Оглавление

Марбо Жан-Батист-Антуан-Марселен
(1782-1854)

Мемуары генерала барона де Марбо

Глава XI

Стр. 554

Новые решения, принятые Сен-Сиром. — Атака и захват неприятеля врасплох. — Различные эпизоды. — Бой кавалерии. — Отступление противника. — Размещение в Полоцке. — Сен-Сир произведен в маршалы

Сен-Сир взял бразды правления твердой и умелой рукой, и спустя короткое время положение полностью изменилось. Вот сколь велико бывает влияние способного человека, умеющего внушать доверие! Маршал Удино только что покинул армию, находящуюся в весьма тревожном состоянии: часть войск прижата к реке, другие разбросаны по огородам, где они находятся под беспорядочным обстрелом и столь же беспорядочно стреляют сами. На укреплениях крайне мало артиллерии. Улицы города загромождены зарядными ящиками, обозом и ранеными. Полный хаос! И, кроме того, в случае поражения войска имели бы в качестве пути к отступлению лишь единственный понтонный мост через Двину. Этот мост был слишком узким и в очень плохом состоянии. Вода заливала свыше чем на б дюймов его настилы. И, наконец, наступала ночь. Можно было опасаться того, как бы перестрелка не перешла в общее сражение. Оно для нас могло бы стать гибельным, столь мало порядка было в полках различных национальностей.

Первым действием генерала Сен-Сира был приказ прекратить стрельбу, отданный участвовавшим в ней стрелкам. Сен-Сир был уверен, что усталый неприятель последует этому примеру, как только закончатся атаки. И в самом деле, огонь вскоре прекратился с обеих сторон. Войска могли объединиться и немного отдохнуть. Казалось, продолжение военных действий отложено на завтра.

Для создания возможности возобновить военные действия на следующий день, сохраняя шансы на успех, Сен-Сир воспользовался ночью для того, чтобы приготовиться дать врагу отпор и обеспечить себе отступление в случае неудачи. С этой целью он собрал всех командиров и откровенно рассказал им о сложной ситуации. Самая главная опасность состояла в том, что город был загроможден войсками и обозами. Особенно это относилось к окрестностям моста. Поэтому Сен-Сир приказал, чтобы полковники, сопровождаемые многочисленными офицерами и патрулями, проехали по улицам Полоцка и проследили, чтобы солдаты, способные к бою, направились бы на бивуаки своих полков, а все раненые, больные, запасные лошади и повозки были уведены от моста. Генерал Сен-Сир добавил, что на рассвете он посетит город и освободит от занимаемой должности любого командира, который в точности не

Стр. 555

выполнит его приказ! Во внимание не будут приниматься никакие отговорки. Поэтому все поспешили выполнить приказ. Раненых и больных на руках перенесли на левый берег, где собрали все, что не было необходимым для сражения, то есть все обозы и экипажи. Городские укрепления и улицы вскоре были полностью освобождены от того, что их загромождало. То же самое можно сказать про мост. Его укрепили. Это был тот самый мост, через который Сен-Сир переправил на правый берег кавалерию и артиллерию, построив его в пригороде, наиболее удаленном от противника. И, наконец, чтобы обеспечить себе более легкое отступление, осторожный генерал приказал построить еще один понтонный мост, используя пустые бочки, покрытые досками. Этот мост предназначался исключительно для пехоты. Все приготовления были закончены до рассвета, и армия с уверенностью ожидала противника. Но противник продолжал невозмутимо оставаться на своих бивуаках, разбросанных по равнине, а также на опушке большого леса, окружающего Полоцк и расположенного на противоположном берегу реки.

Генерал Сен-Сир, ожидавший, что его атакуют на рассвете, объяснял спокойствие, царившее в русской армии, громадными потерями, понесенными русскими накануне. Потери могли частично объяснять это спокойствие, однако главной причиной того состояния, в каком находились войска Витгенштейна, было то, что он ожидал к следующей ночи прибытия из Санкт-Петербурга большой пехотной дивизии и нескольких эскадронов. Поэтому он отложил свою атаку до прибытия этого мощного подкрепления, с тем чтобы разбить нас через день с меньшими усилиями.

Хотя польские аристократы, имевшие большие поместья в окрестностях Полоцка, и не осмеливались открыто перейти на сторону французов, боясь скомпрометировать себя перед русскими, они все же тайно служили нам и снабжали нас шпионами. Генерал Сен-Сир, обеспокоенный тем, что готовилось во вражеском лагере, поручил одному из окрестных помещиков послать в русский лагерь кого-нибудь из своих наиболее смышленых подчиненных. Поляк отправил к русскому бивуаку несколько повозок с сеном, и среди возчиков был его управляющий, переодетый крестьянином. Этот очень умный человек, беседуя с солдатами Витгенштейна, узнал, что они ждали многочисленные подкрепления. Он даже был свидетелем прибытия казачьего гвардейского полка и одного эскадрона кавалергардов и узнал, что еще несколько батальонов должны прийти в лагерь к полуночи. Собрав эти сведения, управляющий доложил их своему хозяину, а тот поспешил предупредить генерала французской армии.

Узнав эту новость, Сен-Сир решил разбить Витгенштейна до прибытия ожидаемых им подкреплений. Но, не желая, чтобы бой был слишком долгим, он предупредил генералов и командиров полков, чтобы они отдали приказ об атаке только в б часов вечера. Он хотел, чтобы, когда с приходом ночи бой бы закончился, у русских не оказалось достаточно времени, чтобы воспользоваться своим успехом в том случае,

Стр. 556

если бы удача повернулась к ним. Правда, если бы победителями оказались мы, мы не смогли бы преследовать неприятеля в темноте. Однако у Сен-Сира не было такого плана, и в тот момент он хотел ограничиться лишь тем, чтобы хорошенько проучить врагов и отогнать их от Полоцка. Французский генерал, желая захватить неприятеля врасплох, приказал сохранять полное спокойствие в городе и на всей линии передовых постов, что и было выполнено.

Но день показался нам слишком долгим. Каждый, и даже генерал, несмотря на свое хладнокровие, непрерывно смотрел на часы. Генерал Сен-Сир накануне заметил, что удаление французской кавалерии позволило русским отбросить наш левый фланг до Двины. Поэтому перед самой атакой Сен-Сир приказал в тишине привести все эскадроны и разместить их за большими амбарами, за которыми начинались луга. Именно на этой ровной земле должна была действовать кавалерия, атакующая правый фланг неприятеля. Ей предстояло прикрывать левый фланг нашей пехоты, две первые дивизии которой должны были бы атаковать русский лагерь, в то время как третья дивизия была предназначена для поддержки кавалерии, а две последние, образующие резерв, — для защиты города. Все было готово, когда наконец в б часов вечера сигнал к атаке был дан пушечным выстрелом, после чего начала стрелять вся французская артиллерия. Множество ядер устремилось в направлении русских передовых постов и даже вражеского лагеря.

В тот же момент наши две первые пехотные дивизии, перед которыми шел 26-й легкий полк, бросились на русские .полки, расположенные в садах и огородах. Все солдаты, какие были у них на пути, были убиты или взяты в плен, остальные обращены в бегство. Наша пехота преследовала их до самого вражеского лагеря, где было взято множество пленных и захвачено большое количество пушек. Было еще светло. Враг оказался захваченным врасплох. Генерал Витгенштейн ужинал в маленьком замке по соседству с его лагерем, как вдруг ему сказали, что французские вольтижеры находятся во дворе замка. Витгенштейну пришлось выпрыгнуть в окно. Он нашел маленькую казачью лошадку, вскочил на нее и во весь дух бросился по направлению к своим основным войскам! Наши вольтижеры захватили прекрасных лошадей, штабные бумаги, повозки и вина, принадлежавшие русскому генералу, а также столовое серебро и ужин, который находился на столе. Добыча, захваченная в русском лагере другими отрядами французов, была громадна.

Ужас охватил противника, когда он услышал шум столь непредвиденной французской атаки. Неприятель бросился бежать, не думая даже о том, чтобы захватить с собой оружие! Хаос стоял полный, никто не отдавал команд. О приближении наших пехотных дивизий сообщили сильный ружейный огонь и барабанный бой, зовущий в атаку! Все предсказывало громадный успех французским войскам, во главе которых шел Сен-Сир, как всегда хладнокровный и невозмутимый. Но на войне какое-либо непредвиденное событие, нередко совсем не важное, иногда полностью меняет положение вещей!..

Стр. 557

Множество вражеских солдат бежали по направлению к тылам своего лагеря. Именно там находился бивуак эскадрона кавалергардов, прибывшего на место всего лишь несколько часов назад. Эта часть состояла из отборных молодых кавалеристов, сыновей лучших дворянских семей. Ими командовал майор, отличавшийся необыкновенной храбростью, которая, как говорят, только что была еще больше увеличена неумеренным возлиянием спиртного. Узнав о том, что происходит, этот офицер быстро вскочил на лошадь и, сопровождаемый своими ста двадцатью солдатами, бросился на французов и почти тотчас же вступил с ними в соприкосновение. Первый из наших батальонов, который он атаковал, принадлежал к 26-му легкому полку. Он яростно сопротивлялся. Кавалергарды были отброшены и несли потери, пытаясь перестроиться, чтобы перейти ко второй атаке. В этот момент майор, увидев, что кавалеристам для того, чтобы вновь построиться в ряды, требуется очень много времени, вышел из терпения. Оставив в покое тот французский батальон, который ему не удалось опрокинуть сразу, он приказал своим кавалергардам следовать за собой и на полной скорости направил их через лагерь в разомкнутом строю, по-фуражирски. А лагерь был полон португальских, швейцарских и даже баварских пехотинцев — наших союзников. Часть из них, рассредоточенная в результате собственной удачной атаки, пыталась вновь собраться, а остальные продолжали заниматься добычей, брошенной русскими.

Кавалергарды убили и ранили множество этих солдат, внесли в их толпу панику и беспорядок. Вскоре началось шумное беспорядочное отступление, быстро превратившееся в паническое бегство. В подобных случаях солдаты принимают за противника любого из своих, кто бежит на соединение с ними. И число врагов, которые преследуют солдат, кажется им громадным, особенно если это происходит в тучах пыли, в то время как в большинстве случаев на самом деле неприятель представлен только горсткой людей. Именно так и произошло теперь. Кавалергарды, разбросанные по обширной территории и мчащиеся вперед не оборачиваясь, казались в глазах убегавших от них солдат огромным кавалерийским корпусом. Поэтому паника и беспорядок возросли и дошли до швейцарского батальона, среди которого укрылся генерал Сен-Сир. Толпа понесла его вместе с собой, так что его лошадь даже опрокинулась в ров.

Генерал, одетый в простой синий сюртук без знаков отличия, остался лежать на земле и не пошевелился при приближении кавалергардов, которые, сочтя его мертвым или приняв за простого чиновника из военной администрации, пролетели мимо, продолжая преследовать солдат на равнине. Неизвестно, к чему бы привело это паническое бегство, как вдруг бесстрашный, умный генерал Беркхейм, примчавшийся во главе 4-го кирасирского полка, кинулся с ними на русских кавалергардов, которые смело защищались, но тем не менее почти все были убиты или захвачены в плен. Их храбрый майор остался лежать среди мертвых. Атака, проведенная этой горсткой людей, могла бы иметь очень важные

Стр. 558

результаты, если бы была поддержана. Подвиг кавалергардов вновь подтвердил, что неожиданные кавалерийские атаки имеют больше всего шансов на удачу.

Генерал Сен-Сир, которого подняли наши кирасиры, немедленно приказал идти вперед всем пехотным дивизиям. Он атаковал русских еще до того, как те пришли в себя от паники. Наш успех сразу же вновь оказался неоспоримым. Враг был разбит и потерял множество людей и несколько пушек.

В то время как пехотное сражение, о котором я только что рассказал, проходило перед Полоцком, на левом фланге нашей армии, в лугах, тянущихся вдоль Двины, происходили следующие события. В тот момент, когда первый пушечный выстрел дал сигнал к сражению, наши кавалерийские полки с бригадой генерала Кастекса во главе быстро помчались по направлению к шедшим на нас вражеским эскадронам. Серьезное столкновение казалось неизбежным. Добрый генерал Кастекс заметил мне тогда, что если, несмотря на мое ранение, я мог продолжать командовать моим полком в боях при Сивошине и Свольне, где надо было только противостоять огню пехоты и артиллерии, то сегодня дело обстоит иначе. Сегодня я имею дело с вражеской кавалерией, и мне придется участвовать в атаке, не имея способов для защиты, поскольку я могу пользоваться только одной рукой. Из-за ранения мне не удастся одновременно держать повод моего коня и саблю. Вследствие этого он предложил мне на время остаться с пехотной дивизией, размещенной в резерве. Я счел своим долгом не принять это доброжелательное предложение и живо высказал желание не покидать мой полк. Генерал уступил моим настояниям, но приказал, чтобы позади меня находились шестеро самых смелых кавалеристов под командованием бесстрашного Прюдома. Впрочем, рядом со мной были два аджюдан-мажора, два аджюдана, один трубач и мой ординарец Фус, один из лучших солдат моего полка. В таком окружении, находясь за центром эскадрона, я был под достаточной защитой. Впрочем, при острой необходимости я бы оставил повод моего коня, а правой рукой схватился бы за саблю, прикрепленную к моему запястью темляком.

Луг был достаточно обширен, чтобы на нем могли разместиться два сражающихся полка. 23-й и 24-й конно-егерские полки шли фронтом. Бригада генерала Корбино, состоявшая из трех полков, находилась во второй линии, а кирасиры оставались в резерве. 24-й полк, расположенный слева от меня, находился против полка русских драгун. Мой полк стоял против казаков русской гвардии, которых можно было узнать по красному цвету их курток, а также по их прекрасным лошадям.

Как только, двигаясь галопом, мы оказались на достаточном расстоянии от противника, генерал Кастекс скомандовал атаку, и вся бригада двинулась на русских. В первый же момент 24-й полк пробил линию драгун. Мой полк испытал со стороны гвардейских казаков большее сопротивление. Казаки были отборными, сильными людьми. Они были вооружены пиками длиной 14 футов и держали их твердой рукой. У ме-

Стр. 559

ня было несколько убитых и много раненых, но в конце концов мои храбрые кавалеристы прорвали вражескую линию, ощетинившуюся пиками. Удача была на нашей стороне, потому что длинные пики вредны в кавалерийском сражении, когда те, кто держит эти пики, оказываются в некотором беспорядке и их теснит противник, вооруженный саблями. Противник легко может воспользоваться своими саблями, а уланам и казакам весьма трудно применить свои пики. Поэтому казакам пришлось обратиться в бегство. Мои кавалеристы убили многих из них и захватили значительное число прекрасных лошадей. Мы собирались закрепить этот успех, как вдруг наше внимание привлек громкий шум, доносившийся с правого фланга. Обернувшись, мы увидели, что равнина покрыта беглецами. Именно в этот момент русские кавалергарды проводили свою бесстрашную атаку. Генерал Кастекс, рассудив, что было бы неблагоразумно двигаться вперед, в то время как наш центр, похоже, отступал в беспорядке, приказал трубить сбор, и наша бригада остановилась. Но как только мы перестроились, казаки осмелели, видя то, что происходило в центре, и желая отомстить за свою первую неудачу, вновь бросились в атаку и яростно накинулись на мои эскадроны, а гродненские гусары тогда же атаковали 24-й полк. Русские, отброшенные на всех пунктах бригадой Кастекса, выдвинули вперед свою вторую и третью линии, поэтому генерал Корбино примчался на помощь бригаде Кастекса с 7-м и 20-м полками конных егерей и 8-м уланским полком. В этот момент произошла большая кавалерийская битва, где удача попеременно переходила от одних к другим! Наши кирасиры прибыли для того, чтобы принять участие в бою. Русские кирасиры тоже двигались вперед, как вдруг Витгенштейн, видя, что его пехота разбита и ее теснят наши пехотинцы, приказал своей кавалерии отступить. Однако она была настолько занята боем, что отступление оказалось довольно затруднительным.

В самом деле, генералы Кастекс и Корбино, уверенные, что их поддержат наши кирасиры, шедшие за ними на небольшом расстоянии, поочередно бросили свои бригады на русских кавалеристов, которые в полном беспорядке вынуждены были отступать, неся значительные потери. Выбравшись из леса, где после удачных боев объединялись наши пехотные и кавалерийские дивизии, генерал Сен-Сир, видя наступление ночи, приказал прекратить преследование, и войска вернулись в Полоцк, чтобы вновь оказаться на бивуаках, которые они оставили за несколько часов до этого.

Во время ожесточенной битвы, когда сражалась кавалерия обеих сторон, моя рана причиняла мне сильную боль, особенно если мне приходилось пускать лошадь галопом. Невозможность защищаться самому нередко ставила меня в затруднительное положение, из которого я не смог бы выйти, если бы меня не окружала группа храбрецов, ни на миг не упускавших меня из виду. В какой-то момент солдаты увлекли меня вместе с собой в атаку на взвод казаков-гвардейцев, и мне пришлось для сохранения собственной жизни оставить повод коня и взять в руки саб-

Стр. 560

лю. Однако мне не пришлось ею воспользоваться, поскольку, увидев, что командиру угрожает опасность, все люди моего эскорта, яростно атаковав казаков, уже окруживших меня, сбросили многих из них на землю, а других обратили в бегство. Мой ординарец Фус, отменный рубака, убил троих, а аджюдан-мажор Жоли двоих! Таким образом, я вышел живым и здоровым из этой схватки, в которой пожелал лично участвовать, чтобы вдохновить на бой мой полк и доказать ему снова, что, пока я буду иметь возможность сесть на коня, я буду считать за честь командовать полком в минуты опасности. Офицеры и остальные кавалеристы полка были весьма признательны за эту преданность, и их привязанность ко мне еще больше возросла, как вы увидите позже, когда я буду говорить о несчастьях великого отступления.

Кавалерийские сражения гораздо менее гибельны для людей, чем сражения кавалерии против пехоты. Впрочем, русские кавалеристы обычно неловки во владении холодным оружием, а их командиры, мало сведущие в тактике, не умеют посылать своих кавалеристов в атаку в нужный момент, так что, хотя мой полк и сражался в Полоцком сражении с казаками русской гвардии, известными как самые лучшие кавалеристы русской армии, он не понес значительных потерь. В этот день я потерял убитыми всего восемь или девять человек, около тридцати были ранены, но в числе этих последних был начальник эскадрона Фонтен. Этот замечательный, смелый офицер был в самых опасных местах боя, когда под ним убили лошадь. Ноги г-на Фонтена запутались в стременах. Он пытался освободиться с помощью нескольких егерей, пришедших ему на помощь, как вдруг проклятый казачий офицер, пролетая галопом мимо этой группы, ловко наклонился в седле и нанес Фонтену ужасный удар саблей, выбил ему глаз, задел другой глаз и разрубил нос! Но в тот момент, как этот русский офицер, гордый своим подвигом, уже удалялся, один из наших солдат прицелился в него с шести шагов из пистолета и убил его, отомстив, таким образом, за своего командира! Как только представилась возможность, я приказал перевязать г-на Фонтена. Его перевезли в Полоцк в монастырь иезуитов, куда в тот же вечер я приехал навестить его. Я восхищался смирению этого храброго воина, который, потеряв один глаз, терпеливо переносил боль и неприятности, к коим приводит почти полная потеря зрения. С тех пор Фонтен не смог больше продолжать активную военную службу. Для 23-го полка конных егерей это было большой потерей. В этом полку он служил с самого его создания и пользовался любовью и уважением всех сослуживцев. Меня очень огорчило его несчастье. Оставшись единственным высшим офицером в полку, я старался выполнять все, что требовалось по службе, а это было очень нелегким делом.

Вы, конечно, можете сказать, что я слишком углубляюсь в детали, касающиеся различных боев, в коих участвовал 2-й армейский корпус, но я повторю то, что уже писал: я нахожу удовольствие в воспоминаниях о великих войнах, в которых я принимал участие, и говорю об этом с удовольствием! Мне кажется тогда, что я нахожусь на поле боя в окруже-

Стр. 561

нии моих смелых товарищей, которые почти все — увы! — уже покинули этот мир!.. Но вернемся к Русской кампании.

Любой другой генерал, кроме Сен-Сира, после столь тяжелых боев устроил бы смотр своим войскам, чтобы приветствовать их за смелость и осведомиться об их нуждах. Но этого не произошло, потому что едва прозвучал последний выстрел, как Сен-Сир заперся в монастыре иезуитов. И что, по-вашему, он делал там целыми днями и частично ночами? Играл на скрипке! Это была его главная страсть, и лишь необходимость идти на врага могла отвлечь его от этого! Генералы Лорансе и Вреде, которым он поручил распределять войска, направили две пехотные дивизии и кирасир на левый берег Двины. Третья французская дивизия и две дивизии баварцев остались в Полоцке, где им было поручено возводить укрепления вокруг обширного укрепленного лагеря, предназначенного служить опорой частям, которые из этого важного пункта должны были защищать левый фланг и тылы Великой армии, готовившиеся к маршу на Смоленск и Москву. Бригады легкой кавалерии Кастекса и Корбино были размещены в 2 лье спереди от большого лагеря на левом берегу Полоты — маленькой речки, впадающей в Двину в Полоцке.

Мой полк расположился бивуаком возле деревни. Командир 24-го полка конных егерей разбил свой бивуак в четверти лье позади нас под прикрытием 23-го полка. Мы оставались там два месяца. Первый месяц обошелся без единого рейда на дальние расстояния.

Узнав о победе, одержанной генералом Сен-Сиром на подступах к Полоцку, император послал ему маршальский жезл. Но вместо того чтобы воспользоваться этим случаем для посещения своих частей, новый маршал продолжал жить в еще более полном одиночестве, если только подобное возможно. Никто не мог проникнуть к командующему армией. В результате солдаты прозвали его совой. Кроме того, хотя обширный Полоцкий монастырь имеет свыше сотни комнат, которые могли бы быть столь полезными для раненых, он захотел поселиться там один, считая, что делает очень большую уступку, разрешив поместить в общих помещениях монастыря высших раненых офицеров. К тому же они могли оставаться там всего двое суток, после чего товарищи были обязаны транспортировать их в город. Погреба и чердаки монастыря ломились от провизии, собранной иезуитами, там в изобилии находились вина, пиво, растительное масло, мука и т. д. Но маршал велел принести ему ключи от всех складов. Ничего не могло выйти оттуда, даже для того, чтобы направиться в госпиталь!.. Лишь с большим трудом мне удалось получить две бутылки вина для раненого Фонтена. Странно то, что маршал Сен-Сир едва ли использовал эти продукты для себя самого, потому что он был крайне воздержанным человеком и в то же время очень большим оригиналом. Армия громко осуждала его, и та провизия, какую маршал отказывался хотя бы частично раздать своим войскам, спустя два месяца оказалась добычей пламени и русских, когда французам пришлось покинуть горящий город и объятый огнем монастырь!

Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы.
Текст приводится по изданию: Марбо М. Мемуары генерала барона де Марбо / пер. с франц. — М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 736 стр., ил. — (Энциклопедия военной истории)
© Г.П. Мирошниченко, Н.А. Егорова, А.В. Ятлова. Перевод, 2004
© ООО Издательство «Эксмо», 2005
© Оцифровка и вычитка – Константин Дегтярев ([email protected])