Стр. 166

Проиграв сражение на реке Адде, французы, под начальством искусного генерала Моро, отступили на весьма выгодную позицию за рекой Танаро, причем фланги этой позиции упирались в крепости Валенца и Алессандрия. В это время в лагерь союзников пришли известия, что из южной Италии идет на помощь Моро армия генерала Макдональда. Суворов, считая этого противника более опасным, оставил преследование разбитого Моро и, присоединив вновь подошедшую из России дивизию Ферстера (8 тысяч), двинулся навстречу «неаполитанской» армии Макдональда, причем совершил чрезвычайно искусный и хорошо рассчитанный фланговый марш к г. Павии. Грязев очень благоприятно отзывается о состоянии города в то время и упоминает, что в нем есть «обшир-

Стр. 167

ный и великолепный театр, на коем играли оперу «Арлекин», за вход в партер платили по 15 коп.».

Узнав, что армия Макдональда еще далеко, Суворов расположился на обоих берегах реки По, впереди Павии, так, что наблюдал непосредственно за армией Моро и препятствовал сообщениям его с армией «неаполитанской». В это время, 26 апреля, в главную квартиру Суворова прибыл великий князь Константин Павлович. Император Павел посылал своего сына в Италию как для того, чтобы придать более важности самой кампании, так и для того, чтобы удовлетворить собственное желание великого князя. Ему не было дано никакого определенного назначения, а дозволено только состоять в качестве волонтера при Суворове.

Присутствие при армии влиятельных особ, не имеющих определенного командования, стесняет полководца и обыкновенно вредит операциям; то одушевление, тот подъем нравственных сил войск, который они приносят с собою, далеко не искупает указанной невыгоды. Только главнокомандующий с большим характером и авторитетом сумеет обойтись в этих случаях.

Суворов, всегда с благоговением относившийся к лицам Императорского Дома, встретил со всеми знаками почтения «сына природного своего Государя» и сказал: «Опасности, которым Ваше Высочество можете быть подвержены, заставляют меня думать, что я не переживу Вас, если с Вами случится какое-нибудь несчастие». Он высказал, между прочим, опасение, что если великий князь будет взят в плен, то Россия для избавления его должна будет подписать тяжелый для нее мир с Франциею.

В тот же день, 26 апреля, получены сведения, будто французские войска, оставив Валенцу, отступают за Апеннины. Положившись на это известие, фельдмаршал приказал Розенбергу послать 27 апреля авангард генерал-майора Чубарова (3000 человек), которому переправиться через реку По и занять крепость.

Великий князь, сгорая нетерпением видеть военные действия, отправился в отряд Розенберга.

Генерал-майор Чубаров избрал для переправы место близ деревни Борго-Франко, верстах в 7 ниже Валенцы. Здесь река По разделяется на рукава, образующие низменный островок Мугаро-не; правый рукав узкий, мелкий и проходимый вброд; на островок же надобно было переправляться на пароме. Все лодки и паромы захватил неприятель, а река была в разливе и с шумом катила свои пенистые волны. Чубарову удалось в ночь на 30 апреля приискать довольно большой паром и сделать приготовления к переправе. На противоположном берегу обнаружены неприятельские передовые посты, которые, однако, не выказывали стремления помешать пере-

Стр. 168

праве. Во всяком случае, это доказывало, что неприятель не оставил Валенцы. В то же время и в главной квартире Суворова получены верные известия о том, что неприятель не отступил в Апеннины. Вследствие этого Суворов 30 апреля посылает из Тортоны Ро-зенбергу приказания, одно за другим, вернуться назад на присоединение к главным силам. Но Розенберг, видя, что неприятель не препятствует переправе Чубарова, соблазнился и со своим отрядом на переправу у Мугароне, чтобы потом завладеть Валенцой. Утром 1 мая уже весь авангард Чубарова был на острове Мугароне, оставалось переправиться вброд на правый берег По, но Розенберг выжидал, когда соберется побольше войск; переправа главных сил его корпуса шла медленно, хотя паром, ходивший по канату, поднимал сразу целую роту. Великий князь сказал генералу Розенбергу: «Нечего мешкать, ваше превосходительство, прикажите людям идти вперед». Генерал отвечал его высочеству: «Мы еще слишком слабы; не дождаться ли нам подкрепления?» Великий князь возразил: «Я вижу, ваше превосходительство, что вы привыкли служить в Крыму; там было покойнее, и неприятеля в глаза не видали». Генерал Розенберг отвечал: «Я докажу, что я не трус», вынул шпагу, закричал солдатам: «За мной!» и сам первый пошел вброд.

Моро сосредоточил большую часть своих сил и обрушился на Розенберга.

«Между тем, — рассказывает Грязев, — будучи теснимы со всех сторон более и более неприятельской многочисленностью, мы начинали ослабевать и силами, и духом и, наконец, совершенно расстроились, смешались и в беспорядке, мало сказать, что ретировались, но бежали, и через то только уклонились от совершенного поражения, что брали всегда перед у слабой неприятельской конницы; со всем тем в ретираде своей мы много потеряли людей и два орудия главной артиллерии с снарядами оставили на месте; ибо тогда никакая власть, никакая сила не могла наши батальоны ни устроить, ни удержать от постыдного бегства. Я не могу без ужаса вспомнить о сем горестном для нас происшествии, которого я, по несчастию, сам был очевидным свидетелем. Майор Филисов и я, надеясь на доверенность и преданность к нам нижних чинов, неоднократно покушались остановить их бегство собою, то возбуждая их честолюбие, то укоряя их в нарушении своего долга, или угрожая смертию, или же упрашивая, но все было тщетно: беспорядок с каждою минутою увеличивался. Мало того, что неприятель действовал на нас из своих орудий картечами и вырывал из толпы бегущих по нескольку человек, но, когда мы в таком положении проходили через деревню Бурго-Франко (это ошибка — по смыслу следует Бассиньяна, так говорится об этом и в журнале Комарове-

Стр. 169

кого), то жители оной, сии вероломные итальянцы, стреляли по нас из своих домов и причинили нам немаловажный вред». Уже в темноте войска перешли на остров Мугароне и перевезли артиллерию под прикрытием батальона мушкетерского генерал-майора Барановского полка, под начальством майора Мейбаума.

Переправа с острова на левый берег была сопряжена с затруднениями и замедлениями. Итальянцы-перевозчики обрезали канат, по которому ходил паром; его унесло бурным течением реки, и прошло довольно много времени, пока казаки его поймали и приспособили снова к переправе. Ночью переправляли раненых, а войска держались на острове под огнем неприятельских орудий и отразили все попытки французов перейти через рукав реки.

2 мая войска Розенберга переправились на левый берег По, причем казаки переходили вплавь. Потери русских были велики: 7 офицеров убито и до 50 ранено, в том числе генерал-майор Чубаров; потеря нижних чинов до 1200 человек; два орудия, завязших на горе на пашне, не могли быть вытащены изнуренными лошадьми и достались французам; потеря последних до 600 человек.

В гневе на Розенберга Суворов велел написать ему приказание (2 мая), в котором выражено, что граф «удивляется беспрочному вашему сражению» и приказывает «как можно скорее идти к Тор-ре-ди-Гарофолло», «и по прибытии рапортовать». На этом приказании фельдмаршал сделал знаменитую свою собственноручную приписку: «Не теряя ни минуту, немедленно сие исполнить. Или под военный суд»*.

Суворов послал донесение Государю, что поведение Константина Павловича противоречит дисциплине; но потом вернул это донесение, разорвал, потребовал великого князя к себе и заперся с ним в кабинете. Через полчаса великий князь вышел расстроенный и красный от слез. По замечанию близких лиц, Константин Павлович бледнел при одном строгом слове своего отца, а одно упоминание о военном суде приводило великого князя в ужас. Теперь, когда Суворов заговорил с ним неблагосклонным тоном, великий князь начал оказывать ему особенное уважение. Константин Павлович понял, что с Суворовым нельзя говорить, как с Розенбергом.

Так как получены были известия, что Макдональд задержан в южной Италии, позиция же Моро с фронта была очень сильна, то Суворов вознамерился обойти ее с левого фланга и направился левым берегом реки По. 15 мая союзники заняли Турин, столицу Пьемонта, причем захватили в нем 382 пушки, 15 мортир, 20 тысяч ружей и множество разных запасов. Комендант Турина, энергич-

* Точка перед «или» показывает, что Суворов приписал последние слова после некоторого раздумья.

Стр. 170

ный генерал Фиорелла, заперся в цитадели с гарнизоном в 3400 человек. Моро отступил из своей крепкой позиции за Апеннинские горы к Генуе.

Итак, с открытия кампании протекло всего месяц и одна неделя, а Суворов уже завоевал почти всю Ломбардию, прошел более 400 верст, занял столицу Пьемонта и стоял в каких-нибудь 100 верстах от французской границы.

Началась трудная осада Туринской цитадели: «гарнизон имеет свое продовольствие, как от запасов, так и из города, ибо у него очень много друзей». Интересно свидетельство Грязева об одном факте, показывающем, что при осаде крепостей бдительность обороняющего часто весьма ослабевает, и возможно иногда проникнуть для разведок к самым укреплениям. 27 мая ночью Грязев «должен был сопровождать двух австрийских инженеров к самому валу цитадели и главному ее бастиону, дабы точнее определить место для устройства последней параллели. Темнота ночи способствовала сему отважному и опасному предприятию, но каждое неосторожное движение могло нас открыть и погубить невозвратно, ибо мы проходили за самую неприятельскую цепь, вокруг цитадели на ночное время расставляемую. Измерив все, что нужно, шагами, мы кончили благополучно сию операцию и возвратились к своему месту».

Между тем Макдональд быстро шел из южной Италии на помощь Моро и 18 мая достиг Лукки; далее двигаться в Геную по береговой дороге (почти тропинке) было невозможно, а потому французские полководцы составили план соединения по северную сторону Апеннинских гор, близ крепости Тортоны: Макдональд (35 тысяч) должен был спуститься с гор к Болонье и наступать вдоль правого берега По чрез Пьяченцу к Тортоне, куда Моро (14 тысяч) выйдет прямым путем на север. Для одновременности действий условились, что Макдональд, которому предстоял длинный кружной путь, начнет движения 20 мая, а Моро только 6 июня. 1 июня Макдональд, спустившись с гор, разбил австрийский отряд Гогенцол-лерна у Модены и захватил до 1600 пленных, 3 знамени и 8 орудий. Удар этот привел в большое смущение австрийских генералов: им казалось положение Суворова критическим, что неприятель мог разбить по частям разбросанные силы союзников и даже стать на пути отступления главной армии; казалось, Суворов неминуемо должен был уступить разом все свои завоевания. Но именно все это «казалось»... В глазах Суворова наступление французов сулило ему новые лавры. Предвидя это наступление, Суворов в 6 часов утра 30 мая выступил из-под Турина и, сделав в 2 1/2 суток 90 верст, достиг в 2 часа дня 1 июня города Алессандрии, где и остановился в ожидании окончательного разъяснения обстановки. Известие о бое при

Стр. 171

Модене открыло глаза, и фельдмаршал полетел навстречу более опасному врагу Макдональду. В письме австрийскому генералу Кайму, оставленному для продолжения осады Туринской цитадели, говорится: «Любезный генерал! Иду к Пьяченце разбить Макдональда. Поспешите осадными работами против Туринской цитадели, чтобы я не прежде вас пропел: Те Deum»*. 4 июня в 10 часов вечера 24 тысячи союзников двинулись от Алессандрии для совершения беспримерного в истории форсированного марша. «Нам неизвестен был план нашего великого полководца, но войско горело желанием сразиться, в полной уверенности на победу». Скоро дело разъяснилось для всего отряда, особенно, когда Суворов 5 июня отдал следующий приказ по армии:

«Неприятельскую армию взять в полон.

Влиять твердо в армию, что их 27000, из коих только 7000 французов, а прочие всякий сброд реквизионеров.

Казаки колоть будут, но жестоко бы слушали, когда французы кричать будут пардон, или бить шамад.

Казакам самим в атаке кричать балезарм, пардон, жетелезарм и, сим пользуясь, кавалерию жестоко рубить, а на батареи быстро пускаться, что особливо внушить.

Казакам, коим удобно испортить на реке Тарро мост, и тем зачать отчаяние, с пленными быть милосерду — при ударах делать большой крик, и крепко бить в барабан; музыке играть, где случится, но особливо в погоне, когда кавалерия будет колоть и рубить, чтобы слышно было своим.

Их генералов, особливо казаки и прочие, примечают по кучкам около их; кричать пардон, а ежели не сдаются, убивать. Суворов».

Против Макдональда находился отряд австрийского генерала Отта (5 тысяч), который и был сильно потеснен за крепость Пьяченцу 5 июня. Получив об этом известие, Суворов немедленно двинул ему на поддержку 3500 человек австрийцев под начальством Меласа, а сам, дав отдохнуть остальным войскам несколько часов, выступил вслед за ним еще до рассвета. Мелас пришел вовремя, ибо французы утром 6 июня продолжали теснить Отта на реке Тидо-не. Усталые солдаты Меласа (от Алессандрии до Тидоны, 80 верст, пройдено в 36 часов), не отдыхая, вступили в бой, но поддержали Отта лишь на короткое время; неприятель в огромном превосходстве сил готовился раздавить малочисленного врага.

Между тем войска Суворова не шли, а бежали. Июньское итальянское солнце стояло уже высоко; под палящим зноем люди выбивались из сил, падали от изнеможения, и многие из упавших

* «Тебя, Бога, хвалим» (лат.); начало католической молитвы.

Стр. 172

уже не вставали; страшный след обозначал движение армии, но жертвы были необходимы для выигрыша времени, которое теперь и было до крайности дорого. Недаром Суворов как-то выразился: «Деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, а время дороже всего». Колонна сильно растянулась. Иностранные писатели (Клаузевиц) заявляют, что «кажется, тактический порядок перехода не заслуживал похвалы». Странное понятие о тактическом порядке!

Суворов употреблял все меры, чтобы напрячь силы людей: переезжал от головы к хвосту колонны, постоянно повторяя: «Вперед, вперед, голова хвоста не ждет»; иногда неожиданно подъезжал к какой-нибудь части, шутил с солдатами, забавлял их разными прибаутками; появление его оживляло людей, колонна подтягивалась.

Как только пришло известие, что неприятель теснит Отта к С.-Джиовани, Суворов взял из авангарда казачьи полки и австрийских драгун и повел их сам к месту боя. Так как он взял с собою и Багратиона, то командование авангардом поручил Константину Павловичу, приказав вести его, как можно скорее; то же приказание неоднократно посылалось и в главные силы к Розенбергу.

Уже несколько часов Отт и Мелас были в горячем бою. Около 3 часов дня французы повели решительную атаку; Домбровский с поляками* появился у деревни Карамелло, грозя отрезать австрийцам путь отступления. В эту критическую минуту в тылу показалось густое облако пыли: то был фельдмаршал с конницею. Он поскакал на холм, окинул оттуда быстрым взглядом все поле сражения и немедленно отдал свои распоряжения.

Не успев перевести дух, казаки Грекова и Поздеева и драгуны Левенера и Карачая несутся вправо против Домбровского; племянник Суворова, генерал-майор князь Горчаков, с казаками Молчанова и Семерникова, бросается влево против правого фланга французов. Они еще в первый раз увидели наших донцов. Австрийские драгуны опрокидывают неприятельскую кавалерию, а казаки облетают левый фланг Домбровского, с криком и визгом атакуют рассыпанную польскую пехоту и приводят ее в замешательство.

Конечно, этим ударом сравнительно немногочисленной конницы Суворов не мог рассчитывать дать бою решительный поворот, но быстрая конная атака должна была ошеломить противника, задержать его хотя на самое короткое время, так как каждая минута была дорога — приближалась русская пехота авангарда.

* Это был вполне надежный контингент в армии Макдональда. Одушевленные патриотизмом и обманываемые надеждою на восстановление независимости отечества, они вдали от родины носили на груди в особых ладонках по горсти родной земли; ненависть к русским, особенно к Суворову, покорившему в 1794 году кровопролитным штурмом Прагу, была безгранична.

Стр. 173

Она подошла около 4 часов дня. Это и была критическая минута боя. Фельдмаршал приказал перейти в общее наступление; приказано, не теряя времени на перестрелку, бросаться в штыки.

Багратион подошел к Суворову и вполголоса просил повременить нападением, пока подтянется хотя часть отсталых, потому что в ротах не насчитывается и по 40 человек. Суворов отвечал ему на ухо: «А у Макдональда нет и по 20; атакуй с Богом. Ура!»

Очевидно, Багратион не уяснил себе важности минуты, благоприятной для перехода в наступление против ошеломленного и уже истощенного боем противника; число не могло здесь играть слишком большой роли. Суворов же прекрасно оценил минуту; не для того же он и делал крайнюю форсировку движения войск и смелый удар конницей, лично им приведенной, чтобы потом ожидать и, быть может, пропустить минуту.

Войска дружно ударили на неприятеля. Пехота, взяв ружья на руку, двинулась с барабанным боем, музыкою и песнями. Суворов разъезжал по фронту и повторял: «Вперед, вперед, коли, руби!» Неприятель держался упорно, пользуясь пересеченною местностью: поражал наступающего огнем, атаки встречал штыками, высылал кавалерию; но все напрасно, войска Суворова безостановочно подвигались вперед. Темнота, пересеченная местность и утомление кавалерии союзников спасли французов от преследования.

В 9 часов вечера бой прекращен окончательно.

Потеря французов — 1000 человек, из них 490 пленных.

Если принять во внимание, что войска Суворова, после начала похода спустя 36 часов, являются уже на реке Тидоне, в 80 верстах от Алессандрии, вместо отдыха вступают прямо в бой и одолевают более сильного по числу противника, то будет вполне справедливо причислить действия Суворова к самым редким и замечательным военным подвигам. Моро называл впоследствии марш Суворова к Треббии «верхом военного искусства»: «C'est le sublime de 1'art militaire».

Однако бой на Тидоне составлял только начало грандиозной борьбы на Треббии. Суворов поздравил войска с победою и уехал в С.-Джиовани, чтобы сделать распоряжения для боя на следующий день.

Составив превосходный план для атаки на 7 июня, Суворов назначил выступление в 7 часов утра, но вследствие страшного утомления войск отложил до 10 часов утра. Главный удар должен был быть нанесен правым флангом союзников, который состоял из русских войск; сюда же Меласу приказано прислать австрийскую дивизию Фрелиха; но узко-эгоистический австриец не исполнил приказания главнокомандующего, чем и расстроил весь план: фран-

Стр. 174

цузам не было нанесено решительного поражения. Расскажем бой 7 июня словами Грязева: «Около полудня мы всем своим корпусом, здесь сосредоточенным, двинулись в порядке и устройстве воинственном и, пройдя таким образом небольшое расстояние, встретили неприятеля при реке Тидоне, уже готового нас принять. Построясь немедленно в боевой порядок, какого требовало генеральное сражение, повели мы фронтом атаку на левый неприятельский фланг, между тем как на правый их таким же образом действовал наш авангард, вспомоществуемый частью союзного австрийского войска, состоящего наиболее в коннице. Французы встретили нас мужественно; картечи и пули посыпались с обеих сторон градом; но мы, превышая своего неприятеля отважностью, не стали более выдерживать губительного огня, но соединенными силами и устройством ударили на него прямо с места в штыки столь сильно и стремительно, что он, будучи не в состоянии ни выдержать, ни отразить нашего удара, поколебался в своей позиции и отступил. Сие только и было нужно, чтобы главную его твердость привести в движение, а тем самым и расстроить его в духе. Мы воспользовались сей благоприятной минутой и, как вихри, налетели на врагов своих, врезались в самую их середину, расстроили их душу, поражали, как отчаянные, и обратили их в совершенное бегство. Они ретировались частями за реку Треббио, при котором случае отрезали мы у них целую бригаду, из 2500 человек состоящую, со всеми ее чинами и артиллериею. Сражение продолжалось до самой темноты, которою неприятель воспользовался и отретировался еще далее вправо. Но, дабы отнять у него способы к каковому-либо из своих соединений, откомандированы были того же вечера два батальона гренадер, в том числе находился и я с своею ротою и с ним же почтенный наш шеф, генерал от инфантерии Розенберг. Мудрено было отгадать его стремительность к такому подвигу, который мог принадлежать одному штаб-офицеру; но, не раскрывая тайны интриг наших главных начальников, положили, что он не хотел оставить нас, как свой полк, в такой критической операции, и мы, пройдя ночью вброд реку Треббио, следовали далее, в таком предположении, что если не совсем в своем намерении успеем, то по крайней мере отрежем у него какую-нибудь часть или смешаем его в планах своих, в чем и действительно при деревне Сатиме успели. В полночь вступили мы тихо в сие селение, отстоящее от нашего корпуса не менее пяти верст, где и узнали от жителей, что французский арьергард расположен здесь неподалеку, в поле.

Сердца наши затрепетали от радости, что не тщетно наше пожертвование и что оно увенчается достойною наградою. Не зная,

Стр. 175

однако ж, в каком числе находился неприятель, мы взяли все нужные меры и решились напасть на него. Темнота ночи скрывала не только наше намерение, но и нас самих; ибо, как арьергард главного корпуса, находился он за ним, как за оградою, и в крайней беспечности расположен был на одной квадратной лужайке. Приблизившись тихо к ним, обозрели мы их при свете слабого огня, едва между ними мелькающего, что они были погружены в глубоком сне, так что не имели вокруг себя ни цепи и одного часового, но все без изъятия, сложив с себя амуницию и составив ружья в козлы, спали вповалку. Мы обогнули несколько наши фланги и сделали по ним ружейный залп и другой картечами из двух орудий, при нас находившихся, и в то же мгновение бросились на них в средину, окружили и всех подняли на штыки, разве малая их часть спаслась в темноте. Все их оружие, амуниция, ранцы и прочее сделалось нашею добычею, но мы не воспользовались ею, все переломали и привели в ничтожное положение. Но всего драгоценнее было то, что мы освободили своих пленных разных полков, которые в продолжение дневного сражения, быв увлечены своею отважностию, были захвачены неприятелем и отданы на сохранение сего арьергарда. И при самой темноте ночной мы распознали их по радостным восклицаниям, когда спешили соединиться с нами. Число их состояло в одном полковнике Кащенке, нескольких офицерах и 60 человек нижних чинов. От них узнали мы, что французский арьергард состоял из двух батальонов пехоты, что самое доказывало и оставшееся после их оружие и вся амуниция, что наши пленные находились все вместе под караулом и запертыми в одной сельской Виннице; но, услышав выстрелы, догадались, что это, должно быть, русские; караул их разбежался; они выломали двери и устремились к соединению с нами. Мы не видели более неприятеля и поздравляли друг друга с счастливым успехом. Почтенный наш начальник, генерал Розенберг, проливал слезы радости и вместе сострадания о несчастных, учинившихся жертвою сего ночного поражения, коих число почти равнялось нашему. Он приказал нам сойти с сего убийственного места; мы перешли на другую лужайку, обрытую канавами и обсаженную в квадрате деревьями.

Поелику ночная темнота еще продолжалась, то генерал приказал нам устроиться, дабы не подпасть равному жребию.

Мы составили из себя четвероугольное каре, окружили оное позади каналов цепью и поставили на углах отводные пикеты, располагая пробыть здесь только до рассвета. Генерал Розенберг спросил себе плащ, завернулся в него и лег между нами в средине. В таком положении провели мы спокойно остаток ночи».

Стр. 176

Перед рассветом Розенберг с своими двумя батальонами благополучно и незаметно для неприятеля возвратился на левый берег Треббии; но предварительно солдаты с помощью жителей «укрепили здесь себя хорошею пищею и достаточно красным итальянским вином».

Сущность диспозиции, отданной фельдмаршалом на 8 июня, была совершенно та же, что и предшествовавшей; Меласу было подтверждено, чтобы «тотчас всю дивизию Фрелиха послать направо». Поразительна мягкость, с которой отнесся Суворов к Меласу, обнаружившему преступное нарушение дисциплины. Объяснение этой мягкости, вероятно, следует искать в ложном положении Суворова, как главнокомандующего без полной власти. Во всяком случае, за эту мягкость фельдмаршал был жестоко наказан 8 июня.

Движение для атаки первоначально предполагалось в 6 часов утра, потом отложено до 8 часов; в действительности, вследствие необходимости в отдыхе, состоялось только в 10 часов.

Макдональд также решился перейти в наступление.

План его заключался в желании, пользуясь своим численным превосходством, охватить неприятеля с обоих флангов.

Около 10 часов утра, когда союзники начали становиться в ружье, французы двинулись для наступления.

Домбровский шел в обход правого фланга русских. Заметив это, Суворов отрядил против поляков Багратиона (6 батальонов, 2 казачьих полка и 8 эскадронов австрийских драгун). Пехота атаковала в штыки с фронта, а казаки и драгуны с обоих флангов. Слабая дивизия Домбровского не выдержала стремительного удара превосходных сил и, опрокинутая в горы, едва успела спастись за Треб-бию, потеряв знамя, пушку и до 400 пленных. Расстроенные трехдневными поражениями, поляки более не принимали участия в бою.

Покончив с дивизией Домбровского, Багратион, по приказанию Суворова, обратился на помощь дивизии Швейковского, положение которого было критическое: имея четверное превосходство в силах (15 батальонов и кавалерия) против Швейковского (5 батальонов без кавалерии), французы атаковали его с фронта и правого фланга и оттеснили до Казалиджио. Не обучавшиеся отступлению и не знавшие слова «ретирада», русские отбивали с мужественной стойкостью постоянно возобновлявшиеся атаки неприятеля; гренадерский полк Розенберга, стоявший на правом фланге, был окружен французами, но, повернув кругом третью шеренгу, отстреливался и вперед, и назад.

Изнуренные палящим зноем и неравным боем, русские еле держались. Розенберг начинал думать об отступлении.

Стр. 177

Он подъехал с таким предложением к Суворову, который лежал в тени большого камня в одной рубашке, а китель держал за рукав. «Попробуйте поднять этот камень, — сказал фельдмаршал, — не можете?., ну, так и русские не могут отступать»... Суворов велел Розенбергу держаться крепко, ни шагу не делать назад; Меласу послано приказание энергичнее наступать, вероятно, для отвлечения французов. Во время этого разговора подъехал Багратион с донесением, что войска его также утомлены до крайности; убыль на половину; ружья от пороховой накипи на полках худо стреляют, а неприятель все еще силен. «Нехорошо, князь Петр», — сказал Суворов и крикнул: «Лошадь!». Перекинув китель через плечо, фельдмаршал помчался к войскам Швейковского, которые уже дрогнули. Носясь среди солдат, Суворов громко кричал: «Заманивай шибче... шибче заманивай... бегом!». Пройдя шагов полтораста, он крикнул: «Стой!». Солдаты остановились; скрытая до сих пор батарея «брызнула» в лицо французам ядрами и картечью. Фельдмаршал повернул войска и повел их в атаку. Вместе с тем, он двинул из резерва казаков и три батальона. Затем он понесся к войскам Багратиона и по пути двинул к нему на поддержку отдыхавшие казачий полк и батальон егерей. Едва люди увидели своего старого фельдмаршала, как все преобразилось: ружья начали стрелять, затрещал беглый огонь, забили барабаны, откуда взялись силы у людей? Новая атака русских произведена с такою стремительностью, что французы сочли эти войска за свежие, вновь прибывшие подкрепления. Хотя французы были все-таки сильнее соединенных сил Багратиона и Швейковского, но атака произведена ими с такой живостью, что неприятель отошел на правый берег Треббии и не отважился более переходить в наступление.

Однако развить успех на своем правом фланге и нанести окончательный удар французам Суворову не удалось: Мелас опять удержал дивизию Фрелиха — тупой старик не мог понять замысла главнокомандующего. Таким образом, бой 8 июня закончился только тем, что в 6 часов пополудни французы повсюду были отброшены на правый берег Треббии. Суворов намеревался в тот же вечер атаковать неприятеля за Треббией и довершить его поражение; но упорный и продолжительный бой, при палящем зное, настолько утомил войска, что фельдмаршал отказался от своего намерения и отложил атаку до утра.

Во все три дня боя на Тидоне и Треббии 70-летний полководец почти не сходил с коня, проявил самую кипучую деятельность днем в бою, а ночью за диспозициями и прочими распоряжениями, и потому крайне нуждался в отдыхе, — он еле держался на ногах. Несмотря на это, фельдмаршал весело поздравил собравшихся ве-

Стр. 178

чером генералов «с третьей победой» и сказал: «Завтра дадим четвертый урок Макдональду». К 5 часам утра приказано было быть готовым для новой атаки.

Если предстоял этот «четвертый урок», то главным образом по вине Меласа, который вновь обнаружил неповиновение главнокомандующему, удержал у себя пехоту дивизии Фрелиха и привел сражение к параллельному столкновению, которое не могло дать решительного результата. Узкий эгоизм до такой степени застлал глаза Меласу, что он, видимо, даже не вполне понимал значение своего поступка. По крайней мере, в реляции своей о боях на Ти-доне и Треббии, представленной фельдмаршалу, Мелас после списка отличившихся собственноручно приписал: «Если и нижеподписавшийся хорошо поступал, то и себя препоручает милостивому вниманию».

Французская армия была потрясена трехдневным сражением. Потери французов были велики, но и союзники много потеряли; в конце концов, французы все-таки были многочисленнее союзников. Макдональду не было нанесено такого удара, который ставил бы его в критическое положение; он сохранил свою позицию; но очевидно было, что нравственная упругость французской армии сломлена, а противник еще сохранил веру в себя и решается на новое усилие. Вот эта лишняя частица энергии, сохраненная в самую последнюю минуту, часто и берет верх и превращает в победителя того, который при малейшем колебании чашки весов мог бы оказаться разбитым наголову. В ночь на 9 июня Макдональд собрал в Пьяченце военный совет, на котором выяснилось, что теперь важно было спасти остатки армии, дабы впоследствии попытать счастье на другом месте. В 12 часов ночи отдано приказание об отступлении.

Едва начало светать, как с передовых постов пришло донесение в главную квартиру союзников, что неприятель отступает. Обрадованный Суворов тотчас решается завершить дело энергическим преследованием.

В 4 часа утра союзники двинулись вперед. «Разлившаяся река Треббио, в которую открыты были все шлюзы из каналов, как хитрость неприятельская, не удерживает нашего стремления; мы переходим ее вброд инде по плечи, сберегая сколько возможно свои ружья и патроны, неся оные на головах с сумою, их вмещающею».

Авангард, под начальством Чубарова, настиг арьергард Виктора и заставил его отступить за реку Hyp. Арьергард Виктора (17 линейная полубригада, 2 орудия и 6 эскадронов) занял позицию у С.-Джорджио, а другие войска его в некотором расстоянии за арь-

Стр. 179

ергардом. Виктор вовсе не хотел вступать в бой и уже готовился к отступлению, но русские ускорили шаг, к Чубарову подоспели главные силы Розенберга, все это бросилось с разных сторон на деревню С.-Джорджио и отрезали части французов путь отступления, а 17-я полубригада, знаменитый прежде Оверньский полк, положила оружие; 3 знамени, 4 орудия, 1029 человек пленных, обоз и канцелярия Виктора достались в руки победителей. Грязев весьма цветисто рассказывает, что это он с 60 охотниками заставил Оверньский полк положить оружие. Кажется, здесь проявляется слабость, общая большинству участников, приписывать все себе и думать, что они служили центром событий.

Главные силы Розенберга продолжали движение до Монтена-ро, а передовые войска всю ночь преследовали неприятеля до реки Адды, сделав от Треббии переход более 30 верст. Сам Суворов опять целый день был на коне и отдыхал только несколько часов в ночь на 10 июня.

Армия Макдональда поспешно отступила через Апеннины в Тоскану.

Итак, предприятие Макдональда окончилось неудачей. 12 тысяч он потерял пленными и брошенными в пьяченцском госпитале, а с убитыми потеря достигла 16—18 тысяч; словом, Макдональд потерял половину своей армии и впоследствии по береговой тропинке привел к Моро в Геную только 14 тысяч. Союзникам победа досталась тоже не дешево. Урон до 5 1/2 тысячи человек.

В рассказе Грязева о преследовании армии Макдональда встречаются довольно любопытные подробности. Например, егерский полк Чубарова действовал «рассыпною линиею и различно по содержанию местного положения и движений неприятельских». Это показывает, что тогда уже в русских войсках достаточно укрепились идеи о рассыпном строе и применении к местности. Грязев с охотниками тоже действовал «рассыпною линиею», причем захватил два французских знамени. Хотя сам Суворов благодарил за это Грязева, облобызал его и приказал представить к особому награждению, однако Грязев ничего не получил; он объясняет это интригами чиновников суворовского штаба: «Вот что значит не иметь протекторов, не иметь друзей в подпредставителях и не уметь снискивать их благоволение низким ласкательством и уклончивостью». Как видно, и во времена Грязева характерные черты канцелярий проявлялись в достаточной степени.

Суворов скоро оказался вынужденным прекратить преследование Макдональда, ибо надо было вернуться для выручки австрийского генерала Бельгарда, оставленного под крепостью Тор-

Стр. 180

тоной, — ему угрожал Моро. Последний начал свое наступление от Генуи 6 июня, но двигался довольно медленно, желая маневрами своими привлечь внимание Суворова и задержать его под Алессандрией, чтобы дать время «неаполитанской» армии выйти в тыл союзникам. Однако Моро своими чересчур тонкими хитростями обманул только самого себя: 7 июня он только что перешел Апеннины, а Суворов в 90 верстах отсюда уже второй день бился с Макдональдом.

Известие о результате сражения на Треббии и возвращение Суворова заставило Моро отступить назад в генуэзскую Ривьеру.

Таким образом, Суворову не удалось «угостить» Моро, как он задумывал; «со всем тем наши казаки в своем преследовании сих трусливых героев немножко пощипали».

15 июня Суворов соединился с Бельгардом и, по требованию гофкригсрата, расположился для прикрытия осады Алессандрийской цитадели и блокады Тортонской; Туринская цитадель в то время уже сдалась генералу Кайму, — союзники взяли здесь в виде трофея 562 орудия, 40 тысяч ружей и до 40 тысяч пудов пороху.

Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы.
Текст приводится по изданию: А.В. Суворов. Слово Суворова. Слово Современников. Материалы к биографии. М., Русский Мир, 2000
© «Русский мир», 2000
© Семанов С.Н. Сост. Вступ.ст., 2000
© Оцифровка и вычитка – Константин Дегтярев ([email protected])