Марбо Жан-Батист-Антуан-Марселен Мемуары генерала барона де Марбо
Глава XVI Стр. 584 Предательство австрийцев. — Оборона Полоцка. — Витгенштейн ускользает от нас. — Новые сражения. — Эвакуация города. — Баварцы нас покидают. — Объединение с корпусом Виктора. — Болота у Городца Примерно 12 октября 2-му армейскому корпусу, который с 18 августа жил в довольстве и спокойствии в Полоцке и его окрестностях, пришлось готовиться в самое ближайшее время испытать удачу в боях. Мы узнали, что адмирал Чичагов, главнокомандующий русской армией в Валахии, заключив мир с турками при посредничестве англичан, шел на Могилев, чтобы напасть на тылы армии императора Наполеона. Было удивительно, что князь Шварценберг, получив ука- Стр. 585 зание с 30 тысячами наших союзников-австрийцев следить за русским корпусом в Валахии, дал Чичагову возможность пройти. Тем не менее это было правдой. Австрийцы не только не перекрыли путь русским, хотя могли это сделать, но, вместо того чтобы преследовать противника, они спокойно продолжали оставаться в лагерях на Волыни. Наполеон слишком рассчитывал на добросовестность министров и генералов своего тестя, австрийского императора, доверив им прикрывать правый фланг Великой армии. Напрасно генерал Сегюр пытается скрыть вину австрийского правительства и князя Шварценберга. С их стороны, было совершено настоящее предательство, и история покроет позором виновных в нем. В то время как на нашем правом фланге австрийцы дали возможность пройти русскому корпусу, прибывшему из Турции, пруссаки, из коих столь неосторожно сформировали наш левый фланг, также готовились заключить мир с неприятелем, делая это почти открыто, не скрываясь от маршала Макдональда, поставленного императором во главе прусского контингента. Как только эти иностранные союзники узнали, что оккупация Москвы не привела к миру, они начали предвидеть несчастья французской армии, и вся их ненависть против нас вновь пробудилась. Они еще не начали открытый, настоящий мятеж, однако очень плохо подчинялись маршалу Макдональду, и пруссаки, расположенные лагерем возле Риги, могли с момента на момент объединиться с Витгенштейном и напасть на наш 2-й корпус, расположенный в окрестностях Полоцка. Можно понять, насколько трудной была ситуация маршала Сен-Сира. Однако это не взволновало его, и, по-прежнему невозмутимый, он спокойно и четко отдал приказы об упорном сопротивлении. Вся пехота была объединена в городе и укрепленном лагере: многочисленные мосты добавлены к тем, которые уже соединяли оба берега Двины. Больных и неспособных сражаться солдат собрали в старом Полоцке, а также в Екимании — укрепленных пунктах, расположенных на левом берегу. Не думая, что у него достаточно войск, чтобы сражаться за всю равнину с Витгенштейном, только что получившим очень значительное подкрепление из Санкт-Петербурга, маршал счел необходимым сохранить лишь пять эскадронов и взял по одному эскадрону из каждого полка легкой кавалерии, остальные кавалеристы перешли на противоположный берег реки. 16 октября вражеские разведчики появились на подступах к Полоцку. Вид города должен был показаться им совершенно иным, сильно изменившимся как из-за обширного нового укрепленного лагеря, так и за счет многочисленных укреплений, покрывших равнину. Самым большим и самым сильным из этих укреплений был редут, названный баварским. Все несчастные солдаты генерала Вреде, избежавшие самоубийственной немецкой сентиментальной и слезливой ностальгии, попросились защищать этот редут, что они и сделали, проявив большое мужество. Битва началась 17-го и продолжалась целый день, но маршалу Сен-Сиру удалось сохранить свою позицию. В ярости генерал Витгенштейн, Стр. 586 объяснявший эту неудачу тем, что его офицеры не получили достаточно разведывательных данных относительно форта и слабых мест наших укреплений, захотел сам отправиться туда на разведку и приблизился к нашей позиции с большой смелостью. Однако это проявление мужества чуть не стоило ему жизни, потому что майор Кюрели, один из самых смелых и лучших офицеров французской армии, заметил русского генерала, бросился на него во главе отряда, состоявшего из двадцати конных егерей, зарубил саблями часть эскорта Витгенштейна и, добравшись до самого Витгенштейна, приставил ему к горлу острие своей сабли и принудил отдать шпагу! После знаменательного захвата в плен вражеского главнокомандующего Кюрели должен был бы быстро вернуться на свою исходную позицию между двумя редутами и привести своего пленника в укрепленный лагерь. Однако Кюрели был чересчур горяч и, видя, что эскорт русского генерала вновь идет в атаку, чтобы освободить своего командира, решил, что делом чести французов будет сохранить своего пленника вопреки всем усилиям противника! Поэтому Витгенштейн несколько минут оставался в центре группы солдат, сражавшихся за него, однако под Кюрели была убита лошадь, и несколько наших егерей спешились для того, чтобы поднять своего командира. Воспользовавшись замешательством, вызванным этими действиями, Витгенштейн галопом умчался, приказав своему эскорту следовать за ним. Вскоре этот эпизод стал известен всей армии и вызвал самые живые споры. Одни утверждали, что Кюрели, не нанесший удара саблей генералу Витгенштейну, должен был бы прекратить проявлять подобную сдержанность в тот момент, когда русские, вновь вступившие в бой, были готовы освободить своего генерала. Эти люди считали, что Кюрели должен был бы зарубить Витгенштейна саблей, однако другие говорили, что с того момента, как вражеский генерал оказался во власти Кюрели, тот больше не имел права его убивать. В этом последнем рассуждении может быть доля правды, но, чтобы это утверждение было полностью верным, генерал Витгенштейн, по примеру древних рыцарей, должен был бы заявить, что сдается в плен, полагаясь или пет на милость победителя. Но, по всей вероятности, он не заявил об этом или же нарушил свой статус военнопленного, обратившись в бегство, как только представилась возможность. Имел ли он на это право? Этот вопрос очень трудно решить. То же самое касается права Кюрели убить Витгенштейна в то время, когда его пытались отбить. Как бы то ни было, когда позже Кюрели представили императору во время переправы через Березину, где генерал Витгенштейн нанес нам такие большие потери, Наполеон сказал этому эскадронному командиру: «Сего несчастья, может быть, и не было бы, если бы, пользуясь вашим правом, вы убили бы Витгенштейна на поле сражения за Полоцк в тот момент, когда русские попытались вырвать этого генерала у вас из рук». Несмотря на этот заслуженный или не заслуженный упрек, Кюрели спустя немного времени стал полковником, а затем, в 1814 году, бригадным генералом. Стр. 587 Но вернемся в Полоцк, атаки на который возобновил 18 октября противник, получивший отпор 17 октября. Теперь враг использовал настолько превосходящие силы, что, даже понеся огромные потери, Витгенштейн сумел овладеть укрепленным лагерем. Но, встав во главе дивизий Леграна и Мезона, Сен-Сир отбросил противника штыковым ударом. Русские семь раз ходили в ожесточенные атаки, и семь раз французы и хорваты отражали их и в конце концов остались хозяевами всех позиций. Хотя маршал Сен-Сир и был ранен, он тем не менее продолжал руководить войсками. Его усилия принесли полный успех, потому что враг покинул поле сражения и отступил в соседний лес. 50 тысяч русских были разбиты 15 тысячами. Во французском лагере царила радость, но утром 19 октября стало известно, что генерал Штейнгель во главе 14 тысяч русских солдат только что переправился через Двину перед Дисной и двигался по левому берегу в обход Полоцка, чтобы овладеть мостами и зажать армию Сен-Сира между частями, шедшими вместе с ним, и армией Витгенштейна. И действительно, вскоре стал виден авангард Штейнгеля, появившийся перед Начей и двигавшийся в направлении Экимани, где находилась дивизия кирасир и полки легкой кавалерии, из которых маршал сохранил в Полоцке лишь один эскадрон. В мгновение ока все мы оказались в седлах и отбросили врага. Неприятель тем не менее, вероятно, взял бы над нами верх, потому что он получал все время мощные подкрепления, а у нас не было пехоты. В этот момент маршал Сен-Сир направил к нам на помощь три полка из состава дивизий, охранявших Полоцк. В этот момент Штейнгель, которому оставалось сделать всего лишь одно последнее усилие, чтобы достичь мостов, разом остановился. В это же время на другом берегу Витгенштейн тоже остался в неподвижности. Все это выглядело так, как если бы два русских генерала, составив очень хороший план атаки, не осмеливались завершить его выполнение и при этом каждый из них перекладывал на другого заботу о победе над французами. Однако положение французов становилось все более критическим, потому что на правом берегу их теснила армия Витгенштейна, втрое превосходившая их по численности, прижимая нас к городу, построенному целиком из дерева, и к большой реке. У французов не было иного средства для отступления, кроме мостов, а войска Штейнгеля угрожали овладеть этими мостами, придя с левого берега. В этих обстоятельствах все генералы стали торопить Сен-Сира отдать приказ покинуть Полоцк, но следовало дождаться ночи, поскольку чувствовалось, что 50 тысяч русских, стоявших перед французской армией, ждали только его первого шага к отступлению, чтобы наброситься на эту ослабленную армию и внести хаос и сумятицу в ее ряды. Поэтому Сен-Сир остался в неподвижности и, воспользовавшись непонятным бездействием вражеских генералов, дождался захода солнца, по счастью, наступившего раньше из-за очень густого тумана. Ночь и туман скрыли три армии друг от друга. Маршал выбрал этот благоприятный Стр. 588 момент для отступления. Многочисленная артиллерия и несколько эскадронов, остававшихся на правом берегу, в молчании уже перешли мосты. За ними вот-вот должна была последовать пехота, скрывавшая свое движение от противника, как вдруг уже готовые к отходу солдаты дивизии Леграна, не желая оставить русским свои казармы целыми, подожгли их. Две другие дивизии, думая, что это был условный сигнал, сделали то же самое, и в один миг вся линия оказалась в огне. Этот громадный пожар выдал русским наше отступление, поэтому все вражеские батареи начали стрелять, и их ядра подожгли пригороды Полоцка, а также сам город, куда и устремились неприятельские колонны. Но французы и, главным образом, дивизия Мезона защищали город пядь за пядью, потому что при свете пожаров можно было видеть все вокруг, как днем. Полоцк полностью сгорел. Обе стороны понесли значительные потери, однако отступление наших войск осуществлялось в полном порядке. Мы увезли тех раненых, кого можно было перевозить; остальные, а также множество раненых русских погибли в огне пожара. Похоже, что среди командиров вражеской армии царил полный беспорядок и непонимание основ тактики, потому что в ночь этого сражения Штейнгель оставался совершенно спокойным в своем лагере и так же не поддерживал атаку Витгенштейна, как в предыдущий день Витгенштейн не поддерживал его1. Штейнгель начал принимать меры, чтобы атаковать нас, лишь 20 октября утром после того, как Сен-Сир, оставив город, оказался вне пределов досягаемости Витгенштейна, предав огню мосты через Двину. К этому моменту все французские части соединились на левом берегу, и Сен-Сир направил их против Штейнгеля, который был отброшен, потеряв свыше 2 тысяч человек убитыми или взятыми в плен. В этих ожесточенных столкновениях, продолжавшихся четыре дня и одну ночь, русские потеряли убитыми или ранеными 6 генералов и 10 тысяч солдат и офицеров. Потери французов и их союзников составили лишь 5 тысяч человек. Эту громадную разницу следует объяснять превосходством наших войск, особенно артиллерии, в умении вести правильно направленный, быстрый и меткий огонь. Но преимущество в отношении потерь, было частично компенсировано, потому что ранения, полученные маршалом Сен-Сиром, лишали армию командира, пользующегося полным доверием армии. Его надо было заменить. Граф Вреде, ссылаясь на свой ранг главнокомандующего баварскими войсками, претендовал на командование над французами, однако наши генералы отказались повиноваться иностранцу. Тогда маршал Сен-Сир, хотя он и очень страдал от ран, согласился еще на некоторое время сохранить за собой командование двумя армейскими корпусами и приказал отсту- 1 Если верить «Мемуарам» Чичагова, губительные разногласия, которые слишком часто царили среди командиров Наполеона, существовали также и среди военачальников Александра. Именно этому несогласию остатки Великой армии частично обязаны своим спасением при переправе через Березину. (Прим. франц. ред.) Стр. 589 пать по направлению к Улле, чтобы подойти к Смолянам и прикрыть таким образом одну сторону дороги из Орши на Борисов, по которой император возвращался из Москвы. Это отступление происходило в таком порядке, что Витгенштейн и Стендель, после починки мостов через Двину преследовавшие нас по пятам, имея 50 тысяч человек, не осмелились нас атаковать, хотя у нас было лишь 12 тысяч. За восемь дней они продвинулись всего лишь на 15 лье. Что касается графа Вреде, чье оскорбленное самолюбие не позволяло ему более подчиняться приказам, то он шел, как ему вздумается, примерно с тысячью баварцев, какие у него еще оставались, и с бригадой французской кавалерии, которую он увел с собой обманом, заявив генералу Корбино, что получил такой приказ, а на самом деле его не было! Высокомерие графа Вреде очень скоро было наказано. Его атаковала и разбила русская дивизия. Тогда он без разрешения отступил до Вильно, откуда дошел до Немана. Бригада Корбино отказалась следовать за ним и вернулась, чтобы присоединиться к французской армии, а для нее возвращение этой бригады было великим счастьем, как вы увидите, когда я буду говорить о переправе через Березину. Тем временем по приказу императора маршал Виктор во главе 9-го корпуса, насчитывавшего 25 тысяч человек, половина из которых состояла из войск Рейнской конфедерации, быстро двигался из Смоленска, чтобы соединиться с Сен-Сиром и отбросить Витгенштейна за Двину. Этот план наверняка очень быстро дал бы хороший результат, если бы главнокомандующим был Сен-Сир. Однако Виктор из этих двух маршалов был более старшим, Сен-Сир не пожелал служить под его командованием, и накануне их встречи, произошедшей 31 октября на подступах к Смолянам, он объявил, что не может больше продолжать кампанию, передал командование 2-м корпусом генералу Леграну и уехал, чтобы вернуться во Францию. Об отъезде Сен-Сира сожалели все войска. Солдаты, хотя и не любили его лично, отдавали должное его храбрости и его редким военным талантам. Чтобы быть настоящим командующим армией, Сен-Сиру следовало лишь быть менее эгоистичным и уметь добиваться привязанности к себе со стороны солдат и офицеров, уделяя внимание их нуждам. Но не бывает людей без недостатков. Едва маршал Виктор объединил под своим командованием 2-й и 9-й корпуса, как судьба предоставила ему случай одержать блистательную победу. Действительно, Витгенштейн, не зная об объединении наших корпусов и полагаясь на свое численное превосходство, атаковал посты, неосторожно оставив у себя за спиной очень трудные проходы. Чтобы разбить неприятеля, требовалось лишь одновременное усилие двух армейских корпусов, поскольку наши части, ставшие теперь так же многочисленны, как и армия Витгенштейна, были полны боевого духа и живо хотели сражения. Однако Виктор, без сомнения, не уверенный в самом себе на местности, которую он видел в первый раз, воспользовался ночью для отступления, дошел до Сенно и в окрестностях этого населенного пункта поставил оба корпуса лагерем. Русские также отошли, Стр. 590 оставив лишь некоторое число казаков, чтобы наблюдать за нами. Такое положение дел продолжалось всю первую половину ноября и оказалось весьма благоприятным для наших войск, поскольку они жили это время на широкую ногу, так как в этой местности было много припасов. 23-й полк конных егерей, дислоцированный в Заполье, прикрывал один из флангов двух объединенных корпусов, когда маршал Виктор, получивший сведения о том, что многочисленная армия противника находится в пункте под названием Низкий Городец, приказал генералу Кастексу произвести разведку в этом местечке, послав туда один из полков своей бригады. Этим полком оказался мой. Мы отправились на закате и без всяких затруднений прибыли в Городец — деревню, расположенную в низине на территории обширного высохшего болота. Все было очень спокойно, и крестьяне, опрошенные по моему приказу Лоренцем, не видели ни одного русского солдата уже целый месяц. Я собрался уже вернуться в Заполье, но возвращение оказалось не столь спокойным, как наш предыдущий переход. Хотя тумана не было, ночь оказалась очень темной. Я боялся, как бы мой полк не заблудился среди многочисленных гатей, проложенных через болота, которые мне снова приходилось пересекать. Я взял в качестве проводника одного из жителей деревни Городец, показавшимся мне наименее глупым. Моя колонна двигалась в большом порядке на протяжении получаса, как вдруг я заметил на холмах, возвышавшихся над болотом, огни бивуака. Я остановил мой отряд и приказал авангарду послать на разведку двух хороших унтер-офицеров. Они должны будут наблюдать за противником, стараясь не быть обнаруженными. Эти люди быстро вернулись и сообщили мне, что нам преграждает дорогу очень многочисленный отряд, а второй отряд противника располагается в нашем тылу. Я повернул голову и, видя множество огней между мной и деревней Городец, только что покинутую нами, решил, что, сам не зная об этом, оказался посередине вражеского армейского корпуса, собиравшегося стать в этом месте бивуаком. Число огней непрерывно возрастало. Равнина и холмы вскоре были покрыты этими огнями и выглядели, как лагерь на 50 тысяч человек, в самом центре которого я и оказался со своими 700 кавалеристами! Силы были явно не равны, но как избежать гибели? Для этого был лишь один способ: молча пуститься в галоп по главной насыпи, где мы находились, броситься на врага, который будет застигнут врасплох этой неожиданной атакой, и с саблями в руках пробить себе дорогу. Когда мы уйдем от света огней вражеского лагеря, темнота позволит нам отступить без преследования. Хорошо обдумав этот план, я послал офицеров вдоль нашей колонны, чтобы предупредить наш отряд. Я был уверен, что каждый одобрит мой план и решительно последует за мной. Должен признаться, однако, что я был немного обеспокоен, поскольку вражеская пехота могла взяться за оружие при первом крике часового и убить многих моих кавалеристов, в то время как наш отряд будет проходить перед противником. Стр. 591 Я был погружен в эти тревожные мысли, как вдруг крестьянин, бывший нашим проводником, громко рассмеялся, и мой слуга Лоренц засмеялся одновременно с ним... Напрасно я расспрашивал его, он продолжал хохотать. И, не зная достаточно хорошо французский язык, чтобы объяснить мне удивительный случай, происходивший с нами, он показал мне свою одежду, куда только что опустился один из многочисленных блуждающих огней, которые мы приняли за огни бивуака. Это явление было вызвано болотными испарениями, конденсировавшимися из-за небольшого мороза после осеннего дня, когда солнце еще было очень горячим. За короткое время весь мой полк был покрыт этими блуждающими огнями размером с яйцо, что очень развеселило многих солдат. Избавленный таким образом от самой большой тревоги, какую я когда-либо испытал, я вернулся в Заполье. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. |