный, и его очень любят, а прокурор Василий Петрович Гурьев человек чрезвычайно светский и большой остряк. У него жена красавица, очень образованна и, кажется, большая кокетка. Генерал Чичерин признанный ее чичисбей. Мне случалось обедать с ними у губернского предводителя князя Петра Сергеевича Вадбольского, тестя Александра Матвеевича Муромцева, содержателя нынешней в Москве немецкой труппы: предобрый и прекрасный человек, очень сожалеет, что зять его взялся не за свое дело.

4 июня, понедельник, село Ивановское Сижу себе на балконе да почитываю рассуждение Шлецера «О причинах беспрерывно возрастающей в России дороговизны на произведения сельского хозяйства и о средствах к ограничению возвышения на них ценности». Вот, думаю, если б я прочитал это рассуждение до покупки своих винных запасов, то не спрашивал бы, отчего русское вино возвысилось в цене наравне с французским. Причины, изложенные профессором, по-моему, основательны, но справедливы ли предлагаемые способы к отвращению возвышения цен на наши продукты — этого решить не умею.

Я слышал, что министр коммерции граф Румянцев не того мнения, чтоб изыскивать средства к уменьшению ценности на произведения сельского хозяйства, а, напротив, радуется, если цены на них возвышаются, потому что тогда, говорит он, оплачивается труд сельского хозяина, помещика или крестьянина — все равно, а сверх того, возвышается и цена на земли. П.С.Молчанов отзывается о графе Румянцеве как о необыкновенно умном и просвещенном человеке и, сверх того, настоящем патриоте.

У нас дым коромыслом от сборов в Липецк. Один обоз отправили, другой отправляется завтра, а сами выедем 8-го или 9-го числа. Если б не совестно было оставить домашних, я бы полетел сейчас.

Стр. 218

Есть у нас соседка Пелагея Петровна Владыгина, мать моего соученика, который отличался в пансионе талантом рисования. Она из крепостных девок, но такая хозяйка, каких не скоро встретить можно. Доходы получает огромные, а между тем крестьяне в наилучшем положении, и сама живет барынею, не скряжничая. Я удивился, когда взглянул на ее хозяйство; при мне загоняли птицу: веренице гусей нет конца, уток стада, а индеек и кур, право, столько же, сколько на гумне воробьев. Есть у ней про доброго гостя и бутылка хорошего вина, и московское пивцо, и домашнее шампанское из смородины — словом, все есть в лучшем виде, а едва ли она знает грамоте. Мне приходит иногда в голову: на что же эта грамота?

14 июня, четверг, Липецк

Как ни хотелось скорее быть в Липецке, но я въехал в него с каким-то стеснением сердца. Мы остановились по-прежнему в доме Вишневских, и я попрежнему занял ту же прошлогоднюю свою камору, только на этот раз один и не так уже радостен:

Нет ни Литхенса, ни Граве, Да и сам я весь не свой: Все мечтается о славе, Путь к бессмертью предо мной. Голова моя в тумане; Мысль одна: об «Артабане».

Кроме шуток, я желал бы написать что-нибудь путное, но едва ли удастся, потому что предвижу развлечения беспрерывные. Впрочем, увидим: труд не пойдет на лад, так мы его и бросим.

Ежедневное наше общество составляют И.Н.Новосильцев с неотлучным своим Иваном Кузьмичом, который так же комплиментирует по-прошлогоднему; Ф.Ф.Керн, один из героев прагского штурма; прекрасный человек, умный оригинал, с сократовской физиономией М.К.Редкин, Иван Егорович Штейн, И.НЛодыгин и Альбини. Домашние мои утром ездят к водам, но я не езжу, зато вечером являюсь в галерею на отдых от борьбы с персидским моим пострелом и на болтовню с милыми знакомками.

Стр. 219

20 июня, среда

Мы только что возвратились с Штейном с охоты. Трое суток прорыскали в поле верст за 20 от Липецка за крупною полевою дичью: стрепетами, драхвами, дикими гусями и журавлями. Брали с собою больших ястребов, которые чрезвычайно нас тешили. Привезли всякой птицы чуть не целый воз — словом, веселились напропалую.

А между тем и «Артабан» мой помаленьку подвигается вперед. Остов готов, надобно облекать его в тело и кожу. И с этим надеюсь сладить, но буду ли уметь вдохнуть в него душу — это дело другое.

Приехавший губернатор Д.Р.Кошелев получил известия из Петербурга, что там все продолжают толковать о войне и что приготовления к ней делаются в огромных размерах. Ему дают чувствовать, чтоб он был деятельнее и на всякий случай предупредил помещиков своей губернии, от которых, вероятно, потребуются, по важности случая, многие пожертвования. Все это не новость, потому что и в Москве только о том и толку, и все желают войны, но жаль одного, что Москва, кажется, лишится доброго своего начальника, который решительно просит увольнения. Если это случится, то последуют и другие перемены во властях, которые для нее чувствительны быть могут.

25 июня, понедельник

Губернатору дан был в галерее великолепный обед по подписке. Общий угодник Приори распоряжался мастерски, и ни в чем не было недостатка. Мы заплатили по 5 рублей с персоны и проводили почетного гостя с честью. Он поехал в Лебедянский уезд осматривать деревню, которую купить намерен, сельцо Кузьминку, принадлежащее Петру Петровичу Бибикову; оно будет продано с аукциона за долги. Имение устроенное и отличное во всех отношениях. Я бывал в Кузьминке еще в детстве и помню прекрасное ее местоположение и барский дом.

Жцу не дождусь своего определения в службу. Альбини утверждает, что непременно все скоро сделается и чтоб я не тревожился, но, зная, что «на свете пробуют разное, но не всякому удается», не могу не тревожиться. Хорошо, что

Стр. 220

есть еще добрые люди, которые пекутся обо мне, как родные, и почитают великим счастием, что еду в Петербург не один, а с Альбини, и что есть уже у меня там знакомое семейство старика Лабата, а то, пожалуй, пришлось бы сказать вместе с Бородулиным:

Приехал в город новый: Ну, точно лес сосновый, И запах неприятный. Какой народ невнятный!

Я встретил старика Созонова, который коротко был знаком с преосвященным Тихоном задонским. Он много рассказывал о подвигах святителя, о его трудах, смирении, кротости и милосердии. Созонов говорил, что преосвященный был простосердечен как дитя и что он не допускал мысли, чтоб кто-нибудь мог обмануть его или солгать перед ним. Живя в Задонске на покое, он не имел никаких доходов и был беден, однако ж никто из нищей просящей братии не отходил от него, не получив чего-нибудь: если не имел денег, то давал просвиру, ломоть хлеба, лоскут холстины или сукна, а однажды зимою отдал одному юродивому свое полукафтанье, чтоб сколько-нибудь согреть бедняка. Преосвященный Симон рязанский был другом Тихона и нередко снабжал его многими вещами для раздачи бедным. Таков подобаше нам архиерей!

30 июня, суббота

Вот пример дружбы в прежнее время. В 1771 г. двадцатитрехлетний майор красавец Александров женился по любви и Тфотив воли родителей своих на дочери небогатого помещика Чурикова. Молодые супруги жили счастливо целый год, то есть до тех пор, покамест было чем жить; но небольшие средства их скоро истощились; наступило время жестокой нужды, тяжких забот и лишений всякого рода; а между тем Бог даровал им дочь, и недостаток в потребностях жизни стал еще ощутительнее. Горе овладело юною четою, а от сильного горя до тяжкой болезни — один шаг. Молодая женщина занемогла, муж не знал, что делать, писал к отцу и матери, умолял их о пособии, но письма оставались без ответа. К кому прибегнуть и на что решиться в такой крайности? Вступить опять в службу — не было

Стр. 221

случая, да и мог ли служить он, вовсе не зная службы? Чины получал он, живучи дома: будучи еще в пеленках, записан сержантом гвардии в Преображенский полк, лет через восьмнадцать произведен в прапорщики и тотчас выпущен в армию капитаном, а через год уволен от службы с чином секунд-майора. Делать он ничего не умел, а женитьба против воли родителей лишила его уважения и всякого доверия в целой губернии — словом, положение Александрова было безвыходное и ужасное.

Но вот бывший школьный его товарищ и друг Нетуна-хин, служивший в Петербурге в генерал-прокурорской канцелярии и очень любимый начальством за свою грамотность, расторопность по службе и незазорное поведение, узнав о бедственном состоянии Александрова, выпросил себе кратковременный отпуск и отправился в Тамбовскую губернию навестить своего друга. Он нашел его в отчаянии, а жену — изнемогавшую от изнурительной болезни. «Милые друзья мои, — сказал он им, — не время рассуждать нам о причинах бедственного вашего положения: прошедшее невозвратимо, но вспомните, что отчаяние — смертный грех и что у Бога милости много! Вот несколько сотен рублей, скопленных мною на деятельной службе. Ты, Петр, начни с того, чтоб поскорее добыть все нужное для больной жены твоей и бедной малютки: эти хлопоты тебя рассеят. А вы, сударыня, вместо того, чтоб день и ночь крушиться и плакать, займитесь, хотя через силу, маленьким хозяйством нашим: устройте так, чтоб мы в свое время пили чай, обедали и ужинали, а там, недельки через две, когда Бог порадует меня вашим спокойствием, я предложу вам средство избавиться навсегда от зависимости нужд и всех скорбей, которые неразлучны с ними. Итак, за дело! Что было, то прошло, что будет — увидим!»

Сказано — сделано. На деньги, данные Нетунахиным, муж исправил все домашние потребы, а жена слегка озаботилась хозяйством. Прошло несколько дней — и надежда оживила увядшие лица молодой четы: она стала спокойнее. Время проходило в дружеских беседах; когда иссякли разговоры о прошедшем, стали толковать о будущем и делали разные предположения. Муж хотел идти в управители к какому-нибудь богатому помещику другой губернии, не

Стр. 222

имея ни малейшего понятия о сельском хозяйстве. Жена его советовала лучше искать какой-нибудь губернской должности. Нетунахин молчал и давал волю их предположениям, а между тем тайно написал письмо к родителям Александрова, в котором, изложив все бедственное положение их сына, заключил тем, что хотя между родителями и детьми может быть судьею один только Бог, но что он, руководимый человеколюбием, принял на себя обязанность ходатайствовать перед ними за провинившегося сына, что всякому гневу есть предел и что в этом отношении не худо вспомнить выражение священного писания, которым обещается суд без милости несотворшему милости. В ожидании же ответа на свое письмо он продолжал жить с друзьями своими по-прежнему и скоро имел несказанное удовольствие замечать иногда улыбку на лицах молодых страдальцев и решительное, хотя и постепенное возвращение здоровья молодой женщины.

Наконец ожидаемый ответ получен. Старики Александровы решительно объявили, что они не хотят слышать об ослушном сыне и что он может почитать себя счастливым, если дотоле они не предали его проклятию за неблагодарность и ослушание. Такая жестокость очень огорчила Нету-нахина, но он скрыл огорчение от друзей своих и на другой же день за чаем объявил им, что он составил план будущей их жизни: что они должны ехать с ним вместе в Петербург, где он найдет им занятие, и хотя для майорского чина нелегко найти соответственную должность, но что он надеется чрез своих покровителей уладить все к лучшему, а до тех пор они будут жить с ним вместе. Ахнули бедные супруги от такого решения их друга! Ехать в Петербург! Но как, с чем и зачем? «Это не ваше дело, мои милые, — возразил Нетунахин, — тот, кто внушил мне мысль приехать сюда к вам, внушит мне и средства устроить вас. В Петербурге или в Америке — все равно, только я твердо верю, что добрые намерения не остаются без исполнения. Будьте покойны и сбирайтесь в дорогу».

Сборы были непродолжительны: старый чемодан с платьем, небольшой ларец с бельем и узел с дорожными припасами составляли весь скарб семейства эмигрантов. Они отправились в простой ямской повозке. Мать, с дочерью

Стр. 223

на руках, сидела внутри, а молодые люди расположились по облучкам. Так ехали они всю дорогу до Петербурга, в который прибыли после пятинедельного путешествия.

Первым делом Нетунахина по возвращении в Петербург было явиться к своему начальнику и откровенно объяснить ему несчастное положение своего друга. «А что же он думает делать?» — спросил его начальник. «Искать какой-нибудь должности», — отвечал Нетунахин. «Должности? Но человека в его чине, который нигде не служил, куда определить можно?» Нетунахин молчал. «Если б он по крайней мере был мало-мальски расторопен, то конечно нашлась бы ему должность, но, сколько я из слов твоих понять мог, он едва ли на что другое способен, как только обниматься с женою, и потому я едва ли буду уметь придумать, куда и как приютить его». Нетунахин молчал. «Разве в директоры экономии, если он человек честный?» Нетунахин все молчал. «А ручаешься ли ты за его честность?» — «О! Что касается честности, — подхватил Нетунахин, — то я за него ручаюсь, как сам за себя». — «Ну, хорошо, ступай с Богом и прикажи своему приятелю читать все узаконения и постановления, касающиеся должности директора экономии. После увидим».

Словом, Александров вскоре был определен в должность директора экономии, которую, при содействии Нетунахина, исправлял семь лет в Тамбовской губернии, к полному удовольствию начальства. Успехи его по службе обратили к нему сердца престарелых его родителей, которые не только простили его, но и отдали ему все принадлежащее им имение. Он вышел в отставку, а чтоб не сидеть поджавши руки, вошел в откупа, разбогател, нажил в короткое время огромное состояние, из которого половину отдал своему другу, который, служа верой и правдой, с бескорыстием примерным, достиг до звания сенатора, но, в заботах о чужих делах, забыл собственные свои и ровно имел столько, чтобы не умереть с голоду. Спишу тебе копию с дарственной записи, подаренную мне стариком М.К.Редкиным, который коротко знал обоих друзей и рассказывал мне их историю.

Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику.
Текст приводится по источнику: Жихарев СП. Записки современника. — М: Захаров, 2004.— 560 с. — (Серия «Биографии и мемуары»).
© Игорь Захаров, издатель, 2Стр. 002
© Оцифровка и вычитка – Константин Дегтярев ([email protected])