|
Марбо Жан-Батист-Антуан-Марселен Мемуары генерала барона де Марбо
Глава XXXV Стр. 713 Прекрасная военная кампания Наполеона. — Сопротивление становится невозможным. — Недостаточность мер, принятых для защиты Парижа. — Прибытие союзников. — Запоздалое возвращение императора в столицу. — Париж должен был бы удержаться. — Неслыханные интриги против Наполеона Самые большие противники императора вынуждены согласиться, что он превзошел сам себя в зимней кампании первых трех месяцев 1814 года. Никогда этот военачальник не проявлял столько талантов, не осуществлял столь великих дел с такими малыми силами. Вместе с несколькими тысячами человек, основную массу которых Стр. 714 составляли неопытные новобранцы, он смог сопротивляться всем европейским армиям. Он противостоял им повсюду с одними и теми же войсками, которые император переводил из одного пункта в другой с необыкновенной быстротой. Ловко пользуясь всеми ресурсами страны, чтобы защищать ее, он переходил от австрийцев к русским, от русских к пруссакам, от Блюхера к Шварценбергу и от Шварценберга к Сакену. Иногда они давали ему отпор, но гораздо чаще Наполеон оказывался победителем. В какой-то момент он надеялся изгнать иностранцев с французской территории, в то время как враги, обескураженные своими многочисленными неудачами, думали о том, чтобы уйти за Рейн. Для этого потребовалось бы лишь новое усилие со стороны французской нации, однако все уже устали от войны, и со всех сторон, особенно в Париже, против Империи плелись заговоры. Многие военные историки выражали удивление по поводу того, что Франция не встала в едином порыве, как в 1792 году, чтобы отразить неприятеля, или что она не действовала, подобно испанцам, образовав в каждой провинции центр национальной обороны. На это отвечают обычно, что энтузиазм, вдохновлявший армии в 1792 году, иссяк за 25 лет войн и истощился слишком частыми наборами и в большинстве наших департаментов оставались теперь только старики и дети. Что касается примера Испании, то к Франции он совершенно неприменим. Во Франции слишком большое влияние принадлежит Парижу, и остальная Франция ничего не может в тех случаях, когда Париж не встает во главе какого-либо движения. В то же время в Испании в каждой провинции существует свое маленькое правительство, поэтому в Испании каждая провинция смогла действовать и создать свою армию, даже тогда, когда Мадрид был оккупирован французами. Францию погубила централизация. В план моего изложения событий не входит рассказ о подвигах французской армии во время знаменитой кампании 1814 года, потому что для этого пришлось бы написать целые тома и прокомментировать все, написанное по этому поводу. Я не чувствую в себе смелости распространяться о несчастьях своей страны. Я ограничусь лишь рассказом, как, пытаясь шаг за шагом отстоять земли между реками Марна, Об, Со-на и Сена, император разработал большой план кампании, который в случае успеха должен был спасти Францию. План предусматривал отправиться с основной частью войск в Лотарингию и Эльзас, что сильно угрожало бы вражеским тылам и вызвало бы у противника опасение быть отрезанным от своих складов и обозов, не иметь никакого пути к отступлению и заставило бы неприятеля отойти к границам Франции, в то время как у императора в этом случае еще имелись бы возможности для продолжения боев. Но для того чтобы этот замечательный стратегический план, предложенный императором, смог привести к хорошему результату, требовалось стечение двух важных обстоятельств, каких ему недоставало. Императору нужна была, во-первых, верность высших государственных чи- Стр. 715 новников и средства, позволившие бы помешать противнику захватить Париж в том случае, если бы, не обращая внимания на рейд императора по вражеским тылам, противники решились направиться к нашей столице. К сожалению, верность императору в Сенате и в Законодательном собрании настолько ослабла, что именно главные члены этих палат, такие как Талейран, князь Дальберг и другие, через посредство своих тайных агентов информировали вражеских монархов о неверности высших классов Парижа по отношению к Наполеону и призывали противника атаковать столицу. Что касается способов защиты Парижа, я должен признаться, что у Наполеона их было недостаточно. Он ограничился тем, что создал на правом берегу Сены несколько линий оборонительных укреплений, не сделав ничего для того, чтобы разместить там артиллерию. Очень небольшого количества линейных войск, инвалидов, ветеранов и студентов Политехнической школы, которые составляли парижский гарнизон, было недостаточно даже для незначительного сопротивления. Поэтому, уходя прочь от столицы в январе, чтобы возглавить свои войска в Шампани, император поручил национальной гвардии защиту Парижа, где он оставлял сына и императрицу. Он собрал в Тюильри офицеров городской милиции. Те по обычаю клятвами и воинственными кликами ответили на горячую речь, с которой к ним обратился император. Наполеон провозгласил императрицу регентшей, главнокомандующим войсками назначил своего брата Жозефа. экс-короля Испании, а он, как известно, будучи «наилучшим из людей», являлся самым невоенным из них. Наполеон был полон иллюзий, считая, что таким образом обеспечивает безопасность столицы. Он думал, будто может на несколько дней доверить Париж его собственным силам и отправиться с тем небольшим количеством войск, какое у него оставались, осуществить свой план удара по вражеским тылам. Поэтому в конце марта Наполеон уехал в Лотарингию. Но как только он оказался в нескольких днях перехода от столицы, он узнал, что союзники, вместо того чтобы преследовать его, как он надеялся, направились на Париж, тесня перед собой небольшие остатки корпусов маршалов Мармона и Мортье. Маршалы заняли позиции на вершинах Монмартра, пытаясь их защитить, в то время как Национальная гвардия помогала им лишь тем, что изредка посылала на помощь стрелков. Эти неприятные известия открыли Наполеону глаза. Он приказал повернуть колонны к Парижу, и сам немедленно отправился туда же. 30 марта император, двигавшийся очень быстро и без всякого эскорта, вдруг услышал сильную канонаду. У него появилась надежда, что он приедет в Париж до вступления в столицу неприятеля. В Париже присутствие Наполеона наверняка оказало бы очень большое влияние на население, уже давно требовавшего раздачи ружей. В казармах Марсова поля было 100 тысяч ружей и несколько миллионов патронов, однако военный министр генерал Кларк не захотел разрешить раздачу оружия жителям Парижа. Стр. 716 Приехав на почтовую станцию всего в 5 лье от Парижа, император больше не услышал пушечных залпов и понял — столица в руках врага. Это и подтвердилось. В самом деле, Мармон подписал капитуляцию, отдававшую столицу в руки неприятеля! Однако с приближением опасности из Парижа увезли императрицу и ее сына — Римского короля, которые отправились в Блуа, где король Жозеф, оставив командование, порученное ему императором, вскоре оказался вместе с ними. Линейные войска ушли из Парижа через заставу Фонтенбло по дороге, откуда ждали появления императора.' Невозможно представить себе то, что происходило тогда в столице, жители которой, разрываемые самыми противоположными интересами, были захвачены врасплох вторжением врага, коего лишь очень немногие из парижан ожидали... Что до меня, то я уже знал о вторжении неприятеля. Я видел вблизи ужасы войны, и меня мучила мысль о том, куда я смогу спрятать жену и маленького ребенка, чтобы они оказались в безопасности. В это время старый добрый маршал Серюрье предоставил всей моей семье убежище в Доме Инвалидов, комендантом которого он был. Меня успокаивала мысль о том, что французы повсюду оставляли в покое места, где жили старые солдаты, поэтому я думал, что неприятель таким же образом будет обращаться с нашими ветеранами. Я перевез мою семью в Дом Инвалидов и уехал из Парижа до вступления в него неприятеля. Я отправился в Версаль под командование генерала Преваля, назначившего меня командиром небольшой колонны, состоявшей из кавалеристов моего полка, а также всадников из 9-го и 12-го конно-егерских полков. Еще до того, как союзники вступили в Париж, эта колонна должна была в тот же день собраться в Рамбуйе. Я отправился туда и нашел там своих лошадей и всадников. Я принял на себя командование эскадронами. Дорога была забита повозками и экипажами, покидавшими столицу. Меня это не удивляло, но я не мог понять, откуда взялось большое количество войск различных родов оружия, которые прибывали со всех сторон и которые могли бы образовать весьма существенный армейский корпус, если их объединить. Этот корпус сумел бы остановить неприятеля перед Монмартром и дать время армии, возвращавшейся быстрым маршем из Шампани и Бри, спасти Париж. Однако император, обманутый своим военным министром, не отдал по этому поводу никакого приказа и, вероятно, даже не знал, что у него оставались еще такие большие силы для защиты столицы. Перечислю здесь эти части в соответствии с документами военного министерства. 400 пушек с достаточным количеством зарядов в Венсенне, в военной школе Марсова поля и в центральном артиллерийском складе. Свыше 50 тысяч новых ружей в этих же местах. Что до людских ресурсов, то король Жозеф и военный министр Кларк могли иметь в своем распоряжении части, приведенные в Париж маршалами Мармоном и Мортье, число солдат в них доходило до 19 тысяч человек. 7—8 тысяч солдат из линейных частей, расквартированных в Париже. 3 тысячи человек в Стр. 717 сборных пунктах Императорской гвардии. 15—18 тысяч кавалеристов без лошадей, расквартированных в казармах Версаля или в окрестностях. 18—20 тысяч новобранцев, предназначенных для отправки в линейные полки. А также национальные гвардейцы в казармах Сен-Дени, Курбевуа, Рюэйя и других селений в окрестностях Парижа. Свыше 2 тысяч офицеров — отпускников, раненых, без постоянного места службы или в отставке, которые пришли предложить свои услуги. И, наконец, 20 тысяч рабочих, почти все они бывшие солдаты, просивших разрешения внести свою лепту в защиту Парижа. В общей сложности эти объединенные силы насчитывали свыше 80 тысяч человек. Их было легко собрать за несколько часов и использовать для защиты столицы до прибытия Наполеона и армии, которая следовала за ним. Жозеф и Кларк, уже утром 28 марта предупрежденные о подходе неприятеля, начавшего атаку лишь 30-го, имели, таким образом, двое суток, чтобы использовать все ресурсы, но ничего не предприняли. И, наконец, в довершение всех безобразий в тот момент, когда вражеские войска атаковали Роменвиль, Жозеф и Кларк приказали покинуть Париж через ворота Пасси четырем тысячам лучших пехотинцев и кавалеристов Императорской гвардии, чтобы увеличить в Блуа численность эскорта императрицы, который и без этого был более многочислен, чем того требовали обстоятельства. Как только Наполеон узнал, что Париж капитулировал и два маленьких корпуса Мармона и Мортье покинули укрепления, отступая к Наполеону, он приказал им занять позицию при Эссоне в 7 лье по направлению на полдороге из Парижа в Фонтенбло, и сам отправился в Фонтенбло, куда прибывали головные части колонн армии, возвращавшейся из Сен-Дизье. Все это показывало, что у Наполеона было намерение направиться на Париж, как только его войска объединились бы. Позже вражеские генералы признавались, что, если бы император атаковал их, они не осмелились бы принять бой, имея позади себя Сену и громадный город Париж с миллионом жителей, которые могли во время боя подняться против неприятеля, забаррикадировать улицы и мосты и отрезать врагу путь к отступлению. Поэтому враги решили отступить и стать лагерем на высотах Бельвиля, Шарона, Монмартра и Шомона, господствующих над правым берегом Сены и над дорогой в Германию. В этот момент в Париже произошли новые события, удержавшие неприятеля в этом городе. Г-н Талейран, бывший священник, считался одним из людей, наиболее преданных Наполеону, давшему Талейрану богатство и титул князя Беневентского, сделавшему его главным камергером двора и т. д. и т. п., короче, г-н Талейран, чье самолюбие страдало, что он не был больше доверенным лицом Наполеона и министром, руководившим его политикой, встал во главе молчаливой оппозиции, включавшей в себя недовольных из всех партий, особенно после несчастий Русской кампании. В эту оппозицию главным образом входили представители предместья Стр. 718 Сен-Жермен, то есть представители высшей аристократии, лишь внешне подчинившейся Наполеону и даже служившей ему в дни его процветания. Эти презренные аристократы впоследствии сделались врагами императора и, не компрометируя себя открыто, всеми возможными способами нападали на главу правительства. Основными руководителями этой партии были аббат Прадт, барон Луи, аббат Монтескье, г-н Шато-бриан, депутат Лене и т. д. и т. п. Почти все эти талантливые люди под руководством Талейрана, являвшегося самым хитрым интриганом из всех, уже в течение некоторого времени ждали возможности свергнуть Наполеона. Они поняли, что никогда не представится столь удобный случай, чем этот, какой давала им оккупация Франции полутора миллионами врагов, и присутствие в Париже всех монархов Европы, большинство из коих были сильно унижены Наполеоном. Но хотя Наполеон в этот момент очень ослабел, он не был еще полностью разбит, потому что помимо армии, которую он вел с собой и которая только что сотворила чудеса храбрости, выносливости и приобрела новые победные лавры, у него оставалась еще армия Сюше в Пиренеях и Верхней Гаронне, многочисленные войска под командованием маршала Сульта и две прекрасные дивизии в Лионе. Наконец, Итальянская армия была еще очень сильна. Так что, несмотря на оккупацию Бордо англичанами, Наполеон еще мог бы объединить все свои силы и бесконечно продолжать войну, поднимая народные массы, ожесточенные вражескими репрессиями. Г-н Талейран и его партия поняли, что, если они дадут императору время привести в окрестности Парижа следовавшие за ним войска, он сможет разбить неприятеля на улицах столицы или отступить в какие-нибудь преданные ему провинции, где будет продолжать войну до тех пор, пока усталые союзники не согласятся заключить мир. Следовательно, по мнению Талейрана и его друзей, надо было сменить лицо правительства. Но в этом и заключалась большая трудность, потому что они хотели восстановить на троне династию Бурбонов в лице Людовика XVIII, в то время как другая часть нации желала оставить на троне Наполеона или, по крайней мере, учредить регентство императрицы. Подобное расхождение во мнениях существовало и среди монархов-союзников. Дело в том, что английский и прусский короли стояли на стороне Бурбонов, а русский император, который никогда не любил их и опасался, как бы нелюбовь французской нации к этим принцам и к эмигрантам не вызвала новую революцию, был недалек от согласия защищать интересы сына Наполеона и его супруги. Чтобы разом прекратить все эти дискуссии и решить вопрос, взяв на себя инициативу, хитрый Талейран, желая в какой-то степени принудить иностранных монархов принять решение, привел на площадь Людовика XV около двадцати молодых людей из предместья Сен-Жермен. Все они сидели верхом, с белыми кокардами, под руководством виконта Талона, который был моим однополчанином и от которого я узнал все эти подробности. Юноши направились к отелю, где жил император Алек- Стр. 719 сандр, громко крича: «Да здравствует король Людовик XVIII! Да здравствуют Бурбоны! Долой тирана!» Сначала эти крики не вызывали у собравшихся ничего, кроме крайнего удивления. Затем из толпы раздались угрозы, поколебавшие самых решительных участников кавалькады. Поскольку первый порыв роялизма не возымел эффекта, участники кавалькады продолжили свой спектакль в различных местах парижских бульваров. В некоторых местах их освистали, в других аплодировали. Поскольку прибытие иностранных монархов приближалось и парижанам требовался какой-нибудь лозунг, чтобы их приветствовать, то возгласы виконта Талона и его друзей весь день звучали в ушах императора Александра, что позволило Талейрану сказать вечером того же дня этому монарху: «Ваше Величество может само судить о том, с каким единодушием нация желает восстановления Бурбонов!» Начиная с этого момента, дело Наполеона было проиграно, хотя его приверженцев было намного больше, чем приверженцев Людовика XVIII, как показали события следующего года. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. |
