Стр. 650

Разгром Удино при Гроссбеерене и Макдональда при Кацбахе. — Мы вновь переходим через Кацбах

С полным правом можно сказать, что во время последних военных кампаний Империи война редко велась достаточно хорошо, если Наполеон сам не руководил битвой. Таким образом, остается лишь сожалеть о том, что этот великий военачальник недостаточно проникся данной идеей и слишком доверял талантам своих помощников, многие из коих оказались не на высоте поставленных перед ними задач, хотя и были слишком уверены в себе, как мы только что видели на многих примерах. Вместо того чтобы приказать командирам армейских корпусов, шедшим отдельно от основной армии, по мере возможности защищаться до тех пор, пока он сам не пришел бы с мощными резервами, чтобы раздавить стоящие перед ними войска, император давал командирам корпусов слишком большую свободу действий. А каждый хотел, чтобы о нем говорили, и каждый желал иметь свою битву при Аустерлице, поэтому они часто атаковали невпопад и бывали разбиты по собственной вине.

Так произошло с маршалом Удино, которому Наполеон дал значительную армию, состоявшую из корпусов Бертрана и Ренье. Удино было поручено наблюдать за многочисленными прусскими и шведскими частями, объединившимися в окрестностях Берлина, под высшим командованием Бернадотта, ставшего шведским наследным принцем. Маршал Удино был менее силен, чем его противник, поэтому он должен был бы

Стр. 651

выжидать, однако привычка идти вперед, вид колоколен Берлина и опасения не оправдать доверие Наполеона влекли его дальше, поэтому он послал прямо перед собой корпус Бертрана, который и был разбит. Однако это не помешало Удино стоять на своем в желании завладеть Б орлином, несмотря на первую неудачу. Но в большом сражении при Грос-сбеерене он проиграл, и ему пришлось отступить по дороге на Виттен-берг, понеся серьезные потери.

Несколько дней спустя маршал Макдональд у. Кацбаха во главе нескольких корпусов также захотел воспользоваться свободой, предоставленной ему отсутствием Наполеона, чтобы попытаться выиграть сражение и заставить забыть свое кровавое поражение при Треббии во время Итальянской кампании 1799 года. Но и здесь он был разбит!

Макдональд отличался большой личной смелостью, но во время войны ему постоянно не везло, и не потому, что он был недостаточно способен, а потому, что, подобно генералам австрийской армии и особенно знаменитому Макку, в своей стратегии Макдональд был слишком нетерпим и совершенно не считался с чужим мнением. Перед битвой он набрасывал план ее проведения, который почти всегда был хорош, однако, в зависимости от обстоятельств, он должен был бы менять этот план, а его медленный ум не умел этого делать. Он действовал подобно некоторым игрокам в шахматы, которые, играя сами с собой, очень хорошо проводят собственную партию и партию за отсутствующего противника, а когда идет партия настоящая, то они не знают, что делать, если противник ставит свои фигуры не так, как они думали! 26 августа, в тот самый день, когда император одержал замечательную победу в окрестностях Дрездена, маршал Макдональд проиграл сражение при Кац-бахе.

Французская армия в количестве 75 тыс. человек, в чей состав входил и мой полк, располагалась между Лигницем и Гольдбергом на левом берегу небольшой реки Кацбах, отделявшей нас от многочисленных прусско-русских войск под командованием Блюхера.

На участке, который мы занимали, там и сям поднимались круглые холмы, поросшие лесом. Они были проходимы для кавалерии, но затрудняли ее передвижение, давая тем самым огромные преимущества пехоте. Поскольку главные силы Макдональда состояли именно из этого рода оружия и у него было только б тысяч лошадей из корпуса Себа-стьяни, тогда как противник располагал 15—20 тысячами кавалеристов, стоявшими на огромном плато Яуэр, где земля была почти гладкой, маршалу следовало дожидаться пруссаков в той позиции, какую он занимал. Добавим к этому, что Кацбах не имеет особенно крутых берегов с левой стороны, где мы находились, но правый берег этой реки очень крут, так что для достижения плато Яуэр надо взобраться на высокий холм, покрытый лесами, где есть только одна каменистая и очень крутая дорога.

Река Кацбах течет по дну ущелья. Мосты через эту реку перекинуты только там, где имеются редкие в этой местности деревни. Броды через нее очень узкие и становятся непроходимыми при малейшем подъеме

Стр. 652

воды. Эта река как бы защищала центр позиции французской армии, что было для нас как нельзя более удачным. Однако маршал Макдо-нальд, желая атаковать пруссаков, пренебрег большими преимуществами, которые давала нам эта позиция. Он прямо-таки восстановил реку Кацбах против себя, приказав своим войскам переправиться через нее одновременно во многих местах. Кавалерийский корпус Себастьяни, в чей состав входила дивизия Экзельманса, к коей принадлежал мой полк, должен был переходить реку вброд у деревни Шмохвиц.

Уже с утра погода хмурилась, что должно было бы убедить маршала перенести атаку на другой день либо, по крайней мере, заставить его действовать немедленно. Он не принял ни то ни другое решение, потерял драгоценные минуты, давая детальные приказания, так что его колонны пришли в движение только в 2 часа пополудни. Но едва армия двинулась в путь, как началась ужасная гроза, в результате вода в Кацба-хе поднялась, что сделало брод настолько труднопроходимым, что дивизия кирасир генерала Сен-Жермена не смогла переправиться.

Мы вышли на другой берег, и нам пришлось взбираться по очень узкой расщелине на весьма крутой склон. Дождь сделал почву на этом склоне такой скользкой, что наши лошади падали на каждом шагу, так что нам пришлось спешиться, и мы вновь сели на лошадей лишь после того, как добрались до обширного плато, господствующего над долиной реки Кацбах. На этом плато мы нашли несколько дивизий французской пехоты, помещенных генералами из предосторожности около перелесков, разбросанных по этой равнине, но, как я уже говорил, все знали, что враг намного превосходил нас в кавалерии. Это было тем более неудачно для нас, что дождь лишал пехотинцев возможности вести стрельбу.

Выбравшись на эти обширные равнины, мы были очень удивлены тем, что не увидели неприятеля! Царившая там полная тишина, как мне показалось, скрывала некую ловушку, потому что мы были совершенно уверены, что минувшей ночью Блюхер занимал эту позицию, имея свыше 100 тысяч человек. Поэтому, с моей точки зрения, было необходимо провести хорошую разведку местности, прежде чем в нее вступать. Генерал Себастьяни думал иначе, поэтому, как только дивизия Русселя д'Юр-баля была построена, он направил ее на просторы этой равнины, придав ей не только принадлежавшую этой дивизии артиллерию, но также и артиллерию дивизии Экзельманса, которую мы с таким трудом втащили на плато.

Как только Экзельманс, находившийся в отдалении от своих эскадронов, присоединился к нам на выходе из ущелья и заметил, что Себастьяни забрал его пушки, он бросился к этому генералу, чтобы потребовать их обратно, и оставил свою дивизию без командования. Две бригады, составлявшие эту дивизию, располагались на расстоянии 500 шагов друг от друга на одной линии, свернутые в колонны по полкам. Мой полк находился во главе бригады Ватье, позади нас был 24-й полк конных егерей, 11-й гусарский полк замыкал колонну.

Стр. 653

Плато Яуэр настолько обширно, что, хотя дивизия Русселя д'Юрба-ля направилась вперед и состояла из семи кавалерийских полков, мы едва различали его на горизонте. В ста шагах от правого фланга колонны, в состав которой входил мой полк, находился один из перелесков, разбросанных по равнине. Если бы мой полк был в этом месте один, я бы, конечно, приказал одному из моих взводов обыскать этот лесочек. Однако Экзельманс очень ревниво относился к своему авторитету, поэтому взял за правило, что ни один человек из его дивизии не должен был выходить из рядов без его личного приказа. Поэтому я не осмелился принять обычные меры предосторожности. По той же причине генерал, командовавший бригадой, также счел своим долгом воздержаться от этого. Это пассивное послушание чуть не оказалось для нас роковым.

Я ехал впереди моего полка, находившегося, как я уже говорил, во главе колонны, как вдруг услышал сзади себя громкие крики. Оказалось, это была неожиданная атака многочисленных прусских улан. Они, выскочив из леса, бросились на 24-й конно-егерский и 11-й гусарский полки, которых они обошли с фланга и повергли в панику. «Косая» вражеская атака сначала была направлена на хвост нашей колонны, затем на ее центр и угрожала дойти до головы колонны. Таким образом, мой полк был бы атакован с правого фланга. Ситуация оказалась тем более критической, что враг двигался очень быстро. Однако, уверенный в смелости и разумности моих кавалеристов, независимо от их чинов, я скомандовал развернуться направо на самом быстром галопе. Этот маневр, столь опасный перед лицом противника, был выполнен с такой быстротой и в таком порядке, что в мгновение ока полк оказался развернутым перед пруссаками, а поскольку они, продолжая двигаться по косой по направлению к нам, подставили нам свой фланг, наши эскадроны воспользовались этим преимуществом. Все эскадроны врезались в противника и нанесли ему большой урон.

Видя успех моего полка, 24-й конно-егерский полк, пришедший в себя от фланговой атаки, нарушившей поначалу строй, быстро перестроился и отбросил ту часть вражеской линии, которая ему противостояла. Что до 11-го гусарского полка, целиком состоявшего из голландцев, из которых император, как он считал, сделал французов всего лишь простым декретом, то командиру не удалось поднять своих гусар в атаку. Однако мы сумели обойтись без помощи столь плохих солдат, поскольку 23-го и 24-го конно-егерских полков оказалось достаточно для завершения разгрома трех прусских полков, которые на нас напали.

В то время как наши кавалеристы преследовали врагов на полном скаку, один старый вражеский полковник, уже лишившийся своей лошади, узнав мой чин по моим эполетам и опасаясь быть убитым кем-нибудь из моих кавалеристов, приблизился ко мне в поисках защиты. Возле меня, несмотря на оживление боя, никто не осмелился нанести ему удар, как только я взял его под свое покровительство и свою защиту. Хотя этот офицер и шел пешком по земле, покрытой грязью, ему в течение целой четверти часа удавалось не отставать от моей быстрой лошади.

Стр. 654

Хватаясь одной рукой за мое колено, он непрерывно повторял: «Вы мой ангел-хранители» Этот старик воистину вызывал у меня жалость, потому что он чуть не падал от усталости, но тем не менее старался не отстать от меня. В этот момент я увидел, что один из моих кавалеристов ведет в поводу захваченную лошадь. Я отдал ее прусскому полковнику и отправил его в тыл в сопровождении одного из моих верных унтер-офицеров. Вы увидите, что этот вражеский офицер не замедлил выразить мне свою благодарность.

Тем не менее плато Яуэр и берега реки Кацбах внезапно сделались театром кровавого сражения, потому что из каждого лесочка стали выходить пруссаки. Долина вскоре покрылась ими. Мой полк на большой скорости преследовал врага, и я не мог замедлить это преследование. Вскоре мои кавалеристы оказались перед бригадой вражеской пехоты. Ружья противника были выведены из строя дождем, поэтому никто не смог выпустить в нас ни одной пули. Я пытался прорвать прусское каре, но наши лошади, покрытые грязью, увязали в грязи по колено, поэтому они могли двигаться только шагом, а всем известно, что для кавалерии почти невозможно без разбега пробить тесные ряды батальонов противника, когда эти ряды стоят плечом к плечу, ими хорошо командуют и солдаты смело выставляют вперед частокол штыков. Напрасно мы так близко подошли к врагу, что могли разговаривать с вражескими солдатами и ударять нашими саблями по вражеским ружьям. Нам не удалось сломать их ряды, что было бы для нас нетрудно, если бы генерал Себа-стьяни не отправил артиллерию нашей бригады в другое место.

Наше положение и положение вражеской пехоты, стоявшей перед нами, было на самом деле смешно, потому что мы смотрели друг другу в глаза, не нанося друг другу никакого вреда. Наши сабли были слишком коротки, чтобы достать до врага, а вражеские ружья не могли стрелять! Такое положение продолжалось некоторое время, как вдруг генерал Морен, командовавший бригадой, соседней с нашей, прислал нам на помощь 6-й уланский полк, и пики, превосходившие по длине вражеские штыки, вмиг поразили многих пруссаков. Это позволило не только нашим уланам, но и конным егерям из 23-го и 24-го полков проникнуть во вражеское каре, где наши кавалеристы убили многих вражеских пехотинцев. Во время этого ужасного побоища можно было слышать громкий голос бравого полковника Перки, кричавшего со своим сильным эльзасским акцентом: «Колите, уланы, колите!*1

Казалось, в этой части обширного поля битвы победа оборачивалась в нашу пользу, как вдруг она ускользнула от нас из-за неожиданного прибытия свыше 20 тысяч прусских кавалеристов. Они сначала раздавили дивизию Русселя д'Юрбаля, столь неосторожно посланную без поддерж-

1 Полковник Себастьян Бирги (1768—1847), называемый Перки (Perquit), был уроженцем эльзасского города Селеста (Шлештадт). Он командовал 6-м шеволежерским полком с 11 марта 1813 г. по 16 сентября 1814 г. (Прим. ред.)

Стр. 655

ки на расстояние свыше лье вперед, а затем атаковали наш полк значительно превосходящими силами.

О приближении этой огромной вражеской массы нас предупредил прибывший генерал Экзельманс, который, как я уже говорил, на какое-то время покинул свою дивизию, чтобы почти в одиночку отправиться требовать у генерала Себастьяни свою артиллерийскую батарею. Эту батарею Себастьяни столь неудачно отправил на соединение с артиллерийской батареей Русселя д'Юрбаля. Не сумев найти Себастьяни, Экзельманс прибыл лишь для того, чтобы сделаться свидетелем захвата пушек Русселя д'Юрбаля, а также его собственных пушек и наблюдать столь ужасный разгром эскадронов своего коллеги. Мы уже предчувствовали какое-то несчастье, видя, как мчится к нам наш генерал с изменившимся лицом, без шляпы и даже без шарфа! Мы поспешили остановить солдат, продолжавших рубить вражеских пехотинцев. Однако в то время, как мы пытались призвать наших людей к порядку, нас полностью окружили многочисленные прусские эскадроны, преследовавшие остатки дивизии д'Юрбаля до самых наших рядов.

В мгновение ока на кавалерийский корпус Себастьяни, насчитывавший не более 5—6 тысяч бойцов, набросилось 20 тысяч вражеских кавалеристов, а они, помимо огромного численного превосходства, были уланами, то есть были вооружены пиками, а у нас имелось лишь несколько эскадронов, вооруженных этим оружием!

Несмотря на отчаянное сопротивление, которое мы попытались оказать, пруссаки непрерывно рассеивали наши группы и, постоянно преследуя нас, они наконец отогнали нас на край равнины, к крутому берегу реки Кацбах!

Здесь нас встретили две дивизии французской пехоты, к которым мы надеялись присоединиться. Однако ружья наших пехотинцев намокли и не могли стрелять. Им не оставалось никакого средства для защиты, кроме батареи из шести пушек, а также их собственных штыков, остановивших на мгновение вражеских кавалеристов. Однако прусские генералы выдвинули вперед примерно 20 орудий. Французские орудия были мгновенно уничтожены, а наши батальоны рассеяны! И тогда с громкими криками на нас бросилось 20 тысяч вражеских кавалеристов. Они в беспорядке оттеснили нас к Кацбаху.

Эта река, через которую этим же утром мы переправлялись с большим трудом, хотя она и не очень большая, теперь превратилась в бурный поток из-за проливных дождей, не прекращавшихся весь день. Вода из реки вышла из берегов с обеих сторон и почти полностью покрыла парапеты моста у Шмохвица, мешая выяснить, можно ли еще воспользоваться бродом, имевшим то же название. Однако, поскольку сегодня утром мы переправились через реку именно в этих двух местах, мы двинулись к мосту и к броду. Брод был непроходим для пехотинцев, многие утонули при переправе, однако мост спас основную массу людей.

Я собрал по мере возможности мой полк и приказал людям двигаться очень плотными полувзводами. Поддерживая друг друга, люди вошли

Стр. 656

в воду, соблюдая порядок, и добрались до противоположного берега, потеряв лишь двоих. Все остальные кавалерийские полки двигались в том же направлении, так как, несмотря на сумятицу, неизбежную при подобном поражении, кавалеристы поняли, что надо оставить мосты для пехотинцев. Я должен признаться, что спуск по этому склону оказался одним из самых критических моментов в моей жизни... Склон был очень крутым, земля скользила под копытами наших лошадей, которые к тому же на каждом шагу спотыкались о многочисленные обломки скал. И, наконец, шквал огня вражеской артиллерии довершал ужас нашего положения. Тем не менее я вышел из этого испытания без какого бы то ни было вреда для меня самого благодаря смелости, решительности и ловкости моей великолепной турецкой лошади, двигающейся по краю пропасти как кошка по крыше, она спасла мне жизнь не только в этом сражении, но и во многих других. Ниже я еще расскажу об этом великолепном животном.

Подразделения пехоты и французской кавалерии, только что сброшенные с верха плато Яуэр, посчитали себя в безопасности, как только переправились через Кацбах. Однако пруссаки направили мощную колонну к мосту, расположенному выше моста у Шмохвица, где эта колонна перешла через Кацбах. Так что, достигнув берега, который мы покинули этим же утром, мы были очень удивлены, когда нас атаковали многочисленные эскадроны вражеских улан. Однако, несмотря на удивление, некоторые полки, в числе коих маршал Макдрнальд в своем рапорте упомянул и мой, без колебаний бросились на врага... Я не знаю, однако, что случилось бы с нами без прибытия дивизии генерала Сен-Жермена. Он утром был оставлен на левом берегу и, следовательно, не принимал участия в битве. Эта дивизия оказалась поблизости очень кстати и пришла к нам на помощь. Дивизия генерала Сен-Жермена состояла из двух полков карабинеров, одной бригады кирасир и шести орудий. Сен-Жермен яростно атаковал неприятеля, отбросил в реку всех, кто пытался отрезать нам путь к отступлению, и, поскольку не существует ничего более страшного, чем войска, которые вновь переходят к наступлению после понесенного перед тем поражения, кавалеристы из дивизий Экзельманса и Русселя д'Юрбаля уничтожили все, что попалось им на пути.

Этот переход к наступательным действиям был нам очень полезен, поскольку остановил наших противников. Пруссаки в этот день не осмелились преследовать нас по другому берегу Кацбаха. Однако катастрофа французской армии была огромной, поскольку маршал Макдональд приказал ей утром переправляться через реку по всем мостам и бродам, существовавшим между Лигницем и Гольдбергом, то есть на линии длиной свыше 5 лье, а почти все переправы оказались мгновенно затопленными наводнением. По этой причине французская армия растянулась на большое расстояние, а пруссаки оказались у нее в тылу. С другой стороны перед фронтом армии текла река, и ее было почти невозможно форсировать. По этим причинам ужасные сцены, подобные тем, свидетелем

Стр. 657

которых я был на плато Яуэр, а также на мосту у Чемоковица, происходили во всех пунктах поля сражения! Повсюду дождь парализовал огонь нашей пехоты и благоприятствовал атакам прусской кавалерии, вчетверо превосходившей нашу по численности! Повсюду отступление оказалось очень губительным из-за тех трудностей, какие наши войска испытали при переправе через реку Кацбах, вышедшую из берегов. Большинство людей, пытавшихся переплыть через реку, утонули. Подобная судьба постигла и бригадного генерала Сибюэ. Нам удалось спасти лишь несколько орудий.

Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы.
Текст приводится по изданию: Марбо М. Мемуары генерала барона де Марбо / пер. с франц. — М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 736 стр., ил. — (Энциклопедия военной истории)
© Г.П. Мирошниченко, Н.А. Егорова, А.В. Ятлова. Перевод, 2004
© ООО Издательство «Эксмо», 2005
© Оцифровка и вычитка – Константин Дегтярев ([email protected])