|
Грязев Николай Поход Суворова в 1799 г.
III. Сражение при Нови и конец итальянского похода Суворова Стр. 180 Началось томительное бездействие. Хотя на подкрепление к Суворову прибыл из России еще корпус Ребиндера (8500 человек), хотя главнокомандующий мог собрать достаточные силы для окончательного завоевания северной Италии для вторжения в генуэзскую Ривьеру и даже во Францию, но гофкригсрат рескриптами императора Франца постоянно ставил препоны наступательным планам Суворова и требовал предварительного овладения всеми крепостями и цитаделями в Италии; так, для осады Мантуи Суворову было приказано отделить корпус австрийского генерала Края числительностью более 30 тысяч. Суворов сильно скорбел от невозможности перейти к наступательным действиям. Кипучая его натура рвалась воспользоваться благоприятной обстановкой для нанесения врагу решительных ударов, пока он еще не собрался с новыми силами, но гофкригсрат надолго поставил преграду порывам опытного полководца и требовал*, «чтобы он совершенно отказался от всяких предприятий дальних и неверных», «чтобы о всяком важном предположении или дей- * В рескрипте императора Франца от 10(21) июня, полученном Суворовым вскоре по возвращении к Алессандрии. Стр. 181 ствии, которое признается сообразным с временем и обстоятельствами, предварительно доводить до сведения» в Вену. В настойчивых повелениях австрийского императора фельдмаршал прямо получал замечания за неповиновение. Но Суворов никак не мог подчиниться нелепому требованию о «предварительных донесениях» и постоянно возражал о невозможности подобного порядка*. Однако все его жалобы оставались бесплодными: Тугут был упрям, привычки гофкригсрата неискоренимы. Неуверенное в точном исполнении своих предписаний фельдмаршалом австрийское правительство давало приказания, помимо Суворова, прямо подчиненным ему генералам и тем расстраивало все его расчеты. Выведенный из терпения, фельдмаршал решился 25 июня написать самому императору Павлу просьбу об отозвании из Италии. Но переписка на таких огромных расстояниях, как от Алессандрии до Петербурга, требует большого времени, а события идут своим чередом. «Весь корпус оставался в совершенном спокойствии; одна артиллерия находилась в постоянном действии; ибо бомбардировали Алессандрийскую крепость и в особенности по вечерам. Осадою управлял и первую параллель заложил артиллерии полковник граф Орландини, родом пьемонтезец, искусный инженер, и с ним были пьемонтские офицеры, столь же искусные и отважные, но когда графа Орландини по сему же предмету отозвали к Мантуе, тогда его место заняли австрийской службы подполковник барон Бехард и наш артиллерии полковник Глухов. Но пьемонтские инженеры особенно отличились; ибо следствием их искусства было то, что в крепости все магазины хлебные и фуражные были сожжены до основания и недостаток всякого рода оказался в гарнизоне до того, что они вынуждены были есть своих лошадей. Между тем происходили неоднократные переговоры и предложения о сдаче крепости, но генерал Гардан, начальствующий в оной, упорно стоял и ни на какие условия не соглашался. Наконец фельдмаршал, всегда и во всем решительный, отдал в армию приказ готовиться к штурму и назначил быть оному 13-го числа, а 10-го предварительной репетиции, которого весь наш корпус и был в движении, производя при- * В письме к русскому послу в Вену графу Разумовскому от 27 июня Суворов пишет: «Его Римско-Императорское Величество желает, чтобы, ежели мне завтра баталию давать, я бы отнесся прежде в Вену. Военные обстоятельства мгновенно переменяются; по сему делу для них нет никогда верного плана. Я ниже мечтал быть на Тидоне и Треббии по следам Ганнибала; ниже в Турине, как один случай дал нам пользоваться тамошними сокровищами; ниже в самом Милане, куда нам Ваприо и Кассано ворота отворили». В другом письме от 1 июля: «Я в Милане — получаю из Вены ответы о приезде моем в Верону; я только что в Турин перешел — пишут мне о Милане...». Стр. 182 мерный приступ к городским стенам. Маневр сей происходил в виду неприятеля, которому он по общему закону войны и по частному договору, с ним учиненному, воспрепятствовать не мог; поелику оный защищался городом. Вероятно, что сей маневр подействовал на французов более, нежели все доселе бывшие с ними сношения, предложения и убеждения, ибо того же самого дня фельдмаршал получил от начальствующего в Алессандрийской крепости французского генерала Гардана соглашение о сдаче крепости императорским войскам и всего гарнизона на капитуляцию с тем, чтобы оный был отпущен в свое отечество на основании общих по сему предмету постановлений. В согласность сего предположено было, чтобы назавтрее, после обыкновенных обрядов, при сдаче крепостей употребляемых, всему французскому гарнизону с своими чинами, во всем воинском порядке, выступя из крепости, положить оружие и покориться закону великодушного победителя. 11 июля последовала сдача Алессандрийской крепости. Российские войска стояли с заряженными ружьями по обеим сторонам пути, где надлежало проходить французскому гарнизону, который, выступая в всем воинском порядке из крепости и вытянув линию, положил оружие. Все распоряжения, до него касающиеся, и препровождение оного к границам своего отечества предоставлены австрийцам. Французский гарнизон состоял из двух генералов и 2000 человек разных чинов. Начальствующий генерал Гар-дан был человек лет около семидесяти, но блестящий его гусарский мундир и мужественный вид показывали в нем пламенного юношу, когда он выводил свой гарнизон из крепостных оград; но когда должно было расстаться с ним, когда должно было учинить последнее прощание с знаменами, осенявшими его на поприще бранном, и наконец положить оружие, посредством коего достиг он высокости своего звания и исторгал победы из рук врага сильного, тогда вся бодрость его оставила и болезненные его чувствования обнаруживались в слезах, текущих по свежим его ланитам и крупными каплями скатывающихся по длинным седым его усам». В Алессандрии найдены были и те две пушки, которые были потеряны русскими в бою при Бассиньяно. 17 июля сдалась Мантуя. Трофеи победителей: 675 орудий, много продовольствия, флотилия канонерских лодок. Падение Мантуи отразилось во всех концах Европы и произвело сильное впечатление. Во Франции считали это дело крайне позорным, обвиняли коменданта Фуассак-Латура в измене и, когда он возвратился во Францию, предали его суду и приговорили к лишению военного мундира. В Вене господствовала несказанная радость; оценивая все с своей особой точки зрения, там считали па- Стр. 183 дение Мантуи самым капитальным событием кампании и ставили ни во что остальные подвиги Суворова; но, несмотря на это, недоверчивые отношения к фельдмаршалу не изменились нисколько. Император Павел еще более стал ценить своего полководца и дал ему титул князя Италийского. Обрадовался и сам Суворов, но главным образом по той причине, что теперь, казалось, ничто уже не могло более препятствовать его наступательному движению; но, пока Суворов выжидал прибытия войск Края, освободившихся после сдачи Мантуи, и окончания приготовления австрийского комиссариатского ведомства по части заготовки продовольствия, неприятель сам перешел в наступление. Во Франции были крайне недовольны неудачами в Италии, отозвали Макдональда, а командование войсками в генуэзской Ривьере поручили молодому генералу Жуберу, ожидая от него энергичных наступательных действий. Жуберу не было еще и 30 лет. В юности он готовился в адвокаты и получил хорошее образование. В 1791 году поступил на службу рядовым. Храбрость и военные дарования быстро выдвинули его на высшие ступени военной иерархии, как то нередко бывало во время революционных войн: в 1795 году Жубер произведен в бригадные генералы; в 1796 году в армии Бонапарта командовал дивизией и затем отличился в сражении при Риволи; в 1797 году, после отъезда Бонапарта, временно командовал итальянской армией и тогда же подружился с Моро, который был инспектором пехоты в его армии. Новый главнокомандующий уехал из Парижа, возбудив самые пылкие ожидания блестящих подвигов при решительном наступлении против русского полководца. Как кажется, сам Жубер не сомневался в успехе*. Моро дружески предложил ему свое содействие во время предстоящей трудной операции и согласился остаться на некоторое время при армии. Жубер с благодарностью принял великодушное предложение огорченного отставленного главнокомандующего. 3 августа 35-тысячная армия Жубера (из них 2 тысячи конницы) появилась на высотах у города Нови и увидела, что союзники выстроились в боевой порядок и стояли, составив ружья в козлы. Фельдмаршал с утра выехал верхом к авангарду Багратиона; впереди линии развернутых батальонов лежала в хлебе густая цепь егерей. Суворов с одним казаком выехал к цепи для личной рекогносцировки неприятеля. Как рассказывает С.-Сир, французы легко узнали полководца по его оригинальному костюму: он был в одной рубашке и белом исподнем платье. Французские ведеты открыли * Он отправился в армию прямо от венца и, прощаясь с молодою женой, сказал: «Tu me reverras mort ou victorieux...» («Ты увидишь меня мертвым или победителем...»). Стр. 184 частый ружейный огонь. Окончив рекогносцировку, фельдмаршал отъехал назад и деятельно распоряжался приготовлениями к предстоявшему сражению. Он думал выманить французов из гор на равнину, чтобы воспользоваться превосходством своей конницы. Но Жубер, увидев огромные силы Суворова, остановился в нерешительности и не атаковал 3 августа. Тогда фельдмаршал решился сам напасть 4 августа. Его войска перед боем располагались так. У Фресонары, на правом фланге, австрийцы Белгард и Отт, под общим начальством Края (27 тысяч); впереди Поцоло-Форми-гаро (верстах в 8 от Фресонары) — Багратион (5700), а сзади — Милорадович (3700); верстах в 7 от Поцоло-Формигаро, у Ривальты (на Скривии) — русский корпус Дерфельдена (6100) и австрийский Меласа (8800). Все эти войска (51200) фельдмаршал мог сосредоточить перед позицией неприятеля не более, как в 2 часа. Кроме того, у Тортоны и Вигицоло находились корпуса Розенберга (8300) и Алькаини (5200). Всего у Суворова было 64700 (не считая гарнизона Алессандрии — 1500 и Серравале — 500); из этого числа было до 9 тысяч конницы. Трудно решить вопрос о плане Суворова для предстоящего боя. Диспозиция к сражению при Нови до нас не дошла, да и была ли она отдана? Следует заметить, что главные пути отступления с чрезвычайно сильной позиции французов у Нови отходили мимо правого фланга, а потому с захватом его можно было угрожать самому отступлению обороняющегося, т.е. правому флангу принадлежало наиболее важное значение, иначе сказать — здесь находился стратегический ключ позиции. Очевидно, сюда и должен был Суворов нанести главный удар; так оно и вышло на самом деле, ибо сражение решилось на правом фланге ударом корпуса Меласа. Свидетельство Грязева может отчасти подтвердить, что таково именно было предположение фельдмаршала. В разных местах своего описания сражения при Нови Грязев говорит: «Австрийский генерал Мелас, долженствовавший зайти неприятелю в правый его фланг, еще по сие время не открыл своего действия...» «Суворов, получа известие, что генерал Мелас скоро вступит в дело...» «Корпус генерала Меласа возвестил свое приближение жестоким ударом в правый его фланг...». Что касается атак Края на левый фланг французов, то их надобно считать атаками вспомогательными, демонстративными, назначенными для отвлечения сил неприятеля от его правого фланга, дабы облегчить направленный сюда удар. С этой точки зрения весьма понятно желание Суворова возбудить энергию Края особой запис- Стр. 185 кой, в которой говорит, что «совершенно полагается на друга героя», и даже дает Краю указания в стихах, написанных по-немецки. И действительно Край очень энергично повел еще перед рассветом атаку на высоте левого фланга позиции Жубера. Хотя описание сражения при Нови, сделанное Грязевым, не точно, не полно и даже с погрешностями, но зато заключает в себе много характерных подробностей, которых нет в напечатанных до сего времени сочинениях; поэтому мы приведем подлинные строки очевидца-участника: «Австрийский генерал Край, составлявший со своим корпусом наше правое крыло, свернувшись в колонны, повел атаку на левый неприятельский фланг; австрийский же генерал Беллегард с своим отделением взял направление еще правее к высотам, дабы энфилировать левый же фланг неприятеля; наш авангард, под командою князя Багратиона и с частью австрийской пехоты, на правом его фланге составил первую центральную линию; наш гренадерский полк и прочие мускетерские стали за оною во второй линии; а за оною и на флангах расположена была австрийская кавалерия, в числе 40 эскадронов. Австрийскому же генералу Меласу, составляющему со своим корпусом наше левое крыло, назначено зайти к неприятелю в правый его фланг и содействовать всеми силами как центральным линиям, так и правому крылу. Устроясь таким образом, правое крыло и первая центральная линия открыли действие перестрелкою и повели атаку на все назначенные им пункты. Неприятель занимал свою позицию на самом возвышении горы, коей хребет, протягиваясь параллельно нашим линиям, примыкал к самому городу с правой его стороны. Отлогость сей горы защищаема была в центре его позиции тремя ужасными батареями, которые, подобно огнедышащей Этне, извергали из себя пламя и неумолкные громы. Батареи сии расположены были таким образом, что большого калибра орудия на самом возвышении; за ними следующие, в средине горы, а меньшие при подошве оной; весь же хребет сей протяженной горы покрыт был неприятельскою пехотою и конницею, равно как окружность, так и низкие отлогости оной горы и самый город. Первая наша линия повела атаку и, соображаясь как с местным положением, так и с позициею неприятеля, приняла несколько вправо и открыла нашей второй линии неприятельский центр со всеми его ужасами, коего правый фланг примыкал к самому городу, где находились большие его силы. Таким образом и вторая наша линия, вступив в интервал, учиненный первой линией, повела атаку на самый неприятельский центр. Отважным нашим приближением принудили мы его тиральйоров и небольшие передовые отделения отступить далее к горе и, пробежав, по чертежу фельд- Стр. 186 маршала*, опасность ядерных выстрелов, из большого калибра орудий извергаемых, теснили неприятеля еще далее в гору и к самому городу. Тут встречены мы были сильной его густой колонной, хотевшей подкрепить свою отступающую передовую линию. Колонна сия шла центрально против нашего батальона; мы стремительно бросились на нее в штыки, в одно мгновение опрокинули и принудили спасаться в городские ворота, которых мы по положению места занять не успели. Я, с своей ротой, устремился поразить неприятеля и в самых воротах, но сим отважным действием поставил себя между двух огней: со стороны города и примыкающей к нему горы, и я, пожертвовавши тут несколькими из храбрейших и барабанщиком, при мне находившимся, принужден был отступить и присоединиться к батальону; ибо колонна, взобравшись в город, заперла за собою ворота. Тогда повели мы опять атаку выстроившеюся линиею; сильный картечный огонь средних неприятельских батарей хотя не совершенно нас поколебал, но заставил прибегнуть к благоразумию, дабы, уклоняясь от бесполезного поражения, равно и для устройства наших рядов, отступить за черту безопасности. Впрочем, сие всеобщее отступление последовало большею частью потому, что австрийский генерал Мелас, долженствовавший зайти неприятелю в правый его фланг, еще по сие время не открыл своего действия. Неприятель, заняв опять оставленные нами места, растянулся по опушке примыкающего к горе кустарника, и тирайльоры его рассыпались на большую дистанцию от главной своей позиции по равнине, что при начале нашей атаки предпринять не дерзал; но ободренный нашим отступлением, решился повести сам наступательную атаку; между тем как большого калибра батареи возымели опять свое действие, но без причинения нам вреда. Здесь представилась взорам нашим самая прелестнейшая картина военного искусства наших донских казаков, которые, рассыпавшись по равнине, вели с неприятельскими тиральйорами пере- * Для пояснения этого места следует сказать о тактических приемах Суворова, которым он обучал как русские, так и австрийские войска. С приближением к неприятелю, походные колонны рядами перестраивались во взводные на полных дистанциях; подходя под выстрелы, строили фронт захождением, и завернутые батальоны становились в 2 линии с небольшими интервалами; артиллерия несколько впереди и по флангам пехоты; кавалерия по-эскадронно или дивизионно позади второй линии пехоты или на ее флангах. В таком порядке войска шли навстречу неприятелю. Наступление производилось всей линией с барабанным боем, музыкой и с распущенными знаменами; подходя под картечный и ружейный огонь, войска бросались вперед бегом, чтобы миновать черту действия картечи (80 саж.) и верную черту ружейных пуль (60 шаг.). Удар в штыки производился бегом с криком «ура!», причем вторая линия следовала за первою в 200 шагах. Кавалерия выжидала удобного случая броситьёя на фланги неприятеля. Лишь только последний начинал колебаться или отступать, казаки высыпали вперед, с гиком и визгом обскакивали его с тыла, преследовали и забирали в плен. Стр. 187 стрелку и своими поворотливыми движениями заманивали неприятеля далее от своей линии; потом, улучив способную минуту, соединялись с обычным криком, отрезывали большими частями, окружали и брали в плен; или, заметив отделившегося стрелка, пушался на него с арканом, накидывал на шею и, извергнувшись, тащил за собою; или на всем скаку поражал дротиком. Суворов, получа известие, что генерал Мелас скоро вступит в дело, повелевает линиям вторично повести атаку. Мы двинулись в устройстве и отважным натиском вытеснили снова передовую неприятельскую линию из своего места и преследовали ее, отступающую к горе, она сделала фланговый марш и приняла влево к городу, чрез что и поставили нас против самых батарей. Мы перелетели губительное расстояние, на котором ядра имели свою силу, и приближались к картечному, миновать его не столь легко было: здесь открылся огонь со всеми своими ужасами из средних батарей и ружейный с возвышения, картечи и пули сыпались на нас градом и лишали многих храбрых товарищей; или, взрывая землю, раскидывали оную по воздуху и через то делали его почти непроницаемым; гром, не умолкающий с обеих сторон ни на одно мгновение, отражаясь в горах, делался еще ужаснее; стон раненых, кучи убитых, между коих стремились мы к горе; словом, все это вместе могло бы устрашить робкую душу: но бестрепетные россияне, предводимые своим отважным полководцем, поощряемые своим мужеством и славою и не признающие никаких невозможностей, теснят неприятеля и достигают половины горы. Здесь беглый ружейный огонь, действующий на нас в близком расстоянии, кропил пулями, как дождь, и губил ужасно. Но это не останавливало отважнейших; переходя с утеса на утес и помогая друг другу, мы подавались вперед. Мы были исполнители; рука наша и сердце были готовы на поражение; но в жару своей запальчивости, или, лучше сказать, свирепого исступления, мы не могли того предвидеть, что он обратился нам на совершенную пагубу. Но прозорливый Суворов, соображая все обстоятельства, повелевает нам принять направо и постепенно отступать; ибо, не развлеченный никакими другими отражениями, неприятель обратился на нас единственно и, пользуясь выгодностью местоположения и превосходством своих сил, без всякого сомнения, остался бы победителем; ибо корпус генерала Меласа и по сие время не открыл своего действия и через то не разделил его силу; мы же своею малочисленностью и при таких потерях преодолеть ее не могли и вторично отступили, потеряв при сем случае значительное количество храбрых воинов. Быв заняты своими собственными исполнениями, мы не видали и не слыхали, что происходило у нас на правом нашем крыле и с каким успехом действова- Стр. 188 ли австрийские генералы Край и Беллегард. А сверх того я, в сию вторую атаку, будучи уже на полугоре, ранен в правую ногу пулею и, по неспособности занимать своего места, отведен в селение Па-лоло-Формигаро, где собирались все наши раненые. Но торжество нашего неприятеля было непродолжительно: корпус генерала Ме-ласа возвестил свое приближение жестоким ударом в правый его фланг; он с своими силами устремился отразить сие новое нападение и ослабил свой центр. Суворов воспользовался сею благоприятною минутою и центральные свои линии повел на третичную атаку. Войска наши, оскорбленные двукратною неудачею, устремились на приступ, как отчаянные, и, невзирая ни на какие затруднения и опасности, взлетели, как орлы, на возвышение и, овладев оным, напали на неприятеля штыками столь отважно и удачно, что сбили его с места, которым он столько времени повелевал. Опрокинутый и пораженный на всех пунктах, он побежал, оставляя в добычу победителям все свои укрепления. В ретираде своей он еще более пострадал: пехота отрезывала у него большие части и брала их в плен; кавалерия рубила без пощады. Такое преследование продолжалось не далее двух верст, доколе совершенная темнота ночи не принудила прекратить сие убийство; в противном же случае весь сей многочисленный корпус неминуемо бы погиб. Урон союзных войск, сражавшихся при Нови в числе 38000, простирается убитыми и ранеными до 7000, в том числе ранены некоторые из генералов, штаб- и обер-офицеров, из числа коих многие убиты; да и не могло быть иначе, по содержанию обстоятельств, выше мною объясненных насчет наших действий, приступов, отступлений, почти неприступной позиции неприятеля и его упорного сопротивления. Потеря неприятеля далеко превосходила нашу: главнокомандующий генерал Жубер еще при начале сражения убит; когда он сам с пехотною колонною устремился на австрийцев, роковая пуля поразила его наповал: так погиб сей юный, надменный герой, надежда республики. Бригадный генерал Вот-рен убит; дивизионные Периньйон, Партоно, Колли и Груши взяты в плен; многое число штаб- и обер-офицеров убито, ранено и взято в плен, а нижних чинов до 20000. В руки победителей досталось 40 пушек и более 50 ящиков с снарядами. 5 августа союзные войска заняли город Нови. Весь наш корпус сошел с горы и торжествовал свою победу. Но корпус генерала Розенберга устремился к преследованию неприятеля, потянувшегося к Гави, где достиг он арьергард его, состоящий из 3000 человек; имел с ним сражение; но, опрокинув штыками его линию, обратил в бегство, причем неприятель потерял до 400 человек». Стр. 189 Одержав столь решительную победу*, Суворов приказал своим войскам немедленно переходить Апеннинские горы, чтоб двинуться для занятия генуэзской Ривьеры, и задумывал, может быть, даже вторжение за р. Вар в пределы Франции; но вдруг 6 августа приказано всем войскам остановиться и прекратить преследование. Эти непонятные остановки возбудили негодование даже среди солдат. Французская армия, при сколь-нибудь энергическом движении союзников, делалась верною их жертвою, ибо ее положение становилось отчаянным. Моро уже решился отступить в графство Ницу, чтобы не быть запертым в Ривьере, артиллерию, больных и раненых** он отправил в С.-Пьер д'Арена, маленькую гавань у Генуи, чтобы там грузить на суда. Власти Лигурийской республики тоже спешили уехать. Но так как союзники прекратили преследование, то Моро воспользовался этим и, устрашившись ответственности перед Директорией, которая могла иметь свои стратегические взгляды, решился остановить отступление до прибытия своего преемника***, устроил остатки своих войск, подкрепил их войсками Миолиса и Роге, занял снова проходы в Апеннинах и написал Шампионэ, чтобы последний энергичным наступлением отвлек Суворова. Что же за причина внезапной остановки фельдмаршала на пути к достижению заветной цели, которая была уже так близка? Австрийское комиссарское управление объявило, что при войсках хлеба только на два дня, мулов и запасов для продовольствия в предстоящем походе в горы не заготовлено; в Ривьере же найти продовольствие, пока не подвезут его морем, невозможно, а потому и наступление делалось безрассудством. Вот где сказалось разделение власти главнокомандующего! Суворов отложил предприятие на несколько дней, чтобы дождаться мулов и продовольствия, которое без труда могла доставить богатая Италия. * За сражение при Нови император Павел пожаловал щедрые награды. Суворову прислан был нижеследующий приказ от 24 августа при рескрипте, в котором Государь говорил: «Вы поставили себя свыше вознаграждения». Приказ гласил: «В благодарность подвигов князя Итальянского, графа Суворова-Рымникского, гвардии и всем Российским войскам, даже и в присутствии Государя, отдавать ему все воинские почести, подобно отдаваемым особе Его Императорского Величества». Генералам были даны чины или ордена, много наград офицерам; указом 30 августа 1799 г. поведено, чтобы жалованье офицеров, убитых на войне, обращалось в пенсию их женам по смерть, а детям до совершеннолетия; сверх того, семействам убитых офицеров, бывших за границею, положено выдать единовременно годовой пенсион на возвратный путь в отечество. ** Пленным австрийцам приказано было поддерживать французских раненых на походе. *** Моро уже назначен был главнокомандующим Рейнскою армиею. Стр. 190 Но всякое откладывание дела чрезвычайно затрудняет его исполнение; что легко было сделать немедленно после победы при Нови, то сначала затруднилось, а потом и вовсе сделалось невозможным. По приказанию французской директории армия Массены из Швейцарии с севера и Шампионэ из Франции с запада сделали энергичные наступления через Альпийские горы для демонстраций против Суворова, а гофкригсрат отделил от его армии (даже без его ведома) некоторые довольно сильные отряды. Тогда Суворов окончательно отказался от наступления в Ривьеру, тем более, что рескрипты императора Франца ясно воспрещали движение к р. Вар, и обратил внимание на защиту Италии со стороны Альп. С этою целью фельдмаршал, выдвинув на более важные направления авангарды, с главными силами стал лагерем при Асти, в центральной позиции. Вскоре опасения со стороны Швейцарии рассеялись, так как французы прекратили наступление. Суворов притянул большую часть войск Края и намеревался обратиться с главными силами против Шампионэ, если бы тот отважился появиться на равнинах Пьемонта. Уведомление из Вены переменило виды фельдмаршала: его ожидало новое назначение — русские войска должны были оставить северную Италию, чтобы идти в Швейцарию на соединение с корпусом Римского-Корсакова, прибывшим туда из России. Немедленно Суворов сделал все необходимые распоряжения к предстоявшему походу, но временно остался у Асти в ожидании сдачи Тортонской цитадели. Дело в том, что комендант цитадели, полковник Гаст, увидя приготовления Суворова к штурму, заключил, во избежание кровопролития, конвенцию такого рода, что если 31 августа его не выручат французские армии, то он сдаст цитадель, а до тех пор стороны будут в перемирии. Новая попытка Моро к освобождению Тортоны потерпела неудачу. 31 августа Тортона сдалась, и Суворов выступил в швейцарский поход. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. |
