|
Марбо Жан-Батист-Антуан-Марселен Мемуары генерала барона де Марбо
Глава XXII Стр. 623 1813 год. Тяжелое общее положение. — Бесхозяйственность. — Замечания относительно сохранения укреплений. — Состояние Франции. — Насильственный и незаконный набор рекрутов. — Я возвращаюсь домой в сборный пункт 1813 год был для Франции годом плохих предзнаменований. Дело в том, что едва славные остатки нашей армии, возвращающиеся из России, переправились через Вислу и началась реорганизация, как предательство прусского генерала Йорка и частей, которыми он командовал, заставило нас отступить за Одер, а вскоре и оставить Берлин и всю Пруссию, поднявшуюся против нас с помощью прусских войск, оставленных там Наполеоном по неосторожности. Русские поспешили ускорить, насколько возможно, свое продвижение вперед и присоединились к пруссакам. Король тогда объявил войну французскому императору. Стр. 624 На севере Германии у Наполеона было лишь две дивизии, правда, под командованием маршала Ожеро, но почти целиком состоящие из новобранцев. Что касается французов, только что принимавших участие в Русской кампании, то, как только они стали хорошо питаться и перестали спать в снегу, они восстановили силы и их уже можно было выставлять против врага. Однако наши всадники почти все были лишены лошадей. Очень немногие пехотинцы сохранили оружие. У нас почти не осталось артиллерии, у большинства солдат не было приличной обуви, а их одежда превратилась в лохмотья. Однако французское правительство употребило часть 1812 года на то, чтобы собрать большое количество амуниции и оружия самого разного рода, хотя в связи с небрежностью военной администрации, руководимой тогда г-ном Лакюэ, ни один из полков не получил обмундирования, ему предназначенного. Следует рассказать о том, каково было поведение наших администраторов в этих обстоятельствах. Вот как развивались события. Лишь только интендантская служба какого-либо полка ценой больших расходов собирала многочисленную амуницию, предназначенную для своих батальонов или эскадронов, как администрация проводила переговоры с каким-нибудь из перевозчиков, для того чтобы отправить все эти вещи до Майнца, входившего в то время в состав Империи. В связи с этим вплоть до берегов Рейна тюкам и ящикам не угрожала никакая опасность. По приказу г-на Лакуе военный отряд должен был сопровождать их до Майнца, оттуда французских перевозчиков и эскорт отправляли назад, передавая грузы перевозчикам иностранным, которым поручалось перевезти их до Магдебурга, Берлина и до Вислы. При этом никто из французских представителей не наблюдал за перевозками, так что перевозки осуществлялись настолько недобросовестно и медленно, что тюки, содержавшие амуницию и обувь, затрачивали от б до 8 месяцев на путь от Майнца до Вислы. Этот путь можно было бы проделать за 40 дней. Но то, что было серьезным неудобством в период, когда французские армии мирно занимали Германию и Польшу, стало бедствием после Русской кампании. Свыше 200 кораблей, нагруженных предназначенными для наших полков вещами, оказалось во льдах на Бромбергском канале возле Накеля, когда в январе 1813 года мы проходили через это место. При этом громадном караване не оказалось ни одного представителя французской администрации, чтобы нас предупредить, а все экипажи барж состояли из пруссаков и уже считали себя нашими врагами, поэтому ни один из них не стал разговаривать с нами, и мы проследовали мимо, думая, что это были торговые баржи. На следующий день пруссаки захватили огромное количество амуниции, включая белье и обувь, которые были предназначены нашим несчастным солдатам. Все эти вещи послужили для того, чтобы одеть многочисленные прусские полки, выступившие против нас. Холод, снова начавший свирепствовать, погубил еще несколько тысяч французов, и от этого нашу «ловкую» администрацию не стали больше хвалить! Стр. 625 Беспорядок, царивший во время перехода французской армии через Пруссию, объясняется прежде всего нерадивостью Мюрата, который принял на себя командование после отъезда императора, а позже слабостью принца Евгения Богарнэ — вице-короля Италии. Пора было вновь переправляться через Эльбу, чтобы вступить на территорию Рейнской конфедерации, но, прежде чем решиться увести свои войска из Польши и Пруссии, император, желая сохранить там возможности для последующего наступления, приказал оставить сильные гарнизоны в местах, обеспечивающих переправы через Вислу, Одер и Эльбу, — таких, как Прага, Модлин, Торн, Данциг, Штеттин, Кюстрин, Глогау, Дрезден, Магдебург, Торгау, Виттенберг и Гамбург. Это важное решение Наполеона можно рассматривать с двух, весьма различных точек зрения. Его хвалили умные военные, а другие, менее просвещенные, сильно ругали. Первые из них говорили, что необходимость дать наконец отдых и пристанище многочисленным раненым и больным заставила Наполеона сохранить укрепления, обеспечивающие французам сохранение больших запасов военных материалов и провианта. Они добавляли, что эти крепости помешают передвижениям неприятеля. Враг, будучи принужден блокировать эти крепости, уменьшит таким образом количество солдат в действующей армии. И, наконец, эти же люди говорили, что если подкрепления, которые Наполеон собирался привести из Франции и Германии, давали ему возможность выиграть сражение, то укрепления, им сохраненные, облегчили бы французам новое завоевание Пруссии, что вскоре привело бы нас за Вислу. На это отвечали, что Наполеон ослаблял свою армию, выделяя из нее гарнизоны для множества отдаленных друг от друга крепостей. Эти гарнизоны не могли помогать друг другу. Говорили также, что не следовало бы пренебрегать спасением Франции ради спасения нескольких тысяч раненых и больных, из которых лишь очень незначительное количество смогло бы снова служить в армии. Действительно, почти все они умерли в госпиталях. Говорили также, что итальянские, польские и немецкие полки из Рейнской конфедерации, присоединенные Наполеоном к французским гарнизонам, чтобы не слишком уменьшать количество солдат в частях, будут плохо служить. В самом деле, почти все иностранные солдаты сражались очень вяло и кончили тем, что перешли на сторону врага. Добавляли также, что удержание нашими войсками крепостей очень мало помешало бы русским и прусским армиям, которые, заблокировав эти крепости, продолжили бы свой путь в направлении Франции. Именно так все и получилось. Вообще говоря, каждая из этих двух точек зрения имеет положительные и отрицательные стороны. Однако в условиях, в которых находилась французская армия, я считаю своим долгом присоединиться к мнению тех, кто предлагал оставить крепости. Дело в том, что даже в соответствии с мнением тех, кто выступал против этого, крепости могли быть нам полезными лишь только в том случае, если бы мы разбили пол- Стр. 626 ностью русскую и прусскую армии. Это была еще одна причина того, чтобы постараться увеличить имеющиеся в нашем распоряжении силы, вместо того чтобы рассеивать их в бесконечности. И не надо говорить, что, раз у противника больше не было необходимости вести блокаду той или иной крепости, он увеличил бы таким образом количество батальонов, имевшихся в его распоряжении и способных участвовать в боях, а это нарушило бы соотношение наших и вражеских сил. Говоря так, мы впали бы в очень большую ошибку! В самом деле, противнику всегда приходилось бы оставлять значительные гарнизоны в тех крепостях, которые мы оставляли, а у нас была бы возможность располагать большим количеством войск. Оставляя их в гарнизонах, мы фактически парализовали их, но, ничего по сути не приобретая, теряли много необходимых батальонов. Я добавлю, что бесполезная защита этих многочисленных крепостей лишала нашу активную армию многих опытных генералов, например маршала Даву, одного стоившего нескольких дивизий. Впрочем, я согласен с тем, что во время военной кампании обычно отказываются использовать в боях несколько бригад в тех случаях, когда речь идет о том, чтобы доверить этим бригадам охрану крепостей, от которых зависит спасение собственной страны. Таковы для Франции города Метц, Лилль, Страсбург. Дело в том, что в этих случаях мы имеем дело, можно сказать, с телом родины. Напротив, крепости, расположенные на Висле, Одере и Эльбе в двух-трех сотнях лье от Франции, не имели для нас практического значения, а только политическое, то есть их важность определялась успехами нашей активной армии. А поскольку этих успехов не было, то 80 с лишним тысяч человек в гарнизонах, оставленных императором в 1812 году в этих крепостях, в конце концов оказались вынужденными сдаться. Положение Франции начиная с первых месяцев 1813 года было самым критическим. На юге наши армии в Испании терпели очень заметные поражения в связи с ослаблением наших войск на полуострове, откуда без конца забирали все новые и новые полки. В то же время англичане не прекращали посылать войска Веллингтону, поэтому он в 1812 году осуществил блестящую кампанию. Он отобрал у нас Сьюдад-Родриго, Бадахос, Саламанку, выиграл сражение при Арапилах, занял Мадрид и угрожал Пиренеям. На севере многочисленные закаленные в боях солдаты, шедшие с Наполеоном в Россию, почти полностью погибли в боях или умерли от невзгод. Прусская армия, еще не воевавшая, только что присоединилась к русским. Австрийцы были готовы последовать ее примеру. И, наконец, монархи и особенно население Германии, подстрекаемые Англией, колебались, оставаться ли им в союзе с Францией. Прусский барон Штейн, человек весьма предприимчивый, воспользовался этим, чтобы опубликовать различные памфлеты, где он призывал всех немцев сбросить иго Наполеона и вновь обрести свободу. Этот призыв был услышан, поскольку пребывание французских войск в Германии и Стр. 627 их содержание начиная с 1806 года, когда наши войска оккупировали эту страну, вызвали в Германии громадные убытки. К ним добавилась также конфискация английских товаров в ходе Континентальной блокады, установленной Наполеоном. По всем этим причинам Рейнская конфедерация отделилась бы от него, если бы правители различных входивших в него государств уже тогда приняли решение подчиниться требованиям своих подданных. Однако ни один из них не осмелился пошевелиться, столь велика была привычка повиноваться императору французов, а также опасения, что он снова вернется во главе значительных сил. Большая часть французской нации питала еще очень большое доверие к Наполеону. Разумеется, образованные люди ругали его за то, что годом раньше он довел армию до Москвы, и особенно за то, что он дождался там зимы, но народные массы, привыкшие рассматривать императора как непобедимого и не имевшие, впрочем, никакого представления о событиях и о потерях, понесенных нашими войсками в России, видели только славу, какую обеспечил нашей армии захват Москвы. Так что в обществе существовало большое стремление предоставить императору все возможности для того, чтобы вернуть победу нашим орлам. Каждый департамент, каждый город, движимые патриотизмом, дарили ему лошадей, однако вскоре этот энтузиазм охладили многочисленные наборы рекрутов и денежные поборы. Тем не менее в целом нация действовала по доброй воле, и батальоны, а также эскадроны, казалось, каким-то чудом появлялись будто бы из-под земли. И что удивительно, после многочисленных наборов, проводившихся во Франции в течение 20 лет, никогда набор не был столь велик и не давал таких замечательных солдат. Этому было несколько причин. Прежде всего каждый из 108 существовавших в то время департаментов на протяжении нескольких лет имел кавалерийскую часть, именуемую департаментской. Это было нечто вроде гвардии господ префектов, которым нравилось, чтобы в этой гвардии служили солдаты с самой лучшей выправкой. Эти солдаты никогда не покидали главных городов департамента, где они находились в хороших казармах, получали хорошее питание и обмундирование. Служба их не была обременительной, и у них было время увеличивать физические силы, поскольку большинство солдат департаментской гвардии вели подобную жизнь на протяжении 6—7 лет. Они регулярно учились владению оружием, участвовали в проведении маршей и маневров, им не хватало только боевого крещения, чтобы превратиться в самые отборные воинские части. В зависимости от размера того или иного департамента эти кавалерийские части состояли из 150—200 или 250 человек. Император послал все эти подразделения в армию, где они растворились в линейных полках. Во-вторых, на службу было призвано очень большое количество рекрутов прошлогодних наборов, которые различными способами сумели получить отсрочку: одни — за счет протекции, другие — хитростью, третьи — прикрываясь быстро проходившими болезнями. Они сумели ос- Стр. 628 таться дома до нового приказа, и благодаря своему возрасту почти все они успели стать сильными и крепкими. Все эти меры являлись законными. Незаконным было то, что призвали и людей, жребием освобожденных от военной службы. Они тем не менее оказались призванными, если им было меньше 30 лет. Этот призыв дал значительное количество людей, способных выносить большие тяготы войны. В результате появилось немало недовольных, особенно на юге, в Вандее и в Бретани. Тем не менее основное большинство армейского контингента было сформировано, настолько велика была привычка к повиновению. Но подобное самопожертвование со стороны населения привело правительство к еще более незаконным мерам, которые были тем более опасными, что затрагивали высший класс. Дело в том, что, заставив идти в армию людей, жребием избавленных от военной службы, к этому же принудили и тех, кому удалось найти себе замену (закон им это разрешал). Им тоже пришлось взяться за оружие, хотя многие семьи оказались в финансовых затруднениях и даже разорились ради того, чтобы сохранить своих сыновей. Дело в том, что замена тогда стоила 12, 15, 18 и даже 20 тысяч франков, и платить надо было наличными. Были даже молодые люди, трижды находившие себе замену, но им тем не менее все равно пришлось идти на войну, и можно было видеть их в одном отряде с человеком, которому они заплатили за то, чтобы он их заменил! Эти беззакония были вызваны советами военного министра Кларка и министра полиции Савари, убедившими императора, что ради предотвращения во время войны любого враждебного правительству поползновения надо было удалить из страны сыновей влиятельных фамилий и отправить их в армию, чтобы они в какой-то степени служили заложниками. Но, чтобы слегка смягчить в глазах зажиточных слоев населения всю недостойность подобной меры, император создал четыре полка легкой кавалерии, названных «Почетной гвардией». Эти полки были специально предназначены для того, чтобы в них служили хорошо воспитанные молодые люди. Этим полкам была выдана очень красивая форма гусарского типа. К этим рекрутским наборам, проведенным более или менее законными способами, император добавил тех новобранцев, кто был мобилизован в результате ускоренной мобилизации, а также многочисленные и очень хорошие батальоны, сформированные из матросов, мастеровых или канониров флота. Все это были вполне сформировавшиеся люди, обученные владению оружием, скучавшие от монотонной жизни в портах и уже довольно давно горячо желавшие отправиться на поиски славы вместе со своими товарищами, служившими в армии. Вскоре эти люди стали хорошими и опасными для противника пехотинцами. Количество этих моряков превысило 30 тысяч. И, наконец, император еще больше ослабил армию в Испании, забрав оттуда не только несколько тысяч людей, чтобы пополнить батальоны и эскадроны своей гвардии, но и несколько бригад и дивизий, целиком состоявших из старых солдат, привыкших к тяготам и опасностям войны. Стр. 629 Со своей стороны, русские, а особенно пруссаки, тоже готовились к войне. Неутомимый барон Штейн ездил по провинциям, призывая к «крестовому походу» против французов и организуя свой Тугенбуид, или Союз добродетели. Члены Союза клялись с оружием в руках бороться за свободу Германии. Это общество, создавшее для нас столь много врагов, открыто действовало в Пруссии, находившейся в состоянии войны с Наполеоном, и проникало в государства и в армии Рейнской конфедерации вопреки пожеланиям некоторых монархов и с молчаливого согласия многих других, так что почти вся Германия тайно была нашим врагом, а воинские контингенты, которые она присоединяла к нашим, готовились к тому, чтобы предать нас при первой же возможности, что и доказали последующие события. Эти события произошли бы еще раньше, если бы вялость и природная медлительность немцев не помешали им начать действовать гораздо раньше, чем они это сделали, поскольку остатки французской армии, которые перешли через Эльбу в конце 1812 года, остались мирно расквартированными в лагерях, расположенных на левом берегу этой реки на протяжении четырех первых месяцев 1813 года. При этом русские и пруссаки, стоявшие на другом берегу реки, не посмели их атаковать. Они не чувствовали себя достаточно сильными, хотя Пруссия уже поставила на ноги свой ландвер, составленный из всех способных носить оружие, а Бернадотт, забывший, что родился французом, объявил нам войну и присоединил шведские полки к врагам своей настоящей родины. Во время нашего пребывания на левом берегу Эльбы французская армия непрерывно получала подкрепление, но кавалерия ее была еще малочисленной, если не считать нескольких полков, к которым относился и мой. Моему полку отвели для расквартирования несколько коммун и два маленьких городка — Брена и Ландсберг, расположенных в очень приятной местности недалеко от Магдебурга. Я испытал там большое огорчение. Желая активизировать организацию новых рекрутских наборов и думая, что присутствие командиров будет очень полезно для призывных пунктов соответствующих полков, император решил, что все полковники отправятся во Францию, за исключением тех, у кого еще имелось некоторое количество вооруженных людей. Для кавалерии это количество составляло 400 человек. У меня же в полку было свыше 600 человек верхом. Так что я был обязан остаться, а ведь я был бы так счастлив обнять мою дорогую жену и ребенка, которого я еще не видел! К этому огорчению добавилась еще одна неприятность. Добрый генерал Кастекс, о ком мне приходилось с такой похвалой отзываться во время Русской кампании, покинул нас, чтобы командовать конными гренадерами Императорской гвардии. Его бригада и бригада генерала Корбино, только что назначенного адъютантом императора, были соединены под командованием генерала Экзельманса. Генерал Ватье должен был заменить генерала Кастекса, а генерал Морен — генерала Корбино. Эти три генерала после Русской кампании отправи- Стр. 630 лись во Францию. Я оказался единственным имевшимся в наличии полковником, поэтому генерал Себастьяни, к корпусу которого новая дивизия должна была быть прикомандирована, приказал мне командовать дивизией. Это добавляло к моим в полку дополнительные заботы, поскольку я должен был в ужасную погоду часто бывать в местах квартирования трех других полков. Рана в колено, полученная мною в боях, хотя и зарубцевалась, но еще доставляла мне страдания, и я не знаю, как я смог бы продолжать эту службу до конца зимы, как вдруг в конце месяца генерал Ватье, вновь приехавший в армию, взял командование дивизией на себя. Несколько дней спустя без всякой моей просьбы я получил приказ отправиться во Францию, чтобы заняться множеством новобранцев и лошадей, присланных в депо моего полка. Депо находилось в департаменте Жеммап, в Монсе (Бельгия). Бельгия тогда входила в состав Империи. Я сразу отправился в дорогу. Мое путешествие было очень скорым. Я понимал, что, поскольку я получил разрешение отправиться во Францию по служебным делам, было бы неприличным просить даже о самом маленьком отпуске для поездки в Париж, поэтому я согласился на предложение моей тещи г-жи Дебриер привезти в Монс мою жену и сына. После года разлуки и стольких опасностей я с громадным удовольствием увидел мою милую жену и впервые поцеловал нашего маленького Альфреда, которому было 8 месяцев. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Вы наверняка поймете мою радость, когда, целуя моего ребенка, я вспоминал о том, что он чуть не сделался сиротой в день своего рождения. Я провел в депо конец апреля, а также май и июнь и был очень занят. Многочисленные рекруты, направленные в 23-й полк, были прекрасными воинственными юношами, почти все родом из окрестностей Монса, бывшей провинции Эно, откуда Австрия брала своих лучших кавалеристов, главным образом, знаменитых Драгун в те времена, когда южные Нидерланды принадлежали Австрии. Жители этой местности очень любят лошадей и хорошо за ними ухаживают. Поскольку здешние лошади оказались несколько более крупными, чем требуется для легкой кавалерии, я получил разрешение закупить лошадей в Арденнах, откуда мы вернулись с очень хорошим конским пополнением. Я нашел в депо нескольких хороших офицеров и унтер-офицеров. Многие из тех, кто участвовал в последней кампании, приехали в Монс, чтобы лечиться от ран или болезней. И, наконец, министр прислал мне нескольких молодых младших лейтенантов, закончивших Кавалерийскую школу и Сен-Сир. С такими солдатами и офицерами я очень быстро сформировал эскадроны. Они, конечно, не были совершенны, но солдаты и офицеры могли свободно идти вместе со старыми кавалеристами, возвратившимися из России и оставленными мною на Эльбе. С ветеранами пополнение по приезде должно было смешаться. Как только один из эскадронов оказывался готов, он направлялся в армию. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. |
