|
Семен Яковлевич Унковский Записки моряка. 1803 — 1819 гг.
1803-1808 гг. Служба волонтером в английском флоте. Участие в морских сражениях с французами и испанцами. Пребывание в плену во Франции. Возвращение в Россию после Тильзитского мира. Командировка в Свеаборг. Участие в морском сражении со шведами в Юнгферзунде Родился в 1788 году, марта 12-го, Новгородской губернии, Тихвинского уезда, сельца Абатурова. На 10-м году от роду лишился отца [Якова Васильевича Унковского]. В 1800-м году, февраля 17-го, поступил в Морской кадетский корпус [1]; был в 3-й роте, а потом в 1801-м году — в 2-й роте вместе с двумя своими братьями, из коих первый был ундер-офицер. В 1801 г. брат Иван вышел из корпуса, в 1801 г. брат Василий умер. 17 апреля 1803 г. пожалован в гардемарины и написан на корабль «Москву», под командой капитана 2-го ранга Гетца. В оном же году назначен был волонтиром в Англию [2]. В сентябре месяце, б-го числа снялись с якоря с кронштадтского рейда на купеческом корабле — «Маркизе оф Вансдо-ве», — шкипер Robert Atkinson [Роберт Аткинзон], вместе с 12-ю своими товарищами гардемаринами, коих имена следующие: Дохтуров, Поздеев*, Чихачев, Ратков, Башмаков, Коробка, Лазарев, Колокольцов, Кригер, Куломзин, [Артемий] Сембелин и при мичмане Александре Бутакове. Вступили под паруса в 2 часа пополудни, в провожании многими русскими. Когда паруса наполнились, то с пристани прокричали три раза «Ура!!!», на которое мы отвечали. Ветр и погода нам благоприятствовали, на другой [день] — ветры переменные. 8-го числа прошли Гогланд по южную оконечность, 9-го числа в 3 часа пополудни прошли Ревель на траверзе. 14-го числа прибыли на вид деревни Драки, что неподалеку от Копенгагена, погода весьма тихая. Приехал лоцман для провода на Гельзинорский рейд. 16-го числа прибыли на оной рейд, где стояло около 150 купеческих судов, при- * Оный зарезался на фрегате в Англии. — Примеч. автора Стр. 36 шедших из разных портов Балтийского моря. В Гелзиноре мы все были на берегу и провели два дня довольно приятно. Конвоиром всех купеческих судов был английской шлю-повар «Юнона». Как судно, на котором мы сидели пассажирами, было самое большое и своей конструкцией походило на военной фрегат, а потому и препоручена половина сего конвоя в ведомство нашего шкипера. 19-го числа снялись с якоря и отправились в путь по курсу норд-норд-вест (NNW). На другой день вышли из Зунда в Категат. Прочие суда, по крепости ветра, спустились все в Винго-Зунд, а наш шкипер, надеясь на свое судно и ожидая перемены ветра, продолжал свое плавание к Скагену. Ветр сделался весьма свежей от зюд-веста (SW), и мы принуждены лежать в дрейфе под ундер зейлем (нижними парусами); качка была чрезвычайная, так что одну из шка-нишных пушек выкинуло за борт. 22-го числа, по утру пред рассветом, увидели берега под ветром, что объяло всех в ужас. По счислению мы от них находились в 24 итал [ьянских] милях. Будучи лишены всей надежды к спасению, спустили прямо к берегам, и когда совершенно осияло дневным светом, уже мы находились среди банок, по которым оплескивали ужасные буруны. По обе стороны видны были два судна, терпящие кораблекрушение, от коих обломки с треском отлетали. Впереди видны были возвышенные скалы норвежских берегов. Мы все держали к берегам; матросы были расставлены по местам и всякий ожидал последнего удара. Добрый англичанин, наш шкипер, жалел и оплакивал участь нашу, о себе же ни мало не тужил и был ко всему готов. Наконец, приближаемся к ужасным утесам берегов. Волнение между банками уменьшилось, но опасность наша увеличилась. Смотря на крутизны берегов, каждый из нас видел последний час жизни, — но надежда ободряет, и милосердый бог посылает спасителей, — три лодки показались из утесов, на коих были норвежские рыбаки — махали, чтоб держали к ним. Мы тотчас переменили курс. Рыбаки пристали к судну и приняли управление судна на себя; они уверяли, если мы еще продержались 5 минут прежним своим курсом, то были бы на подводных каменьях. Прибытием наших спасителей мы были снова оживлены и вскоре взошли в узкий Стр. 37 проход между утесами берегов. Пройдя более 13 верст, стали на якорь совершенно прикрыты высоким берегом, где вода всегда почти не волнуется. Жители удивлялись нашему счастливому спасению, они сказывали, что никто не помнит, чтобы такое большое судно было здесь. Здесь, посреди каменистых гор, жили два барона — владельцы сего места, которые оказывали все услуги и ласковые угощения. Вскоре узнали мы, что вышеупомянутые два разбитые судна — одно было американское с сахаром, а другое гамбургское — с пенькой и железом, и с обеих спаслось только б человек. В оном месте пробыли мы 13 дней и провели время довольно весело, забыв все прежние опасности. Ветр сделался попутный от норд-оста (NO) и мы, отблагодарив добрых владельцев, вступили под паруса. На другой день при рассвете соединились с конвоем, который в одно время вышел из Винго-Зунда. Все считали нас погибшими и, увидев нас среди конвою, всякой поздравлял с счастливым опасением. Когда находились мы близ берегов Великобритании, ветр сделался противный от SSW-та. Мы отделились от конвою и лавировали к Витби. Через две недели находились в виду мыса Скарборро-гейд; провизия наша кончалась, то и просили мы своего шкипера, чтоб высадить нас на берег, на что он с удовольствием согласился. Сигнал был сделан: «требую лоцманов», которые вскоре приехали, и мы сели на их лодки, простясь со своим добрым шкипером, поехали на берег. Ветр был свежий с дождем, и мы все перемокли. Высажены мы были на ближайший берег Фламбаро-гейд, пришли в деревню того же названия, где высушили все свое платье. Александр Николаевич Бутаков — один, который говорил по-английски и старался все сделать для нашего спокойствия. Англичане принимали нас очень ласково, и мы радовались, будучи спокойны, в удовольствии. Кареты были для нас готовы, мы сели и поехали. К вечеру прибыли в город Барлингтон, остановились в трактире. Городничий и другие английские офицеры посещали нас вечеру. Здесь мы ночевали; по утру сели в кареты и продолжали свой вояж, прибыли в Линкольн. В продолжение сего времени ничего замечательного с нами не случилось. Через несколько дней прибыли в Гулл, пространный и весь- Стр. 38 ма торговый город при устье реки Гумбер, с хорошею гаванью для купеческих судов. Посреди города рынок и площадь, на которой воздвигнут монумент в честь Вильгельма III, короля английского. Здесь мы пробыли 2 дня, были в театре. Отсюда отправились через реку в местечко Бартон, наняли почтовые кареты и отправились в путь. Проезжая местечко Петерборо, остановились в трактире обедать. В самое то время вбегает к нам старуха и ругала нас поносными словами, считая за французов [3]. Но когда объявили ей, что мы русские, то она, просила прощения, рассказывая причину ее ненависти к французам: оной старухи сын был в плену у французов, с которым поступлено было бесчеловечно. В продолжение нашего путешествия почтенные великобританцы показывали всевозможные ласки и услуги. Через несколько времени увидели мы великолепные здания Лондона. 1 ноября был день нашего прибытия в столицу Великобритании. Остановились мы в Готель of Spring garden (весенний сад). Через 2 часа по прибытии приехал наш консул Самуил Самуилович Грейг, которому поручено было от правительства нас принять. Он отвел для нас дом в Голден-сквере, где мы в бытность нашу в Лондоне имели пребывание. В Лондоне есть наша церковь, и священник Смирнов отправляет богослужение. Время было весьма коротко для любопытства примечательных зданий и редкостей, однако мы приложили все старания высмотреть некоторые из знаменитых. Во-первых, посетили мы аббатство [4] В оном аббатстве хранятся тела английских государей и великих мужей, кои были полезны отечеству. В честь оным воздвигнуты памятники с надписью, из коих мне больше всех понравился памятник генералу Вольфу — изображает смерть его. Потом были в церкви св. Павла [5], которой правильность строения удивляет свет. Были в арсенале и зверинце. 14 ноября отправились в Портсмут, будучи экипированы формою английских мичманов. На другой день прибыли в оной порт, который считается лучшим в Англии. Того ж числа были представлены к главному командиру, от которого последовало расписание по кораблям. Я был назначен на фрегат Стр. 39 «L'Egyptienne», который тогда вооружался в гавани. Я поступил на оный, не зная ни слова по английски, но разговор мой был с ними по лексикону. Капитан фрегата был Honor [able] Charles Elphinston Fleming*, человек весьма благородных качеств и доброй мореходец; офицеры все также достойны звания англичан. Поход нам назначен был в Остындию для привода и конвоирования остындских кораблей. 20 декабря, оставя мыс Лизард, с благополучным ветром пустились в назначенной нам путь. В продолжении двухмесячного плавания прибыли мы на экватор и, к величайшему моему удивлению, увидел я странный обряд англичан при вступлении на сей пояс земного шара. Обряд англичан, проходя через экватор. Убирают паруса и ложатся в дрейф для встреч Нептуна, что бывает следующим образом. Один из старых матросов, который уж бывал при сей церемонии, с другим ему равным, наряжаются — один в виде Нептуна, а другой Амфитриды, жены его; садятся на приготовленную на баке разрезанную бочку, служащую мнимым богам вместо колесницы, запряженную шестью матросами, раскрашенными разными красками, при коих два фельдшера — один с бритвою из железного обруча, сделанною, а другой имеет ведро смолы вместо мыла. Со всею оной свитой, Нептун со своею женою, сидя на колеснице окликает: Нептун — на корабле: Tahhow!** Капитан: Tahhow! Нептун: Какой корабль? Капитан: L'Egyptienne. Нептун: Кто капитан? Капитан: Fleming. Нептун: Откуда? Капитан: Из Англии. Нептун: Здоров ли капитан Fleming? Капитан: Благодарю тебя, здоров, прошу посетить. * Его благородие Чарльз Эльфинстон Флеминг. ** «Halloo» — см. описание этого обряда у В.М. Головнина «Путешествие шлюпа Диана». Стр. 40 Служба в английском флоте Тогда Нептуна везут на шканцы. Он, подъехав к капитану, здоровается снова, рекомендуя свою жену, не выходя из колесницы. Капитан подносит гроку [грогу], Нептун пьет и спрашивает список небывалых через экватор. Получив список, идет на низ и по списку сбирает к налитой водою катке, каждого сажая, приказывает фельдшеру мазать вышесказанным мылом и бритвой; потом купают в оной катке, после один другого все обливают и марают, что продолжалось до 11 часов. Таким образом, оконча церемониальный прием Нептуна, поставили все возможные паруса, направя свой курс [к] юго-западу. 24 марта прибыли в Рио Жанерио, — владение португальской королевы [6], где и остановились на якоре близ города св. Сабастияна. Город св. Сабастиян лежит в Южной Америке. Довольно порядочный город с небольшою гаванью при реке Рио Жанерио изобилует сахаром, какао, лимонами, ананасами, бенаной [бананами] и проч., также съестные припасы в большом изобилии. Налившись водою и запасшись провизией, 2 апреля снялись с якоря, направив путь к назначенному нам пути; ветр был крепкий от SW-та, мы имели свой курс на SSO. По продолжении плавания нашего 4-х недель, прибыли мы на меридиан мыса Доброй Надежды (будучи в широте 44° зюд, а долготе 13° ост). Ветр начал усиливаться и, наконец, сделался шторм. Волнение было ужасное, мы спустя брам-стеньги на низ, лежали в дрейфе под нижними стакселями. От чрезвычайной качки оказалась в фрегате течь. Команда беспрестанно откачивала воду всеми помпами, плотники и конопатчики заняты все своими работами. Наконец, помпы уже не могли убавлять воды, то отливали ведрами и через несколько часов надо было бы ожидать гибели, но бог, видя погибающих, и провидение спасает. Три дня продолжавшаяся погода стихает, и ярость волн укротилась, тогда фрегат опять исправили от чрезвычайной течи. Повреждение в фрегате: фор-штевень своротило, бушприт треснул и несколько блоков переломалось, потому мы и не могли продолжать нам назначенного плавания, а спустились к острову св. Елены. Стр. 41 7 мая прибыли на рейд св. Елены, остановились на якоре по северную оконечность противу города St. James, [Сан-Джемс] , на другой день приступили к разоружению фрегата и починкам оного. Остров сей населен англичанами, принадлежит Остындской компании [7], где имеет складку товарам и наливаются водою, идучи из Индии и обратно в Индию. Укреплен со всех сторон ужасными природой сооруженными батареями. Губернатор оного острова полковник Патон, родом шотландец, весьма гостеприимный человок, живет с семейством, которое составляли его две дочери. Он живет в 4 или 5 милях от города на высоком месте, совершенно окружен садами. В городе же живут одни купцы солдаты, все размещены по разным укреплениям. В городе есть театр, в котором наши офицеры играли для увеселения себя и публики. В скором времени фрегат наш был совсем исправлен и готов в море. 29 апреля прибыло на рейд Остындское судно, которое мы конвоировали до мыса Доброй Надежды. Июня 15-го возвратились назад. В бытность нашу здесь капитан с офицерами каждое воскресенье обедал у губернатора, а по понедельникам у нас на фрегате открывались балы, на которые приезжали все почетные семейства острова св. Елены и время протекало весьма весело. В июле месяце прибыл на рейд английский корабль «План-таженет», 74 пушечной, вскоре потом пришли на рейд 16 остындских кораблей, под конвоем «Albion»* и «Scepter»** — двух 74 пушечных кораблей. Командующий оным конвоем сдал конвой капитану корабля «Плантаженета», под начальством коего и мы находились. Июля 13-го конвой снялся с якоря, направив курс к северу, наш фрегат остался для встречи конвоя из Калкуты. Пришедшие корабли «Scepter» и «Albion», налившись водою, отправились в Остындию. Мы, простояв по 27-е число, снялись с якоря, не дождавшись конвоя, 30-го числа прибыли к острову св. Вознесения, где остановились на якоре, по северную оконечность оного. Жителей на оном [острове] совсем не имеется, в окружности около 27 итальянских] миль, растения никакого нет, а весь * Albion — Альбион, Англия. ** Sceptre — скипетр. Стр. 42 состоит из каменистых гор, по некоторым местам есть песок на 1,5 мили от берега. По описанию, остров сей ни что иное, как низвержение огнедышащей горы. Многие купеческие суда приходят к оному для ловли черепах, которые здесь весом бывают до 350 фунтов и более. Описание ловли черепах. В 8 часов вечера спустили шлюпки и съехали на остров, разделясь на четыре партии по 5 человек, взяв о собою несколько провизии и пошли в разные стороны по берегам острова. Время еще было рано, а потому легли отдохнуть в гнезде черепахи. В 12 часов встали; это время было когда черепахи выходят из воды на песок. Мы не отошли 50 шагов, как увидели ползущую черепаху. Мы бросились на нее и поворотили на спину — тогда она совершенно была без действа. Таким образом наши все партии наловили 14 черепах, в продолжении двух ночей. Пойманные на оном острове черепахи были доставлены на корабль. 3 августа снялись с якоря, 10 августа прошли экватор. В половине сентября прибыли на вид Озорских островов, остановились на якоре между Фаялом и Пиком, запаслись водою и прочими нужными вещами. Острова сей населены португальцами, изобилуют виноградом; делается вино под названием фаяльского. 19-го сентября вступили под паруса, 30-го прибыли на Портсмутский рейд и остановились на Спитгейде, тут всякий матрос смотрел с восхищением на берега своего отечества, радость изливалась на лице каждого, но мне оно было чуждо. На другой день взошли в гавань, разоружились, переменили поврежденный рангоут и через 2 недели готовы были к новому походу. Октября 16-го числа отправились с депешами к главному флоту Британского канала [8], около Бреста*. 18-го соединились с флотом под начальством адмирала Корнуэльса [9], отдали депеши на корабль «Ville de Paris» (110 пушек). Сигнал был сделан идти к Бресту и осмотреть положение неприятельского флота. В ту же минуту исполнение было принято, снялись с * Брест — город во Франции. Стр. 43 Часть I. 1803-1806 гг. дрейфу, поставив все паруса. Вечером остановились якоре, пройдя Black Rocks [«Черные скалы»] при входе в Брест, в виду французского флота. 21-го числа пополуночи мы снялись с якоря и на другой день присоединились опять к флоту. Адмирал Корнуэльс отправил нас к ферольскому флоту, где находилась эскадра под командою контр-адмирала Кокрена. 24-го числа явились в оную эскадру, стоящую в Приоркском заливе, из 7 кораблей. В Фероле находилось 7 французских и 10 испанских кораблей. В скором времени испанцы начали делать препятствия англичанам и когда съезжали на берег зачем-либо, то стреляли из ружей и не стали отпускать свежей провизии, что понудило адмирала выступить из залива. 28-го числа, будучи под парусами, сломалась у нас фока рея, которая чрез ... дня была сделана из стеньги корабля Мальты и одной половины сломленой реи. Ноября 25-го отправились в Лиссабон, имея у себя лорда Dundas. Декабря 3-го прибыли в Лиссабон, главный город Португалии. Остановились на якорь вне бара и наложен был карантин, который продолжался 4 дня, а потом снялись с якоря и перешли за бар, остановясь на якоре у южного берега реки Таго против берега. Город Лиссабон стоит на реке Таго, одна часть его на покате горы, а другая — у подошвы. Снаружи весьма великолепен и имеет вид амфитеатра, но внутри оного весьма грязно — улицы узкие и дома очень высокие; португальцы по неопрятности своей часто выливают нечистоту из окон своих домов, а потому нижняя часть оного города подвержена разным зловониям. Вскоре получили известие через английского посла о разрыве Англии с Испанией [10], почему 20-го числа снялись с якоря и отправились в крейсерство к Канарским и Озорским островам для пересечения испанской коммерции из Южной Америки. 1805 года января 10-го прибыли на вид острова Мадеры. 11-го числа остановились на якорь поблизости города. 16 января прибыли остындские корабли под конвоем фрегата «Эс-меральда». На другой день показались на горизонте 5 линейных кораблей. Считая оные за неприятельские и ожидая Стр. 44 неизбежного нападения, капитан решился вместе с остындскими судами* сняться с якоря, построясь в линию баталии, и ожидали нападения. Но по приближении чужих кораблей скоро узнали, что оные была английская эскадра под начальством контр-адмирала Кокрена, отправленная в погоню за французской эскадрой, вышедшей из Бреста. Контр-адмирал немедленно приказал нам принять на его эскадру быков и мадерского вина, а сам пошел к Канарским островам, где нам назначил рандеву**. На другой же день, забрав все назначенные припасы, и 19 января отправились к назначенному рандеву. Погода была ясная и горизонт чистый. Вскоре по отправлении увидели снегом покрытую вершину остр[о-ва] Тенарифа. 22-го числа прибыли между Канарских островов, но эскадры уже не было, а узнали о ней через попавшийся нам прусский галиот, что контр-адмирал Кокрен, ни мало не медля у сих островов, отправился к берегам Сан-Доминго, а потому мы и приняли свое крейсерство у оных островов, которые состоят из островов Тенерифа, Феро, Камора и Пальма. 29 января взяли в приз испанскую шхуну, которую отправили с мичманом Крокером в Англию. Отсюда имели крейсерство свое до островов св. Марии и св. Михаила. Февраля 16-го взяли в приз испанский купеческий брик из Гаваны, имеющий груз кофе, кошениль, сахар и говяжие кожи и 16 ящиков с золотом и серебром. Оный приз был оценен в 35 тысяч фунтов стерлингов. На нем отправился в Англию мичман Сандом. 2-го апреля прибыли к островам Азорским***. У острова Фаяла остановились на якорь, где, пробыв 2 дня, снялись при свежем зюд-вест ветре и направя курс к ост-норд-осту. 11-го числа прибыли в Британский канал на вид мыса Лизарда. 13-го прибыли в Портсмут, где переправили такелаж, и 27-го отправились в крейсерство Бискайского залива. * Остындские купеческие суда величиною своею равняются линейному кораблю. — Примеч. автора. ** Свидание (франц. Randez-vous). *** Азорские острова, от слова Azor — по-испански, ястреб. Стр. 45 Часть 1.1803-1806 гг. Проходя британский флот у Бреста, присоединены были к эскадре контр-адмирала Стерлинга, которому велено блокировать Рошефорт. 2 мая остановились на якорь между маяками при входе на Рошефордский рейд. Эскадра наша состояла из пяти линейных кораблей и одного фегата, а французская — из пяти кораблей, одного фрегата и двух бриков. Июня 7-го числа контр-адмирал Стерлинг получил депеши о возвращении соединенного французско-испанского флота из Америки и нашей эскадре приказано соединиться с эскадрой виц-адмирала Колдера, у Фероля. Немедленно мы были отправлены с депешами к вице-адмиралу Колдеру. 9-го числа прибыли к ферольской эскадре [11]. При повороте треснула у нас бизань-мачта под свирсарваном. Депеши тотчас были отправлены на ближайший корабль «Аякс» [«Ajax»], — а сами разрушив бизань-мачту, отпилили топ по трещину, а на другой день вооружили оную и были во всей готовности. Наша эскадра также соединилась, и эскадра вице-адмирала Колдера состояла из 15 линейных кораблей, 2 фрегатов, люгера и тендера. Июля 21-го числа корабль «Аякс», будучи реконгнистром на ветре, сделал сигнал, что видит чужие суда числом из 30-ти. Адмирал сделал сигнал приготовиться к бою, а нашему фрегату велено осмотреть чужие суда. Мы поставили все возможные паруса по направлению чужих судов. По прибытии на сигнальное расстояние увидели, что чужие суда есть 20 линейных неприятельских кораблей, 6 фрегатов, 2 брика, корвет и купеческое судно. Все оное дано было знать сигналом адмиралу, а мы легли в дрейф для обождания флота. Неприятельские корабли построились в линию баталии на левый галс бейдовинд, имея курс к норд-осту, английский флот построился в ордер похода двух колон. По приближении флотов сигнал был сделан нашему фрегату и фрегату «Сириусу» [«Sirius»] вести колоны флота. В 3 часа взяли по два рифа у марселей, будучи во всей готовности к сражению. Оба флота сближались контр-галсами в самом лучшем порядке. Неприятель удерживал ветр, имея грот и брамсели на гитовых, английский же флот под гротом и брамселями. Пройдя всю линию неприятеля, в половине 5-го часа, по сделанному от Стр. 46 адмирала сигналу построиться в линию баталии на левый галс, мы поворотили овер-штаг, а прочие корабли, последовательно, один за другим. Потом адмирал сделал сигнал сражаться с неприятелями в центре его линии. В 5 часов задние 6 неприятельских кораблей подняли испанские флаги, а прочие — французские и сражение началось. Погода была пасмурная, дым смешивался с туманом, часто заставляя терять одного другого из вида, но рапорт пушек определял места каждого, пальба с обеих сторон сделалась непрерывною. В 9 часов немного порасчистилось, и мы увидели, что 2 испанских корабля были совершенно сбиты, не могли держаться в своей линии. Английский корабль «Виндзор-Кастель» [«Windsor-Castle»]*, 98-пушечный, будучи окружен 5 неприятельскими кораблями, открыл огонь с обеих бортов и казался как будто бы в огне от проворных выстрелов. Но оной недолго находился в действии с превосходню силою. Вскоре «Малта» [«Malta»] 84-пу-шечная и «Тандерер» — 74-пушечный, соединением своим принудили неприятеля рассеяться. Между тем, два разбитых испанских корабля упали под ветр линии и мы скоро сделались овладателями сих двух. Фрегат «Сириус» принял в свое правление 80-пушечный «Илфарм», а мы — 74-пушечный «Сан-Рафаэль». Заклепав все пушки, спустились с оными под ветр линии. В три четверти 10-го часа кончилось сражение и по наступлении ночи, обе линии разошлись. В продолжение ночи мы занимались снятием пленных с неприятельского корабля. На рассвете мы имели оный на буксире, а фрегат «Сириус» — другой. Флоты же: английский был в ордере 2 колон, а соединенной неприятельской на ветре в 6 и 7 итальянских милях. На взятых в плен кораблях убитых было — на нашем 200 человек, а на другом — 190. Английские корабли совершенно были готовы к новому действию, кроме «Виндзор-Кастеля» — 98-пушечного, у которого повреждена была фок-мачта. Нам, фрегату «Сириусу» и кораблю «Виндзор-Кастлю» велено было отправиться в Англию с пленными кораблями. 30 июня прибыли в Плимут бла- * Замок Виндзор. Стр. 47 гополучно, пленные корабли отдали к порту, а сами начали переправлять такелаж, переменили бизань мачту и фока-рею. Августа 24-го вышли из Гамозу Плимутской гавани и остановились в Коденсбау. Спустя 2 дня снялись с якоря и отправились в крейсерство Бискайского залива. В продолжение двух месяцев взяли и истребили до 16-ти купеческих неприятельских судов. 28 октября взяли военный французский брик «UAction», 16-пушечный, который шел в Америку, но еще не успел выйти из Рошефорта, как был взят. Мы отправились с оным в Плимут, где отдали к порту и, высадя пленных, коих было 120 человек, опять отправились на прежнее крейсерство. 2 ноября пришли на вид Билбоа, увидели судно, вышедшее из Пассажев. Догнав оное, увидели, что оно было испанское и скоро сделались обладателями оного. По взятии оного оказалось, что капер «Паулина», вышедший из Пассажа и шел в Сан-Гавану, имея груз — писчую бумагу и сталь. Я послан был с 15 человеками матросов для отвода оного в Англию. 5 ноября, в 4 часа пополудни, оставил мыс Мачигаки на зюд-зюд-вест в 9 или 10 милях, поставил все возможные паруса, имея свой курс на норд-нрд-ост. В полночь был в 40 милях от мыса Мичигак; ветр был брамсельный. Я приказал первой вахте идти вниз, а вторая вахта оставалась наверху, под смотрением матроса Davis [Дэвиса], сам же я пошел в каюту и лег спать. На судне у меня было трое пленных испанцев. В каюте висел зажженый фонарь. Не успел я еще сомкнуть глаз, как услышал стук в каюте, и, когда открыл глаза, то фонарь был погашен. Через минуту услышал шороху тесаков. Ни мало не медля, вскочил на верх и первые меня встретили 2 пленных испанца, от робости были неподвижны. Я скоро заметил коварные замыслы их, кликнул вахтенных матросов, но они все пьяны и, как мертвые, лежали на палубе. Первая вахта скоро услышала шум и вскочила на верх. Я приказал взять фонарь. Посадив 2 испанцев под караул, спустился в каюту, где нашел третьего испанца, притворившегося спящим возле тесаков, которого я скоро разбудил, дав ему несколько ударов фухте-лями. По допросу скоро намерение их обнаружилось, что они хотели, напоив всех вахтенных матросов, а прочих всех пе- Стр. 48 ревязать и овладеть судном, но милосердный бог спас невинных и удержал руку коварных. Немедленно я привязал всех пленных к пушкам и продолжали свой путь. 8-го числа прибыл в Плимут, ошвартовались в Стон-1Ъус-Пулле возле двух прежде приведенных нашего же фрегата призов. Вскоре приехал смотритель карантина и наложили карантин. Потом приехал капитан Ли, смотритель над пленными. Я отнесся о пленных и о всем случившемся со мною. Через 10 дней капитан Флеминг приехал ко мне, объявив, что фрегат в Фалмуте, приказал мне и тут же бывшему мичману Сандому сдать призовые суда агенту, а самим с командами переправиться на нанятый нарочно для нас рыбацкий бот. Мы немедленно перебрались и 19 ноября прибыли на фрегат в Фалмуте. Отсюда пришло повеление отправиться в Торбай, где находился весь флот Британского канала. 24-го пришли в Торбай. Капитан получил повеление оставить фрегат и ехать в Портсмут, как член комиссии военного суда, производимого тогда над вице-адмиралом сир Робертом Колдером за то, что не напал на неприятельский флот после сражения 29 [22-го] июля [12].1-й лейтенант г-н Паско оставил фрегат по болезни, а потому 2-й лейтенант Гандфильд принял командование оным и немедленно отправился в прежнее крейсерство. 24 декабря, будучи у берегов Рошефорта, в 10-м часу, ветр свежий, марсельский от ост-норд-оста увидели чужое судно на зюд-вест, тотчас спустились и скоро узнали, что чужое судно был французский фрегат. В 2 часа пополудни подошли на расстояние ружейного выстрела и при поднятии флагов открыли огонь. Сражение скоро сделалось на пистолетный выстрел, а потом и сошлись вместе «борт о борт» — абардажи были готовы с обеих сторон, но опять разошлись. Вскоре появился английский фрегат «Луар», — капитан Метланд — и флаг уже французского фрегата не существовал. По взятии оного узнали, что это был фр [анцузскиий] фрегат «La Libra», 44-пушечный из Гарлема, что в Голландии. Капитан оного вручил шпагу нашему лейтенанту Гандфильду. 25-го отправились с новоприобретенным фрегатом в Англию. На пути еще взяли 2 голландских брика, из которых я Стр. 49 одного привел в Портсмут, а другой с фрегатом пришел в Плимут. 30 декабря из Портсмута я отправлен был на фрегат на брике «Станге». 12 января 1806 года прибыл на фрегат, который [имел] поврежденный в сражении рангсуат и такелаж. Капитан Honorable Charles Paget* назначен командовать фрегатом. Января 27-го снялись с якоря и отправились в крейсерство к м[ысу] Финистеру, где и имели свое плавание. 25 февраля были у берегов Мюразского залива, взяли испанское судно «Providence» брик, на котором оправился в Англию с 6 человеками матросов. Ветр был тихий от оста. 26-го ветр сделался брамсельный от норд-оста, я имел курс к норд-весту; ветр свежел ежедневно, что наконец я принужден был иметь только один нижние паруса и зарифленый грот-марсель. 7 марта пришел в широту 49°15' N, долготу 10°12' W, ветр тот же. Видел несколько судов в горизонте, многие терпели, по-видимому, бедствие от крепкого ветра. 11 марта ветр переменился к норд-вест-зюд-вест, мне благополучный (я имел курс к осту). В 6 часов пополуночи приказал осмотреть вокруг горизонта, между тем переменил изорванные после крепкого ветра паруса; посланный мною для осмотра матрос объявил мне, что видно судно за кормою и держит одинаковый курс с нами. Чужое судно вскоре видно было с палубы. По рассмотрении оного в трубу узнал, что это был одномачтовый военный катер. Я поставил все паруса. В 11 часов катер подошел на расстояние пушечного выстрела. Выпалив из пушки, поднял французский флаг, я поднял английский. Он, подойдя и сделав залп из ружей, и приказал мне лечь в дрейф, а сам, пройдя меня на ветре, и лег в дрейф под ветром у меня, спустя грот и ялик. Тогда я увидел, что я находился от него довольно на ветре, тотчас наполнил все паруса и привел бейдевинд, полагая уйти, но ничто не помогло, он скоро вторично сделался обладателем. Я, видя себя неизбежно в руках неприятеля, привел свое судно в опасное положение и тогда спустил флаг. Когда французы приехали на мое судно, тотчас отобрали весь мой и матроский экипаж. Я остался в том платье, как был на- * Его благородие Чарльз Педжэт. Стр. 50 верху. Меня и матросов перевели на катер. Но когда узнали, что судно мое повреждено, то тотчас капитан, осердясь, приказал привязать мне три ядра на шею и хотел бросить в воду, но был удержан одним из его помощников. Судно мое скоро потонуло, а людей они угнали спать. Имя корсара «Courreer de la Munche» из Сан-Мало. Капитан оного — Jean Mary le Roi, 18 марта взял еще 2 судна из конвоя Средиземного моря. На одном из сих купеческих судов был шкипер Friderik, а на другом Shaw. С оными судами отправились к французским берегам. 20 марта прибыли в Лориант — приморский город с хорошей гаванью и корабельною верфью, вход в оную весьма узкий (от NW к SO-ту), по обе стороны весьма хорошо укреплен. Как скоро остановились мы на якорь, то приехал с берега офицер и перевезли нас на бран-вахту. В оной гавани стояли на якоре 3 фрегата* во всей готовности к походу. На верфи строился 74-пушечный корабль. 25 марта высажены на берег в Лориане и приведены были в городовое правление для опросу. В полдень того ж числа отправились в дорогу всего 25 человек, под конвоем 6 конных жандармов. Пройдя 6 миль до местечка Ганибона, заключены были в тюрьму для ночлега. Ежедневная порция положена была по 5 sous [су] в день. На другой день отправились в путь. Пройдя 20 миль, пришли в город Авен, где также квартира была одинакова. Отсюда — 24 мили до другой станции. И так нас влачили по дороге и квартиры для нас везде были одинаковы. Наконец, 2 апреля прибыли в город Лориан, один из знаменитых своею торговлей во Франции. Тут посажены были в огромное тюремное здание и позволено нам сутки отдохнуть. Участь наша в сем месте была гораздо лучше прежней, ибо г-н тюремщик, к удивлению нашему, был не весьма злого нрава человек. На другой день по отдыху, в день св. Пасхи, отправились мы в продолжение пути. Дорога была прекрасная и приятная погода укрепляла наши силы. Мы шли по правую сторону реки Луары. Везде видны были обширные поля, зеленеющиеся от наступившей весны; земледельцы об- * Имена фрегатов: La Bevanche [Отмщение], Le Guerier [Воин], La Serene. — Примеч. автора. Стр. 51 рабатывали свои поля, и сердце каждого из нас успокаивалось, смотря на прекрасные произведения натуры в сей стране. 7 апреля пришли в Тур — небольшой, но весьма прекрасный город, славится своими садами. Я и товарищи мои посажены в тюрьму. Я так устал, что не мог стоять на ногах и [име-л] кровавые мозоли по всей подошве ног. Здесь назначен был отдых. Вскоре появился английский капитан Бримтон*, который скоро узнал по мундиру, что я военный офицер, спросил, с которого корабля, потом пригласил меня с собою на квартиру, выпросив на то позволение у городничего. Я, собравшись со своими силами, и вышел из тюрьмы. У него была коляска, и мы с ним сели, приехали к дому. Он принял меня точно как родственник, предложил денег, в которых я имел более всего нужды. Таким образом, я прожил у моего благодетеля 2 дня. Простясь и поблагодаря почтенного г-на Бримто-на, отправился в дорогу со своими товарищами, имея несколько денег, полученных от капитана Бримтона. Судьба моя много облегчилась: сердитые жандармы, всегдашние наши проводники, узнав, что карман мой был не пуст, сделались весьма учтивы и не столь суровы. Награждая их деньгами, мог я иногда обрести спокойный ночлег. И чем более вступали во внутренность Франции, тем лучше наша участь становилась. В некоторых местах увидели мы весьма добрых французских поселян, и жандармы наши были гораздо поскромнее. Наконец прибыли мы в Орлеан, знаменитый город, который стоит на весьма ровном месте и один из красивейших городов Франции своим местоположением, равно и строением. Мы прошли через ту самую площадь, где представленный монумент девицы Орлеанской, стоящей на коленях пред английским королем Карлом [13]. Здесь остановились мы в тюрьме, [которая] обширностию свой уподоблялась Нантской, но гораздо более были стерегомы. Отдохнув двое суток, отправились в путь. Проходя город Мелун, видели много Бонапартовых мамалюк, которое имеют здесь квартиры. *Он живет здесь на пароле с женою и сестрою, имеет двух детей и ему поручено от своего правительства делать вспомоществование пленным. — Примеч. автора Стр. 52 1 мая прибыли мы в город Леон [Лион], стоящий на горе и довольно пространный город. Мы расстановлены здесь по квартирам и в первый еще раз имели столь спокойный отдых. Жандармы присматривали за нами не так строго. Я был поставлен на квартиру к одной вдове, женщине около 32 лет, тотчас отвели мне комнату, где прекрасная мягкая постель приготовлена для моего отдыха. В 8 часов, поужинав хорошенько и пожелав своей доброй хозяйке спокойной ночи, лег спать. Поутру увидал я, что меня ожидает прекрасный завтрак. Я, вставая, начинал думать, что еще есть чувствительные люди во Франции и плен меня не столько ужасал. В 9 часов утра собрался в дорогу, поблагодарив добрую свою хозяйку, и соединился со своими товарищами. Прибыли в город Соусан [Суассон], также позволено нам ходить по городу. На другой день, когда начали собираться к выходу, то узнали, что 4 матроса из наших спутников воспользовались вольностью и убежали. Жандармы, узнав о побеге, удвоили над нами караул и стали за нами смотреть так же строго, как и прежде. Наконец 8 мая прибыли мы в Аррас, где содержатся пленные агличане, приведены в цитадель и были представлены к коменданту. Я получил пароль и позволено мне было иметь квартиру в городе. Пребывание в городе Аррасе 10 мая согласился я жить вместе с одним из моих спутников капитаном купеческого судна Фридериком. Наняли квартиру у аптекаря. Товарищ мой был человек добрых правил и, по-видимому, испытал жизнь всякого рода. Нетрудно г-ну Фредерику привыкнуть к таковой перемене. Но я, будучи молод, и никогда не знал поварского искусства, которое теперь должен исправлять в свою очередь, ибо прислуги у нас не было. Небольшое число денег, оставшееся от полученных мною в Туре, должны быть моим продовольствием на все потребности жизни. Жалованья мне положено тридцать франков в месяц. Итак мы уговорились с своим товарищем, дабы понедельно каждый исправлял должность хозяина, но строгие Стр. 53 правила и суровая жизнь г-на Фридерика скоро понудили меня его оставить. К счастью ж моему, прибыли в оное время двое английских мичманов — Дарби и Батерфильда, взятые в плен на 4-весельном ялике, принадлежащем 74-пушечному кораблю «Импетьюз» [«Impetueux»] *, у берегов Бреста. Они совершенно не имели ничего и терпели одинаковое со мной бедствие на пути. Я будучи также в службе англичан, скоро с ними познакомился и нашел добрых товарищей и приятелей. Им также позволено было жить в городе. Мы приискали себе квартиру и начали жизнь, хотя трудную по мало имению денег, но весьма согласную по сходству наших характеров. Я писал письмо к г-ну [Самуилу Самуиловичу] Грейгу, нашему консулу в Лондоне, и просил, чтобы мне было можно получать здесь положенное от правительства жалованье. Через 4 недели получил ответ от г-на Грейга и разрешение на мою просьбу. Скоро нашел купца, который согласился выдать мне деньги, взяв 20 процентов. Я получил 17 люидоров и тягость жизни нашей облегчилась. Товарищи мои также получили деньги от своих родственников. Тогда, имея надежную сумму для своего пропитания, выпросили мы у коменданта одного из пленных матросов для прислуги, на что комендант согласился и нам жить сделалось уже не трудно. Дружество и согласность любезных товарищей совершенно истребила в нас мысль пленников — мы жили как братья. Я успел познакомиться с некоторыми из жителей города Арраса; особенно ж расположением доктора Пушена я пользовался во всю мою бытность в сем городе, который часто доставлял нам удовольствие своим посещением и часто бывал товарищем наших прогулок за город. Через него мы имели не малое знакомство в сем городе. Хотя гостеприимство французов не может сравниться российскому, но мы довольны были и ласковым обхождением с нами. 24 июня 1807 года комендант получил повеление отослать всех на пароле живущих пленных в город Вердон [Верден], где назначено особое депо [Depot] для пленных англичан. Через несколько дней начали отправлять в означенный го- * Импетьюз — Impetueuz — стремительный, горячий, пылкий. Стр. 54 род по разным партиям. Товарищ мой Дарби сделался болен горячкой. Я не хотел его оставлять и просил коменданта, чтобы мне было позволено остаться с ним до выздоровления, на что и получил позволение. Уведомив о его болезни г-на доктора Пушена, который с удовольствием принял на себя труд лечить. Болезнь моего любезного товарища* более умножалась и я находился всегда при нем. Но, наконец, когда уже сделалось ему лучше, то комендант сказал мне, что должно непременно отправиться в г. Вердон. День назначен был к выступу и 22 июля отправился я из Арраса вместе с четырьмя капитанами купеческих судов. Каждый из нас имел небольшое число денег, то дорога от Арраса до Вердона была нам довольно приятна. Три жандарма были нашими ежедневными сопроводниками. В 4-й день августа прибыли в Вердон, где тотчас представлены были генералу Варену, коменданту сего места. Я и товарищи отпущены были в город жить на пароле. Я нанял себе квартиру один в доме г-на Бизета, в улице Montrotee, неподалеку от цитадели. Вскоре познакомился я с флотскими офицерами, терпящими одинаковую участь со мною. Капитан Sir Thomas Levis**, узнав о моем прибытии, пригласил к себе обедать, оказав мне всевозможные ласки, и потребовал, чтобы я во всех недостатках относился к нему. Жизнь пленного в здешнем городе весьма облегчена — дешевая квартира и стол совершенно обеспечивали умеренного молодого человека. Хозяин моего дома был весьма честный человек, он был холост и имел мать старуху около 74 лет, которая меня любила как сына. За квартиру я платил 12 франков в месяц, а стол мы имели вместе с четырьмя другими англичанами — флотскими офицерами, и все не более становилось каждому, как 30 франков в месяц. Жившим на пароле позволено было иметь прогулку за город около 3 миль в окружности. Таким образом я пробыл в оном месте до 10 ноября, когда, узнав о заключен- * Сей молодой человек в 1808 г. освободился из плена побегом и после застрелился в Эксетера. — Примеч. автора ** Сей почтеннейший человек во всю бытность мою в Вердоне был моим благодетелем. Я у него обедал каждое воскресенье, он имел надзирание над пленными со стороны англичан. — Примеч. автора. Стр. 55 ном мире россиян с французами [14], нимало не медля, подал прошение к министру военных сил г-ну Бертье, к министру внутренних дел Талерану и морских сил Декре, в котором испрашивал я, как российский подданный, своей вольности, но ни от одного из сих великих людей не удостоился ответа вскоре. Потому, узнав из ведомостей, что российские пленные препоручены выводить из Франции генерал-майору Мил-леру-Закомельскому, я тотчас написал к нему письмо, в коем объяснив свое приключение, просил его мне вспомоществовать. Он тогда находился в Париже, а письмо было адресовано в г. Метц, потому я долго не мог получить от него ответа и уже сомневался об освобождении. Но 26 ноября, по утру в 6 часов, пришел ко мне на квартиру российский гусарский офицер — это был г-н Горич, адъютант генерала М [иллера]-3акомельского. Я был в изумлении от радости, когда узнал, что нарочно прислан узнать обо мне от своего генерала. Он, узнавши подробно о моем положении, отправился в Париж, посоветовав мне писать к графу Толстому [15], нашему посланнику при французском дворе. На другой день письмо была послано с приложением копии, писанной к французским министрам. 2 декабря я получил письмо от г-на Горича, в котором он уведомляет о своем местопребывании в Париже и поздравлял меня с скорым освобождением. Дела генерал-м[айора] Миллера задержали его в Париже более, нежели он сам полагал, а я еще не получал своей вольности. 12 декабря прибыл в г. Вердон генерал-майор Миллер-Закомельский, послав за мной г-на Горича. Я тотчас побежал к нему на почтовой двор, где он остановился. Уведомив меня, что скоро получу позволение соединиться с прочими российскими пленными в Майнце, дал мне 100 франков. Я благодарил его за его вспомоществование, проводил из города и простился, сам в ожидании скорого освобождения. 20-го получил я письмо от г-на Варена, чтобы немедленно отправиться в г. Майнц, взяв прогоные и подорожную от военного комиссара, коему уже дано предписание. Я пошел к г-ну коменданту, поблагодарил его и также посетил почтенного г-на Леви, который также не мало радовался моему Стр. 56 благополучию. Я просил его, чтобы он поручился на векселе, который я был намерен написать, на счет нашего посланника в Париже, на что он согласился с удовольствием, отрекомендовав мне купца, от которого я получил деньги — 15 люидоров. Того ж числа, распростясь со всеми своими приятелями, отдав последнее почтение капитану Ливе, и на другой день к вечеру в 11 часов отправился в дорогу. 26-го числа пробыл в Майнц, пограничный город Франции, на реке Рейне и при устье реки Майна; явился к военному губернатору г-ну Келерману, который отправил меня к нашему генералу Миллеру. На другой день войска назначены были к выступу и я отправился с ними. 27-го пришли в Франкфурт, знаменитый торговый город на реке Майне. Поход из Франции в Россию через Саксонию, Пруссию и Польшу и прибытие в С.-Петербург Генерал-майор Егор Иванович Миллер-Закомельской назначил меня в последний батальон г-на полковника Денисьева [16], препоручив мне матросов, взятых в плен на архангельском судне «Граф Румянцев», коих было числом 25 человек. Когда мы прибыли в Франкфурт, все офицеры были приглашены к российскому здесь консулу г-ну Бакману обедать. Мы проводили весь день в большом удовольствии. На другой день выдали нам каждому офицеру для дороги по 50-ти червонных и 29 числа выступили из Франкфурта. Я чувствовал все удовольствие свободности и радовался скорому возвращению в любезное свое отечество. Мы шли через Бамберг, Бирцбург, Кронау, Цейт, Геру, Лейпциг, Торн, Позен и, наконец, прибыли в город Белосток, пограничный российский город. Я не хочу ничего упоминать о нашем путешествии через Германию, ибо ничего чрезвычайного не случалось, а дальних замечаний я не мог сделать по причине малого пребывания в оных местах. В Белостоке увидели мы своих соотечественников, и я восхищался от радости. Все колонны пленных остановились в окрестностях Белостока. В одном Стр. 57 из передовых отделений находился мичман [Николай Лаврентьевич] Галич, попавший в плен к французам в Средиземном море. Я отыскал его и познакомился [с ним]. Ему также было приятно быть вместе с однослуживцем. Итак, чтобы нам не разделиться в дороге, просили мы генерала назначить нас в одно отделение. Он был переведен в батальон Денисьева. Во время пребывания в Белостоке нашли мы г-на Чеблокова [17], с которым вместе воспитывались в корпусе. Он служил в провиантском штате. Мы провели время довольно весело. 1808 года февраля 15-го дня выступили мы из Белостока. День был весьма пасмурный, дорогу занесло снегом, так что с трудностью можно было переставлять ноги. Однакож мы добрались кое как до ночлега, отошед около 35 верст. Никогда я еще не чувствовал таковой усталости, как в означенный день. Мы остановились в корчме у жида. Холодная квартира заставляла всякого и в зимнем платье дрожать, но я не имел на-какой другой одежды, кроме английского мундира и холодного сюртука. В таком состоянии положение мое было самое несносное, мундир мой во время ночлега служил подушкою, а сюртук одеялом, но ничто меня не беспокоило: я знал, что я в своем отечестве и скоро увижусь с почтеннейшими моими родными. Многие во время похода от чрезвычайной стужи отморозили у ног пальцы, нос и уши — также терпели горькую участь. Но кажется, что сам всевышний был мне защитником, и я никогда не чувствовал под своим легким одеянием таковой ужасной стужи. 24-го пришли мы в Несвиж, местечко князя Радзивилла. Любопытство заставило меня посмотреть его замок, который стоит неподалеку от города. Я и Галич пошли в сопровождении одного арапа, его слуги, который говорил хорошо по-французски. Мы целый день осматривали сие огромное строение, в котором никто не жил. Он имеет здесь до 500 лошадей всякого рода и только что его конюшни несколько отличны, а более ничего любопытного нет. На другой день отправились в дорогу и по нескольким переходам, 28 февраля прибыли в Минск, где нашей колонне Стр. 58 велено остановиться. 1-я колонна остановилась в окрестностях Орши, а 2-я — в окрестностях Борисова. Главная квартира генерала Миллера была в Орше. 10 марта прислано повеление, чтоб отправить нас с Галичем в С.-Петербург. На другой день получили от губернатора подорожную. Простясь и поблагодарив за ласки г-на полковника Денисьева, отправились в дорогу, получив прогонные на двух лошадей до Орши, не имея ни копейки своих денег. 14 марта прибыли в Оршу, явились к г-ну Миллеру, пред-ставя свое бедное положение. Он приказал выдать прогонных на четыре лошади. Мы, поблагодарив своего благодетеля, на другой день отправились в продолжение своего путешествия. Прогонные деньги на одну лошадь мы употребляли для своего прокормления, а прочих трех брали; таким образом, мы еще не вовсе пропадали с голоду. 16-го числа прибыли в город Витебск. Пообедав в трактире, опять отправились в путь. Три станции отъехав от Витебска, остановились мы в почтовом дому, где также был действительный тайный советник Трощинской [18]. Любопытство его заставило спросить нас, откуда мы едем и разговор распространился. Он весьма сожалел о нашей участи. Вскоре подали чай, он подчивал нас пуншем и потом, распростясь с ним и его фамилией, пустились в дорогу. Две станции не доехав до Порхова, дорога была весьма дурная по причине замерзнувших небольших кочек, лошади же, разгорячась, несли нас по дороге в бешенстве; товарищ мой Галич не держался так крепко, отчего выбросило его из телеги. Наконец, остановили мы лошадей и какое я увидел зрелище. Галич догонял повозку, лицо его было все покрыто кровью, которая запеклась на ране, полученной им в голову. Мы вскоре прибыли на станцию, и я обмыл ему рану, которая была на черепе до кости, примочил простым вином и перевязал ему голову. По прибытии нашем в Порхов, немедля побежал я к городовому лекарю, имя его было г-н Пит, человек пожилых лет и страдал подагрою. Он извинился, что не может посетить больного, а просил его привести к нему. Я тотчас привёл своего товарища в дом г-на Пита. Он перевязал ему рану и дав мне мази, примочки и бинтов для перевязыва- Стр. 59 ния ежедневно. Мы поблагодарили сего почтеннейшего старика и отправились в продолжение пути. 21 марта прибыли в С.-Петербург, явились к министру морских сил Павлу Васильевичу Чичагову, представя ему свое положение. Он сказал, что будет говорить о нас государю и приказал прийти через два дня. Квартира нам отведена была в Литовском замке. 23 марта явились мы к министру. Он объявил нам, что государь выдал из кабинета по 100 рублей награждения, которые деньги мы должны были получить из его департамента. Но когда мы пришли за получением оных, то начальник департамента г-н Юстимович велел приходить на другой день и таким образом мы не могли получить своего награждения шесть дней. Товарищ мой Галич нашел знакомых и перебрался к ним на квартиру, но я остался совершенно без копейки, имея только один ночлег в Литовском замке. Наконец, узнав, что г-н штатский советник Петр Иванович Путятин имеет свое пребывание в Петербурге, я, помня его благодеяния к нашему семейству, решил отыскать и к большому моему удовольствию, нашел я дом г-на Путятина без затруднения. Господин Путятин и жена его Варвара Семеновна приняли меня как ближнего родственника. Здесь я скоро узнал о своих родственниках. Они просили меня перейти к ним в дом, но как я уже имел квартиру, то поблагодарил их за приглашение; они одолжили меня деньгами 25 рублей, я именно и просил. Возвратясь на квартиру, узнал, что г-н [Александр Павлович] Авинов, бывший волонтером в Англии, также жил со мною по соседству. Я пошел к нему, где нашел много знакомых флотских товарищей. Мы скоро сделались с г-ном Ави-новым хорошими приятелями и начали жить вместе. От него я узнал, что брат мой Иван Яковлевич, служивший тогда мичманом во флоте, проехал из отпуска в Рончесальм и спрашивал обо мне за 7 дней до моего прибытия в Петербург. Я написал одно письмо к матушке, а другое к брату, изъявляя, что имею большую нужду. Через 7 дней получил от любезного брата белье и 50 рублей денег — все то, что он только мог мне уделить, и может быть имев и сам большей недостаток. Между тем я также получил 100 рублей награждения, приказал Стр. 60 сшить себе платье, употребя все деньги на экипировку, надеясь вскоре получить еще из дому. Я познакомился также с лейтенантом Никитою Трофимовичем Головачевым, который знал моего брата и наше семейство. Командирование в Свеаборг. Свидание с братом. Разлука. Пребывание на Паркалаутском маяке и поход в Юнгферзунд на гемаме Старк-Биорке 1808 года, апреля 10-го получил повеление отправиться в крепость Свеаборг, взятой тогда у шведов [19], и через три дня вместе с лейтенантом Головачевым отправились в дорогу. Ничто меня столько не огорчало, что я не получал ни одной строки из дома, но имев сведение о домашних от брата и скорая надежда с ним увидеться совершенно успокоила мое сердце. Мы ехали на почтовых день и ночь. 18-го числа прибыли в Кюмень, крепость в 7 верстах от Рончасальма. Мы оставили свой экипаж на станции, а сами отправились в Рончасальм для свидания с братом. Никогда я еще не чувствовал таковой приятной встречи, как при свидании с любезнейшим братом; слезы радости омочили друг друга. Это было в присутствии многих флотских офицеров. Я пробыл здесь весь день. Брат мой также был назначен в Свеаборг и я восхищался от радости, что вскоре опять буду иметь с ним свидание. Мы простились со слезами и отправились со своим любезным спутником в путь. 24 апреля прибыли в Свеаборг, явились к вице-адмиралу [Гавриилу Андреевичу] Сарычеву, главному в порте командиру. Я всякой день ожидал прибытия любезного брата, но 2 мая получил приказание от адмирала, дабы немедленно отправиться на Паркалаутский маяк и смотреть за движениями неприятельских кораблей, тогда бывших в море. На другой день, получа инструкцию, отправился к вышеупомянутому маяку, который находился в расстоянии 60 верст от г. Гельсингфорса. Хотя я и соболезновал, что не буду иметь удовольствия увидеться скоро со своим братом, но исполнение должности мне казалось быть дороже всего. Стр. 61 4 мая прибыл на маяк, он стоит на острове, 12 верст от матерова берега. Жизнь моя была самая скучная, я был совершенно один — 3 гусара Гродницкого полку, I лоцман и вестовой состояли под моим подчинением. Но вскоре получил я письмо от брата. Он сожалел также о моем удалении, он прислал мне несколько съестных припасов и ружье. Последнее много меня занимало; время было прекрасное и множество морских птиц не позволяло мне быть без занятия. Я прожил на маяке до 4 июня. Тогда приехал мичман [Петр Гордеевич] Бачманов, которому я и сдал свой пост. 5 июня прибыл водою в Свеаборг, где мы вторично встретились с братом, — он был написан на гемам «Старк-Биорк», приготовлявшийся тогда к походу. Я также был назначен на тот же гемам под командой лейтенанта Михаила Михайловича Бровцына. 21 июня отправились в поход и 29-го прибыли в Юнгфер-зунд [20], соединяясь с отрядом лодок, тогда прибывших из Петербурга, под командою капитан-лейтенанта Новокщенова, и заняв якорное место, в 2,5 верстах от неприятельских шведских кораблей, состоящих из 4 линейных, фрегата и 3 бриков. Наша эскадра состояла из 6 лодок, 6 иол, 2 гемам, 1 брика, 1 галлета, 1 тендера и 2 батарей. 4 августа прибыл на баркасе из Гангута капитан лейтенант Бутаков [21]. Уговорясь с г-ном капитаном-лейтенантом, дабы будущую ночь послать лодки для тревоги неприятельских кораблей, я назначен был командовать двумя, лейтенант Соло-меин также, мичман Сухотин командовал одной и мичман Муравьев [22] также одной. В полночь, подошед к неприятельским кораблям на картечный выстрел, открыли огонь. Пальба продолжалась до рассвета, и маленькое наше отделение отступило. У меня только повреждено несколько весел, а у мичмана Сухотина пробило ядром лодку и убило одного матроса. В 5 часов воротились на гемам. Капитан-лейтейант Новок-щенов отправил меня с донесением о положении неприятеля к графу [Федору Федоровичу] Буксевдену, бывшему главнокомандующим финляндских войск. 7 [августа] возвратился назад, явился к г-ну Новокщенову, который тогда находился на батарее №4 у лейтенанта Сало- Стр. 62 мейна. Эскадра наша была в движении (это было в 6 часов утра). Я удивился таковой тревоге, но никак не ожидал, чтоб могло что-нибудь случиться. Но когда услышал от к[апитан]-л[ейтенанта] Новокщенова, что шведы прошедшей ночи бомбардировали гемам «Старк-Биорк» и увели яхту «Аглай» под командой лейтенанта Зимбулатова, — еще уведомил меня, что начальник наш лейтенант Бровцын убит и мичман Сухотин тяжело ранен. Я спрашивал о брате. Мне сказали, что и он ранен. Я вскочил на шлюпку и тотчас поехал увидеть любезного брата, но когда прибыл на гемам, скоро узнал, что я лишился навеки любезнейшего своего брата и друга: он уже был мертв, смертельная рана в голову картечью навечно сомкнула его глаза. Какое мое было несчастье. Я видел мертвого брата и лейтенанта Бровцына, нашего общего друга. Мичман Сухотин изранен весь и почти мертв. Кровь лилась по всему деку. Не для чего описывать мое тогда положение, те только видели, которые были свидетелями в это время. Гемам был в самом расстроенном положении, офицеры все убиты, 43 человека матросов было убито и 47 ранено. Я принялся за исправление гемама. Сердце мое сокрушалось, но я не забывал, что новое нападение будет потерей и самого гемама. Раненые отправлены были на берег под присмотром г-на штаб-лекаря Роппа, тела убитых были убраны. Вскоре я услышал, что и любезный Василий Федорович Сухотин от несносных ран окончил свою жизнь. 8-го прибыл на фрегате «Богоявление» вице-адмирал Мясоедов. На гемам назначен начальником с тендера «Топаза» лейтенант П. Сущев. 9 августа похоронил я тела покойных. 12 августа неприятельский флот оставил Юнгферзунд. Вице-адмирал Мясоедов отправился на фрегате в Або, а наша эскадра заняла место, оставленное неприятельскими кораблями. Гемам «Старк-Биорк» был сильно избит ядрами, в особенности...* * На этом текст I части обрывается. Стр. 63 Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация внизу страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику.
|
