|
Леонтий Автономович Травин Записки
Управитель Изо Пскова приехал я во отечество мое в Велье августа 7 числа, и не в долгом времени граф определил меня к должности поверенным к генеральному межеванию, с произвождением жалованья на месяц по семи рублев; управителем же определен вскоре потом придворной конюшни ясельничий капитанского ранга Михаил Антонович Евреинов, человек добрый: при нем жить мне было спо- Стр. 46 койно, и в 1764 году построил я себе дом на каменном фундаменте. 1768 году, генваря 14 дня, прислан указ из комиссии, учрежденной по именному указу о имениях графа Сергея Павловича Ягушинского, чтоб управителя Евреинова отрешить, а вотчину поручить выборному, смотрение ж иметь над ним и над вотчиною мне. С того времени паки меня окружали труды и попечения. Хотя оброчные деньги, собираемые с крестьян, велено отправлять 9 во Псковскую провинциальную канцелярию, но и граф домогался получать себе, в рассуждении недостаточества своего, то ласкою, иногда угрозами, причем я просил у него увольнения вечного, которое он дать обещал, а я, за указанным уже запрещением пересылать к нему деньги, однако ж имел всегдашнее грызение сердца и опасность, чтоб не погибнуть; да и действительно защищен в том промыслом Божиим, о чем сказано будет ниже в своем месте. В течение управления моего крестьянин Яков Прокофьев, прозванием Синильник, взбунтовался противиться - из пяти сынов своих не дать в рекруты, - из чего вышло поползновение и другим отбывать. Я, будучи нетерпелив его беспорядка, весьма много труда принял ко отвращению оного: то домашними поискали ловить и преодолевать (против чего оборонялся он оружием), то представлением графу и комиссии, а потому были от судебных мест следствия и великие беспокойствы, от него ж, Синильника, затейные, избывая наказания, жалобы. Против того с немалым трудом очищал себя ответами. Напоследок обратилась болезнь на его главу, так что двое из детей его заворовали в Бедринском усадище, и за то дом его, Синильников, до основания разорен, распродан и растащен. Тогда он более ожесточился. Потом нескоро и с большими хлопотами, однако ж дошло, что граф его отослал в каторжную работу в Кронштадт, а из детей его один помер в тюрьме, другой наказан кнутом и отослан на поселение, а трое отданы в солдаты, из коих один бежал, женился в Белоруссии и жил в деревне крестьянином. Чрез несколько времени. Синильник из Кронштадта бежал и, явясь в Полоцк, записался в мещанство, а чрез шесть лет, служа в полку, меньшой сын его Григорий бежал и также записался в мещанство; исходатайствовав же пашпорт, шатались в России, более по Велейской вотчине, ища моей головы в погубление, свирепея неукротимою злобою, о чем я имел достоверные известия: первое - через крестьян деревни Блесна Ермолая Феоктистова с товарищи, которые видели Синильника в Белоруссии в корч- Стр. 47 ме, вооруженного, с двумя товарищами, и изустно от него слышали, что-де Травин от наших рук не отойдет; второе - наивернейшее: попалось в руки мои письмо, писанное вышесказанным сыном его Григорьем, кой, будучи в полку, несколько обучился грамоте и писать. Во оном под скрытом писано между прочим к отцу его: надлежит-де взять терпение, покуда мы с полком пойдем мимо Белья; в то время не удастся ли намерения нашего исполнить. Напоследок третье - писарь Поликарп Стайков был в Опочке, и, опоздав вечером, шел большою дорогою к Белью, и как пришел ночью к озеру Каменцу и присел в крутых оврагах отдохнуть, то нашли на него два человека с рркьями. Он по обык-новению спросил: кто идет? На то они, несколько оробев, остановись, спросили ж: а ты кто? Потом, ближе сойдясь, друг друга узнали, из коих один был Синильников сын Сидор, кой в Белоруссии женился, а другой незнакомый. Притом вдрут спросил он у Поликарпа: "Леон где находится?" Он отвечал: "Проехал-де вчера из Опочки в Белье". На то сказал он: "Счастлив-де он, что в наши руки не попал; у нас-де в трех местах по два человека с ружьями, сидя, караулили его, а как-де ты не утерпишь, чтоб ему о сем не сказать, то лучше и тебя живого не отпускать". То он, безмерно испугавшись, прилежно просил его о пощаде, заклинаясь мне не сказывать; притом отдал им из кармана яблоки и вина в бутылочке было на шесть копеек. Сверх того они между собою были хотя в дальнем родстве. И так, оставя его жива, сказал: "Тебе-де небезопасно впереди пройти, потому что-де там еще два человека стерегут", для чего приказал товарищу своему, не назвав именем, но просто: "Товарищ, проведи ево". А сам пошел с дороги в сторону от озера в правую руку, провожатый же шел с ним, не говоря ни слова, чтоб не узнали, даже до росстаней, где ездят от Белья на Карновское усадище, и потом уверил, чтоб не опасался, а сам пошел также в сторону от дороги. Из сих опасностей столь я беспокоился и тревожился, боясь мучительной от злодеев смерти, всякому рассудить можно, и ежели бы вседержи-тельная рука Господня не покрывала, возможно ли убежать от них, столь прилежно ищущих! Но слава Премилосердому Богу и Заступнице моей Пречистой Богородице Стр. 48 за милостивое защищение! При том благодарю и святого Ангела Хранителя души и тела моего, покрывающаго крылом благости своея даже доныне. а и сверх того еще обеспокоивали жизнь мою шатающиеся по свету волочаги, не хотящие трудом себе хлеба стяжать, затея многие клеветы единственно из хвасти и тщеславия, чтоб в несчастье ввести своего начальника и был бы сменен, что им не малая утеха. По истине же не имели они ни малого резону, ниже обиды, жаловаться. По их клеветам несколько крат принужден был ездить в Петербург для ответов, и хотя никогда винности моей не нашлось, но рассуди всяк, сколько понес я изнурения в здоровье, излишние убытки и труды, а жалованья получал я только по семи рублей на месяц, что составляет восемьдесят четыре рубли в год, без произвождения хлеба и провизии; то с нуждою себя содержал и оттого не имел я себе хорошей пары одежды, а в полусуконном даже к графу представлялся и не стыдился сего подлого убору. И так продолжалось время управления моего 768, 769, 770 и 771 годы в чрезвычайных трудах и попечениях, особливо при выборе от семей и отдаче рекрут, от которых не терпя, просил лично и чрез описки графа о смене от той должности; однако ж он, сочтя, якобы я притворно о том пишу, не верил и говорил: многие-де ищут сей должности, а ты просишь смены. Истекая 1771 год, октября 10 дня, пред полуночью, в начале 11 часа, в понедельник, жена моя Дарья Петровна умре чахоткою болезнию, с которою жил я осмнадцать лет без трех недель и имел одну дочь Матрену по семнадцатому году. Я, овдовев, то с печали, то от трудов весьма был также нездоров и почитаю, ежели б не пустил крови (что еще впервые мне нужда привлекла на 41 году от рождения моего), то едва ли остался бы жив. Потом через месяц пускание крови повторил, и так мало-помалу выздоровел. В наступившем 1772 году, августа 26 числа, женился я на другой жене, поместного солдата Фомы Иванова сына Торочкова на дочери девице Афимье, коей было от роду лет тридцать. Сею женитьбою я весьма доволен, ибо она нрава благосклонного, будучи простосердечна, всегда доставляла мне советами своими утешение, и хотя состояние дому отца ее было скудное, и я в приданое ничего не требовал, да и жадности к тому не имел, ибо я молил Бога Премилосердаго, дабы сочетал человека благонравного, чем Он и благословил, что я дни счастливые и весьма покойные с нею провождаю. Однако ж, при выдаче за меня замуж, дал Стр. 49 в услужение девку Катерину, а после две пустоши: одну в Дубовском уезде, называемое Крючково, которую, по притеснению разумовских крестьян, принужден продать в вотчину за сто пятьдесят рублев, а другую в Изборском уезде, именуемую Казав-кино, кою и теперь владеем, получая в год по двенадцати рублев, да сверх того вдову Матрену Кондратьеву с малолетними детьми: Федором, Иваном, дочерью Афимьей, которые тогда были независтны, потому что нужно было их воспитывать и платить подати в казну с двух душ, а теперь, ежели ценить, то составит до тысячи рублев, ибо оба годные в рекруты. Сие ясно доказало, что согласные нравы не лишились нажить имение и чего не искали, то со временем само по себе в руки пришло, и для того я неразумным того поставляю, кто по женитьбе кидается на приданое и домогается корысть получить, ибо нередко случается таким всю жизнь проводить в горести и досадах, чего советую оберегаться и молить Бога о человеке, а не о приданом заботиться, что есть вмале полезно. Прожив с показанною женою моею от 26 августа по 29 июня, всего десять месяцев и шесть дней, родился у нас первородный сын Андрей, который день был суббота, празднество святых апостолов Петра и Павла, во время отпуску крестохождения из Белья в Опоч-ку, поутру, а год был 1773. Время продолжалось правления моего вотчиною с обыкновенными хлопотами и трудами, особливо при наборе и отдаче рекрут, и прожив 1774 год, в 1775 году марта 18 дня родился второй сын Гаврила. В том 1774 году по счастью получил в содержание от Полоцкого губернатора Михаила Никитича Кре-четникова почту Ворсулевскую, которая мне через пять лет доставила корысти тысячу пятьсот рублев, да оную ж отдал помещику Александру Петровичу Сумороцкому. За уступку и за лошадей, повозки и прочее взял с него тысячу двести пятьдесят рублей. Вот главный мой нажиток при вотчине, а в прочем я не имел способу обогатиться от взятков с крестьян; наипаче же от рекрутского набора я весьма удалялся. За то, я почитаю, наградил меня Господь несравненно, а именно вольностью, получением ранга и правом владения недвижимым, что есть вседрагоценно. В 1775 году граф наиболее домогался получить от меня оброчных денег, по причине, что он вознамерился жениться на второй жене. Я отважно поступил, не взирая, что предстояла от комиссии крайняя опасность подпасть под суд и несчастие, ослеплен будучи желанием получить отпускную, и того ж году в июне месяце отправился в Москву, взяв с собою из оброчных денег серебря- Стр. 50 ных одиннадцать тысяч да ассигнациями шесть, а всего с лишком семнадцать тысяч рублей, которые не без труда и опасности в пути, однако ж доставил графу благополучно, и он принял с удовольствием. Тогда ж и женитьба его совершилась, при которой делана была на людей его богатая ливрея с золотным галуном, в том числе и мне приказал сделать, особенно против почетных его, то есть камердинера и дворецкого, с широким галуном, стоящая до семидесяти рублей, к тому ж две пары шелковых чулков, на шляпу два рубли, но все то мало меня утешало, ибо отпускную моею дачею отложил вперед, чего ожидать было весьма скучно. В ту мою бытность в Москве случилось мне видеть удивительные и чудные вещи, кои для любопытного сведения сколько возможно описать рассудилось. По повелению Государыни Императрицы было торжество по заключении турецкого мира, июля 10 числа. В начале отправлена божественная служба в присутствии Ея Величества в соборной великой церкви. От оной даже до Пречистенского дворца по улицам по обе стороны поставлены были военные, полковые служители, палили трижды беглым огнем, потом шествие было Ея Величества теми улицами в важной церемонии окружающих придворных кавалеров, в штатном богатом одеянии, тихим шагом, <для> чего зрители нанимали при господских домах места, откуда бы посмотреть, по полтине и по рублю, а 21 июля шествие было из города в поле. Во оное торжество приготовлено было в поле, по Можайской дороге, в урочище Хо-дынкч, из тесу и помалеваны юроды Азов, Таганрог и прочие, также светлицы. Для Государыни и знатных персон там приготовлен был обеденный стол, а на площади поставлены были на амбонах четыре жареных вола с набором при них живности, хлебов и прочего, покрыты разных цветов камкою наподобие шатров, на средине же подведен был фонтан с напитками вокруг, сделаны были круговые -и раскрашенные тридцать качелей, по сторонам два театра для фабричных, третий для ученых комедиантов, четвертый для цыганей, пятое зрелище удивительнее всех: хождение бухарцев по канату саженей чрез Стр. 51 двадцать или более, утвержденному на столбах, вышиною: первый - сажени 4, второй - 6, третий - 8, последний - 10, держа в руках жердь с навязанными на концах кирпичами. Тут я насмотрелся чудных вещей, о коих, не видевши сам, кто б ни уверял, отнюдь не поверил бы. В полдня в двенадцатом часу трижды выпалено из пушек, то народ бросился к волам, рвали, друг друга подавляючи; смешно было со стороны смотреть. Из фонтана, бьющего в вышину, жаждущие старались достать в шляпы, друг друга толкали, даже падали в ящик, содержащий в себе напитки, бродили почти по пояс, и иной, почерпнув в шляпу, покушался вынести, но другие из рук вышибали. Между тем один снял с ноги сапог и, почерпнув, нес к своим товарищам, что видящие весьма смеялись. Полицейские принуждали народ, чтоб садились на качели и качались безденежно, пели бы песни и веселились. На театрах фабричные делали разные удивительные штуки: ходили на руках, подняв ноги вверх, оборачивались через голову назад себя, возвышались, становясь один на другого толпою наподобие пирамиды в четыре ряда вверх, а иной с самого верха бросался на подостланную нарочно большую перину. Ученые комедианты также представляли штуки, по канату ходя и скача с навязанными к ногам мальчиками и прочая. Цыгане по своему искусству играли в гудки и волыни и с женщинами и девками плясали; между ими были старики с седыми бородами - тож действовали. Что ж касается до бухарцев, ходящих по канату, то так мне странно и страшно показалось, что я не мог на них прямо смотреть, ибо вся внутренняя возмутилась от страху, поелику, поднявшись на воздухе, не имея кроме канату никакой поддержки, медлить часа три - возможно ли вытерпеть! Я того и смотрел, что должно оттуда опровергнуться, но того не сбылось, а совершенно непонятным образом действовали иной бегом по канату, как бы просто по земле, другой, скача, переменяя ноги, то правою вперед, то левою, и иной опускался с оною на канат и семь раз беспрерывно вскакивал опять на тот же канат ногами; наконец, сидя с оною на канате, наклонялся назад себя и чрез голову перекувырнулся; на самом высшем столбе делал перевалкою на лестнице, брюхом лежа и через голову вертясь (страшное зрелище!) и потом спустился вниз по канату, лежа брюхом и плеская ладонями. Нет способу всего описать обстоятельно тогдашних действий. Народу было премногое множество, и, взволновавшись, кабаки разграбили, харчевые запасы у харчевщиков растащили, что продолжалось до самой ночи. Потом чрез день, 23 июля, вторично также было собрание после обеда ввечеру. Тогда представлены были огненные потехи, прекрасные щиты, фонтаны, ракетки и прочая, а плошками даже оттуда внутрь города, по Стр. 52 дороге, по улицам, все было украшено, и видно было народу ходить, как днем, до первого часа пополуночи, покуда все убрались по домам. Неможно всего описать обстоятельно. Немалым коштом было устроено, ибо за одни доски и обломки после взято продажею с компанейщиков сорок две тысячи рублей. Того ж году весною ездил я в Петербург, и хотя хотелось мне нетерпеливо получить отпускную от графа, но уже по продаже учиненным от него мне отзывам и медленности не смел докучать и почти отчаивался надежды, но как воля Творца моего воспоследовала по неизреченной Его благости, то граф сам начал о том говорить и беспрепятственно мне подписанную рке и печатью утвержденную вручил, причем графиня, увидев, как видно, не соглашалась и говорила с ним по-французски. Однако ж граф положения своего не переменил. В том же 776 году, декабря 28, поутру в 3 часу, родился сын Василий, который, по переходе нашем жить в Опочку, июня на 1 число 1778 году, помре, причем уговорил я жену свою, чтоб при погребении его обыкновенным простонародным голосом не плакала, в чем она сделала мне повиновение, и за то ей свидетельствую благодарность, поелику она, презрев людское оглашение и судейство оказала к мужу беспрекословное послушание, хотя и самым делом опочецкие граждане нас осуждали, но мне нет о сем радения. Премилостивый Господь, промыш-ляяй о нас, непотребных рабех Своих, и вся нам на пользу стро-яй, положил мне на сердце купить пустоши, во уповании с них пользоваться доходами для своего пропитания. Вследствие того испросил я у приятеля моего, поручика Степана Павловича Пастуховского, ве-рюшее письмо, чтоб на имя его те вещи покупать, и во первых случай возымел в 1777 году купить у капитанши Федоры Коровниковой четыре пустоши: Лабаево, Тетерино, Селиваново и Улазиху, за триста рублев, да расходов при совершении купчей крепости двадцать пять рублев, с коих она получала доходу по семнадцати рублев с полтиною в год; а я, сделав во владельцах другое распоряжение с лучшим присмотром, то получаю с Лабаева 14, с Селиванова 18, с Улазихи 45, итого 77 рублев в год, а Тетерино отдал на промене Степану Павловичу; вместо оной получил при сельце Павлихине три пожни на Великой реке, которые по малой мере стоят 300 рублей, а я не соглашусь продать за пятьсот рублев. И так сия покупка моя составляет мне хороший доход и не меньше почитаю ценою стоящее тысячи пяти сот рублей. Стр. 53 Потом у сержантши, жены Прокофьевой, дочери Колпаковой, купил две пустоши: Савино и Убожьево-Губино за 180 рублей да расход тридцать пять рублев, из коих Савино была для паствы почтовых моих лошадей, тем доставила мне чрез пять лет весьма нужную выгоду, а ныне отдается в оброк по шести рублей на год и сверх того из посеву хлеба и льна пятинной доход, коего каждый год по десяти и по пятнадцати рублей получить можно. А пустошь Убожьево-Губи-но, при обмежевании Велейской вотчины землемером Иваном Крупениковым, за взятки большая часть примежевана в округу той вотчины, каковую обиду наградил мне бывший в той вотчины от господина Донского управитель майор Алексей Иванович Петин, из доброжелательства взяв от меня именем Пастуховского купчую; заплатил мне деньги двести пятьдесят рублев, в чем я также остался не без авантажу. В том же 777 году, в исходе ноября месяца, прибыл в вотчину присланный от его светлости князя Григорья Александровича Потемкина надворный советник Иван Григорьевич Говорков для принятия и отказу оной за его светлость, и хотя я имел от графа отпускную вечно на волю, но ежели б господин Говорков не склонился ко мне своим доброжелательством, то, в рассуждении сильной княжеской руки, трудно было высвободиться из неволи. Сверх того, опасался я крайне, чтоб при смене моей с управительства не припало бы никаких притеснений, что обыкновенно при таких случаях бывает. Но, слава Всещедрому Богу, все то мое сумнение произошло во благое, ибо преклонил Господь сердце Говоркова с таким ко мне доброжелательством, чего я никогда не надеялся и не помышлял. Он не только не препятствовал переселению моему в Опочку, но и способствовал, показывая к тому способы и советуя, чтоб я тем не замедливал. Пожитки свои, даже и хоромное строение, перевозил я свободно доброжелательными ко мне крестьянами, и ни в чем мне не сделал ни малейшего притеснения, ниже домогался с меня презентов, как многие об нем заключали, что он к тому склонен; но я с моей стороны в том не видел себе обиды, а остаюсь навсегда им доволен и благодарен. Стр. 54 Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. |
