А.К.Карпов. Записки полковника Карпова

Я разскажу Вам все, что знаю и надеюсь что Вы уверитесь в правде слов моих. Записки мои более относятся к моей жизни, сюда помещено все то, что во время службы моей я мог заметить приятнаго и какия были со мной неприятности и по тому русския пословицы часто бывают справедливы. «Часто тот, кто кажется лучшим нашим другом бывает жесточайшим неприятелем».

1805 года августа 27 числа назначен я был в числе взрослых для определения по службе, и выступили в поход тогож месяца 29 числа во вторник. Этот поход был первой моей службой из Новгородскаго Военно-Сиротскаго Отделения, во время похода я не записывал, где мы ночевали по деревням а по тому и не помню станции, прибыли в С.-Петербург 6 Сентября тогож года в среду.

По прибытии в С.-Петербург до определения меня в настоящую команду причислили с прочими моими товарищами 8 человеками в Гвардейский Артиллерийский баталион в роту графа Аракчеева, в то время прочия роты сего баталиона были в походе за границею.

15 октября того ж года назначили нас всех в 10 Артиллерийский полк, я поступил в первый баталион в роту маиора Назимова, однако мы еще пробыли причисленнымя по 15 Октября в роте Графа Аракчеева.

Потом отправили нас в назначенныя роты и я прибыл в ту, в которой служил в одном месте почти тринадцать лет. По прибытии в роту я стоял близь Смольнаго монастыря в крайней казарме от Таврическаго дворца.

По прибытии в роту я был определен гонтлингером[i] и как в роте вновь из поступивших солдат

мало было знающих грамоте, то меня назначили писать в ротной канцелярии вместо ротнаго писаря, но я очень мало знал ход дел, однако был способнее моего ротнаго камандира потому, что он вовсе не знал оных и никогда не показывал, как что должно было сделать, а когда случалось мне у него спрашивать, то он всегда отвечал: «сделай так как знаешь, и я доверенность своего командира никогда неупотреблял во зло и истинно исполнял все с усердием.

Когда он уверился во мне, что я буду способен ко всей его доверенности, то поручил мне требовать и получать из магазейна провиант и из коммисариата получать по требованию аммуницию на роту, и однако я был все гонтлингером до 1807 года.

10 Артиллийский полк уничтожен и название полков совершенно изчезло, а из онаго полка все роты поступили в разныя бригады и название бригад присвоено Артиллерии 10 Октября 1806 г. и я с именовавшеюся прежнею ротою поступил в С.-Петербургскую резервную Артиллерийскую бригаду при том же командире маиоре Назимове, а бригадным командиром назначен был полковник Творогов, прежде бывший-же шеф 10 полка генерал-маиор Воронов назначен был впоследствие командиром Тульскаго оружейнаго завода.

Перваго января 1807 г. за усердие мое я был произведен из гонтлингеров в бомбардиры, а это самое меня ободрило, я заметил, что начальники на своих подчиненных, когда они исполняют все их приказания в точности, то они о них помнят и, по крайней мере, за добрыя дела хотят быть к ним справедливыми и наградить по возможности. После сделаннаго мне сего маленькаго отличия я продолжал служить со всем усердием и в благодарность представил мой ротный командир меня в фейерверкеры 4 класса. По представлению сему я произведен был 10 апреля 1807 г., в это время

я был полный хозяин в роте над всей людской аммуницией, однако при сей доверенности я не сделал никакой подлости, чтобы мог себе присвоить или утаить из экономических вещей, так же и из провианта.

В том же 1807 г. меня представип мой ротный командир в фейерверкеры 3 класса, в который чин произведен я был сентября 13 числа. Во все сие время мы стояли в Петербурге, однако переменили казарму и мы со всей ротой перешли ближе к Смольному монастырю в желтый дом под названием старыя конно-гвардейския казармы, занимали ротою весь второй этаж, низ же сего дома завимался музыкантскою, мастерскими и караульнею, а третий этаж Бригадной канцелярией и аудитора Мелентьева была там квартира, нахождение наше было по 15 августа 1807 г.

15 августа по Высочайшему Повелению выступили мы из С.-Петербурга в Кронштадт, в то время объявлена была с англичанами война, Государь Император Александр I осматривал нашу бригаду Сам в Литейной улице, не доходя Кавалергардских казарм, мы все пять рот проходили мимо Его церемониальным маршем и прошли прямо за Триумфальныя ворота, был у нас отдых за Красным кабачком, но как народ весь был почти из рекрут и неопытен к походам то этот первый переход был столь тягостен, что солдаты оть усталости все не могли дойти до ночлега и мы ночевали не доходя Стрельной в Чухонских деревнях, по утру выступили из оных, проходя через Стрельную Мызу или дворец, Великий Князь Константин смотрел нашу бригаду, и выбрал из нашей роты в конную гвардию[ii] одного человека, оттуда, пройдя Петергоф, прибыли в Раниенбаум и стали по квартирам, я имел здесь приятную для себя квартиру — (после опишу сей случай).

Простоявши на квартирах два дня, когда прибыли туда для перевоза нас в Кронштадт, мы сели на бар-

касы после обеда 18 августа и поплыли чрез сие маленькое море, а как в то время был изрядной ветер с морской стороны, то нас так укачало, что редкий мог перенести эту качку, чтобы с ним не случилось революции в желудке[iii].

С прибытием в Кронштадт, поставили нас в старыя каменныя казармы с краю от Петербурга во второй флигель. По утру же все роты вышли на работу возить на крепость на себе чугунныя пушки и все сие время находились на работе для вооружения на воде—построенных батарей, цитадели, рызбанка, кегель батарей, новаго рызбанка, новой цитадели и других многих.

Чрез вышесказанную работу народ чрезвычайно изнурился силами по трудности работ, недоставало положеннаго провианта в каждый месяц на 10 или на 8 дней продовольствия; исключая 2 четвериков муки и полутора гарница круп ничего не производилось, приварок покупался из артельных солдатских денег, не более в треть года мог каждый солдат издерживать как по одному рублю 50 коп. — ассигнациями, дороговизна же была чрезвычайна дорога, 9 пудоваго весу куль муки покупали 25 руб. ассигнациями, следовательно можно судить какое солдаты в то время имели содержание к поддержанию своего здоровья пищею, по изъясненным выше издержкам,

Доведенные вышеописанным содержанием до крайности и от трудности работ, возникли болезни так, что из 200 человек людей умирало в месяц в госпиталях по 7 и 8 человек.

Начальство, видя такую смертность, не зная причины оной, — прибыл главный доктор Вилье и с другими медиками изследовать причины. Придя в нашу казарму в вечеру, когда пришли с работ нашли, что болезни были по причине тесноты и оттого что не вымыт был пол. Однако это замечание вышло ложно потому, что когда после приказано было мыть пол два раза в неделю,

то болыиых неуменьшалось, а беспрестанно увеличивалось и было несколько такого времени, что, наряжая в караул к денежному ящику трех человек четвертаго ефрейтора, на другия сутки для смены старых караульных не набирали из роты здоровых четырех, а часто оставались без смены старые, пока кто не выздоровеет, в госпиталь же не всех отправили потому, что не было мест для больных, а для того прочие были в ротах в числе слабых.

Я это пишу не для того что бы говорить, что прежде солдатам была лучше и легче служба, а для того что-бы показать, что и прежде было нелучше, а может быть еще и хуже, ежели начальство, назначая такия трудныя работы во время расположения войск в казармах, и назначало бы какую нибудь порцию деньгами или из мяса, никогда бы людей столько не погибало преждевремевно, как это случалось до 1808 г. н умеренная порция освобождала-бы солдата такого от нужды да и алчная смерть неистребляла-бы такого множества людей из войск, ежели-бы заботились об истине и пользе солдата.

До марта месяца 1808 г. продолжалось это несчастье, но в марте положено было каждому солдату, бывшему на работе выдавать на пишу по 5 коп. ассигнациями, на эти деньги покупали горох или другую какую пишу, по сему случаю люди стали несколько поправляться здоровьем и стало уменшаться болышх, летом же вместо пяти коп. стали производить по полуфунту мяса и по чарке водки, такое содержание стало поправлять солдат здоровье, и этим небольшим улучшением совершенно люди поправились, тогда и начальство увидело от сего пользу, а до сего времени многие не имели точнаго образа мыслей и думали, как велит случай, или такое имели о болезнях солдат понятие, как кроты имеют о солнечном свете.

Февраля 21 числа 1808 г. по представлению моего ротнаго командира маиора Назимова я произведен во второй

класс фейерверкером, в это время каптенармусом в роте и часто исполнял должность фельдфебеля, хотя и не имел такой нужды в содержании, как простой солдат, однако чувствовал по причине многих занятий величайшее неспокойствие.

В 1808 году в Кронштадте было войск до 60 тысяч, в сухопутных войсках была чрезвычайная смертность и оне собою составили превеликое кладбище, матросы-же напротив имели меньшс умерших по той причине, что их морское содержание, бывши на рейде, гораздо лучше было нежели пехотнаго солдата, а сверх того имели и больше времени и на отдохновение, сухопутныя же войска подобно грешникам в аду безпрестанно были заняты работами учением и караулами.[iv]

В 1808 году наша рота и другяя Штабс-Капитана Геринга в Октябре месяце выступали из Кронштадта в г,. Выборг для содержания караулов. Пройдя Петербург на дороге к Выборгу сошлись мы с 8 баталионами пехоты нашей, бывшей в плену во Франции, Наполеон Император французов,одел наших земляков во французскую форму и мы увидя их полагали, что встретились с пеприятелем. Они тогда шли в Финляндию против шведов.

Придя мы в Выборг, стояли в казармах и занимали караул до 1809 года, но в январе месяце пришел в Выборг транспорт под командою Артиллерии маиора Дитерикса, дорогою от Петербурга делалось неповинование солцат, которые подняли ропот, что это дошло до сведения начальства. Сей транспорт приняли мы в роту для доставления къАбо, но не доходя туда сдали, как лошадей так овес и крупу, сами воротились обратно в Выборг. Однако при отправлении из г. Выборга, пройдя один переход, отправлено было назад в Выборг отморозивших на переходе ноги и руки, кои из них померли а некоторым отрезали ноги, эта была причина

бережливости казны потому, что мы в том году неполучали аммуниции, а за оную выдавали за переноску деньгами, шинели-же были самаго негоднаго крестьянскаго сукна ветхия, наше же начальство тому небыло причиною, потому, что это зависело не от его воли, а от правительства.[v]

По возвращении нашем из сей командировки, мы сдали все принятыя вещи сполна и в целости, а придя обратно в Выборг занимали караулы по городу по прежнему. В крепости во время сего ходил в ночное время по часовым неизвестно какой человек, говоря с часовыми нечистым русским языком и раздавал им деньги, так что придя с караулу многие солдаты приносили с собой деньги, рублей по 10 ассигнациями и более, это дошло до начальства, которое и приказало поймать но этот человек продолжал еще ходить и давал всегда деньги, спрашивал имена солдат, однако о других предметах не говорил ни слова, более же всего ходил около трех постовых где находился порох, и нашей роты многие солдаты получили от него деньги, а когда велено было его задержать и представить начальству, после сего стоял на часах ночью наш бомбардир Гур Хотьян, которому он так же хотел дать денег и хотел с ним вступить в разговор, однако сей бомбардир за такое приветствие и за подарок отвесил ему три фуктеля[vi] полосой и хотел его задержать, но он вырвался и соскочил через вал в снег и там спасся.

По слухам как полагали что этот должен быть Шведский шпион, однако ничего о нем не открыто, а может и потому, что полиция была в Выборге весьма слаба.

В половине апреля месяца мы получили повеление выступить из Выборга в Кронштадт, выступили вь самую распутицу, придя в Петербург дневали на Выборгской стороне по квартирам, а от туда пошли прежней дорогой в Кронштадт.

По прибытии в Кронштадт поставили нас в нижней широкой улице по квартирам, а потом отправили в казармы и там стояли целое лето однако ходили по очереди на батареи и занимали северный фарватер. В это лето был в Кронштадте пожар в Богоявленской улице, на котором присутствовал Государь, а войск было, собравше для погашения около 20 тысяч, однако тринадцать лучших домов сгорело, пожар сделался в 12 часов ночи.

По окончании пожара были маневры всем войскам в Кронштадте находимшимся; маневры производились на косе. Другой раз были маневры на батареях и приказано было зажечь брандер, на нашу батарею был оной пущен мы тогда занимали крепость Кроншлот, и из того орудия приказано было выстрелить при котором я находился, я оное наводил и по счастию попал с перваго выстрела стреляя калеными ядрами, брандер загорелся, однако еще в оный сделали по три выстрела Государь это видел и прислано было нам всем бывшим при трех орудиях по 10 руб. ассигнациями, Государь во все сие время стоял на углу от моря в купеческой гавани, тоже самое сделала и штабс-капитана Бегунова рота из купеческой гавани в другой брандер.

В сем году прежний командир маиор Иван Михайлович Назимов сдал роту штабс капитану Герингу и я полагал, что уже для меня милости кончились; я при прежнем командире исправлял должность каптенармуса, фельдфебеля и управлял ротной канцелярией, и лучше сказать имел полное доверие во всем, однако против моего чаяния, я нашел новаго камандира очень хорошо ко мне расположеннаго и с той же доверенностью, с какою был ко мне расположен прежний командир. В октябре месяце мы вышли из Кронштадта в Петербург для содержания караулов, прибыв туда рас-

положились квартирами на Петербургской стороне, мне мой ротный камандир отдал свою квартиру в доме у поручика Зайцева, а сам для себя нанял квартиру в доме плац маиора Подушкина.

В нынешнем году в декабре месяце 16 числа по представлению моего ротнаго камандира капитана Геринга, я утвержден был фельдфебелем и произведен был в I класс[vii].

[i] Гонтлингер (гандлангер) — «подносчик», буквальный перевод с немецкого – «длиннорукий», низший чин в российской артиллерии. После обучения правилам артиллерийской стрельбы гандлангер становился канониром (рядовым). Выдержавший специальный экзамен на грамотность канонир становился бомбардиром (нечто вроде ефрейтора), бомбардир мог быть произведен в унтер-офицерский чин фейерверкера, который делился на 4 класса; высшим унтер-офицерским чином в артиллерии был фейерверкер 1-го класса.

[ii] Возможно, речь идет о конной гвардии в широком смысле этого слова, а конкретно — о недавно сформированном лейб-гвардии уланском полку, шефом которого был великий князь Константин Павлович.

[iii] Стоит обратить внимание на древность сего выражения, — не позднее середины XIX века, когда были записаны эти воспоминания.

[iv] Одновременно с Карповым в Кронштадте служил переведенный за нарушение субординации в гарнизонный полк корнет лейб-гвардии уланского полка Ф.В. Булгарин. В своиз воспоминаний он так описывает этот город:

«Едва ли был город в целом мире скучнее и беднее тогдашнего Кронштадта! Ни один город в Европе не оставил во мне таких сильных впечатлений, как тогдашний Кронштадт. Для меня все в Кронштадт было ощутительнее, чем для другого, потому что я, как аэролит упал из высшей атмосферы общества в этот новый мир. В Кронштадте сосредоточивалась, как в призме, и отражалась полуобразованность чужеземных моряков в их своевольной жизни.

В Кронштадте было только несколько каменных казенных зданий: казармы, штурманское училище, таможня, дома комендантский и главного командира и несколько частных домов близ купеческой гавани. Деревянных красивых домов было также мало. Даже собор и гостиный двор были деревянные, ветхие, некрасивые. Половина города состояла из лачуг, а часть города, называемую Кронштадтскою (примыкающую к Водяным воротам), нельзя было назвать даже деревней. Близ этой части находился деревянный каторжный двор, где содержались уголовные преступники, осужденные на вечную каторжную работу. На улицах было тихо, и каждое утро и вечер тишина прерывалась звуком цепей каторжников, шедших на работу и с работы в военной гавани. Мороз, благодетель России, позволял беспрепятственно прогуливаться по улицам Кронштадта зимою, но весною и осенью грязь в Кронштадтской части и во всех немощеных улицах была по колено. Вид замерзшего моря наводил уныние, а когда поднималась метель, то и городской вал не мог защитить прохожих от порывов морского ветра и облаков снега.

В Кронштадте не было не только книжной лавки или библиотеки для чтения, но даже во всем городе нельзя было достать хорошей писчей бумаги. В гостином дворе продавали только вещи, нужные для оснастки или починки кораблей, и зимою почти все лавки были заперты. Магазинов с предметами роскоши было, кажется, два, но в них продавали товары гостинодворские второго разбора. Все доставлялось из Петербурга, даже съестные припасы хорошего качества. Город был беден до крайности. Купцы, торговавшие с чужими краями, никогда не жили в Кронштадте, а высылали на лето в Кронштадт своих приказчиков. Кронштадт населен был чиновниками морского ведомства и таможенными офицерами флота, двух морских полков и гарнизона, отставными морскими чиновниками, отставными женатыми матросами, мещанами, производившими мелочную торговлю, и тому подобными»

[v] Отметим, что Карпов настойчиво проводит мысль о нерадении о солдатах высшей власти, этот «революционный» настрой заметен на протяжении всех его «Записок».

[vi] Фухтель — удар саблей (в данном случае — артиллерийским тесаком) плашмя по спине. В частности, в кавалерии фухтели заменяли наказание розгами. Что такое «фухтели полосой» — неясно, возможно, «полосой» называли в войсках пехотные и артиллерийские тесаки.

[vii] Т.е., получил должность фельдфебеля и чин фейерверкера 1-го класса.

Оцифровка, вычитка и комментарий - Константин Дегтярев, 2004
Текст (с некоторыми сокращениями) приводится по изданию
"Записки полковника Карпова", Витебск, 1910