|
Грязев Николай Поход Суворова в 1799 г.
I. Возвращение суворовских войск из Швейцарии в 1799 году. На квартирах в окрестностях Линдау Стр. 224 Швейцарский поход Суворова в 1799 г., столь сильно поразивший воображение современников и оставшийся высоко поучительным памятником для потомства, окончился, однако, неудачей для союзников: в октябре 1799 г. русские и австрийцы окончательно очистили Швейцарию (исключая Граубиндена), а французы заняли ее. Какие причины привели к такому исходу? Все писатели, разбиравшие швейцарский поход, обвиняют русского полководца за неправильный выбор пути действий (операционной линии) через Сен-Готард — путь трудный, прегражденный противником, но зато короткий и выводивший Суворова на фланг и даже в тыл расположения французского главнокомандующего Массе-ны, на хребет Альбис, и угрожавший сообщениям неприятеля с отечеством; что фельдмаршалу следовало идти кружным путем через Шплюген или гору Бернардину, далее по долине верхнего Рейна, для предварительного соединения с австрийскими корпусами Линкена и Готце и русским Римского-Корсакова, и лишь затем атаковать Массену соединенными силами. Если бы подобная ошибка в действиях Суворова действительно существовала, то прежде всех и яснее всех должен был бы ее сознать сам Стр. 225 гениальный старик; он мог в ней не признаться, но не мог не отдать самому себе отчета во всем происходившем. Между тем в переписке с австрийским главнокомандующим эрцгерцогом Карлом о возобновлении вторжения в Швейцарию, в октябре 1799 г., Суворов начертывает план, представляющий точную копию его первого, сентябрьского плана; очевидно, полководец вовсе не потерял веру в прежние приемы своей стратегии, а видел причины неудачи совсем в другом. Сравнение планов сентябрьского и октябрьского настолько важно, что мы остановимся на этом вопросе несколько подробнее. Сентябрьский план действий фельдмаршала уже был изложен раньше; что же касается октябрьского, то обстановка слагалась следующим образом. У Массены было около 60 тысяч. Большая часть этих сил (45 т.) располагалась по северной границе Швейцарии, от Базеля до Боденского озера, причем около последнего, по реке Тур, войска были сосредоточены наиболее густо. Остальные 15 тысяч тянулись по длиннейшей линии от Боденского озера, в долине реки Линта, к долине верхнего Рейна до Сен-Готарда. Войска союзников разделялись Боденским озером на две группы: первая (австрийцы эрцгерцога Карла, французские эмигранты принца Конде и русские войска Римского-Корсакова, всего до 60 т.) по Рейну к западу от Боденского озера, а вторая (австрийцев 16т. и русских, Суворова, 15 т.) по долине верхнего Рейна к югу от Боденского озера до города Кур. Предположения Суворова состояли в том, чтобы, оставив часть войск для обеспечения тыла, с 22—25 тысячами русских и австрийских войск своей группы перейти через верхний Рейн около Фель-дкирха и наступать через Сен-Галлен к Винтертуру, т.е. во фланг и тыл главной массы французов; в то же время из группы, расположенной к западу от Боденского озера, корпуса Римского-Корсакова и принца Конде с частью австрийских войск эрцгерцога Карла должны были вступить в Швейцарию с северной стороны; по соединении всех сил на реке Туре Суворов полагал продолжать наступление к Цюриху и отбросить неприятеля за реку Лимат. В этом плане мы видим, что Суворов предполагает действовать двумя разделенными массами, от окружности к центру, против неприятеля, находящегося внутри этой окружности (выражаясь языком стратегии — «по наружным операционным линиям»); предварительного сосредоточения сил нет; важнейшую операцию действий — во фланг и тыл — фельдмаршал возлагает на массу, бывшую под его непосредственным начальством и долженствовавшую идти по кратчайшему направлению. Стр. 226 Не есть ли это точнейший сколок с его сентябрьского плана? Тогда он также предполагал одною частью, под своим начальством, идти через Сен-Готард во фланг и тыл Массены, расположившегося на хребте Альбис, около Цюрихского озера, а другой (Римского-Корсакова) — действовать с фронта от Цюриха. Замечательно, что те же самые писатели (Жомини и Клаузевиц), которые порицают сентябрьский план Суворова, одобрительно отзываются об октябрьском и признают, что не было достаточной причины отвергнуть этот последний план, а Клаузевиц считает весьма вероятным, что наступательные действия, предположенные русским полководцем, имели бы полный успех и французы скоро покинули бы все пространство к востоку от реки Лимат и Цюрихского озера. Положения теории горной войны совершенно сходятся с планами Суворова. Для подтверждения этого сошлемся на профессора генерала Г.А. Леера. В III части «Стратегии» (издание первое), на стр. 10, он указывает на опасность стратегических обходов в горах, но, в конце концов, говорит, что «в горных странах (какова Швейцария) главное давление должно быть перенесено преимущественно на фланги противника»; припомним, что Суворов в обоих планах (сентябрьском и октябрьском) прибегал именно к стратегическому обходу и направлял главный удар против фланга и тыла Массены. Далее, на стр. 12, генерал Леер говорит: «К особенностям горной войны следует отнести и неизбежный, по местности, разрыв стратегического фронта действующих войск, нарушение связи между отдельно наступающими по долинам колоннами». Это положение теории как раз и следует из образцов, данных Суворовым, относительно разделения своих сил, и нисколько не противоречит действиям великого полководца. Еще резче об этом говорит тот же писатель на стр. 22, излагая приемы действий атакующего в горной стране: «В таком случае опасно, да редко и можно будет, двигать главные силы по одному направлению совокупно, так как, войдя в узкую и длинную долину, они легко могут быть окружены и заперты неприятелем. Здесь придется уже наступать более широким фронтом по двум, трем долинам, по возможности концентрически сходящимся»... Итак, планы Суворова, как то можно было предвидеть и заранее, совершенно согласны с основаниями военной науки, черпающей эти основания именно из действий великих мастеров военного искусства. Однако плану Суворова не суждено было осуществиться, неемотря на полную вероятность ожидать от него самых лучших результатов. Столковаться с австрийцами относительно совместных действий было трудно, ибо даже самые политические цели союзных держав (Австрии и России) были так различны, что в действиях союзных армий не могло быть единства: рано или поздно и Стр. 227 последняя связь должна была окончательно порваться. Уже 3 октября фельдмаршал доносил императору Павлу: «Многократные уведомления нам подтвердили, что эрцгерцог во всем откажется, как то ежевременно чинить. По сему уважению теряем всю надежду...» Военный совет, собранный русским главнокомандующим, единогласно решил, что «кроме предательства, ни на какую помощь от Цесарцев нет надежды; чего ради наступательную операцию не производить; но для необходимейшего направления войск остановиться на правом берегу Рейна». Эрцгерцог Карл предложил Суворову съехаться в г. Штоках для личных переговоров о предстоящем наступлении, но умудренный опытом старик знал, что из подобных переговоров толку не бывает, а потому отклонил свидание, в письме же к графу Толстому выражался так: «Юный генерал эрцгерцог Карл хочет меня оволшебить своим демосфенством». Суворов и в прежние войны тщательно избегал подобных личных переговоров с австрийцами, объясняя это так: «чорт ли с ними сговорит», и считал самым приличным «предоставить диалектику денщикам». Пока шли переговоры и переписка с австрийцами относительно предстоящих действий, войска Суворова стояли по квартирам в Линдау и окрестностях. Сюда к 9 октября пришли на присоединение и корпуса Римского-Корсакова и принца Конде. Пребывание в Линдау г. Грязев описывает следующим образом: «5 октября в шесть часов утра выступили и, продолжая свой марш чрез город Брегенц, лежащий при обширном Констанцском озере, потянулись по берегу оного и, не дошед за версту до города Линдау, остановились. Сей последний город есть прекраснейший: он лежит на острове Констанцского озера, отделяющемся от матерой земли со входа длинным болотом, чрез которое сделан деревянный мост на сваях. Город обнесен каменною стеной и укреплен бастионами, валом и рвами так, что может почесться в числе крепчайших городов, не столько по укреплению, сколько по местному своему положению. Город богатый; он производит обширную торговлю посредством водяной коммуникации, как оная распространяться ему позволяет; ибо здесь есть пристань, где нагружаются суда, назначаемые к отправлению, равным образом и для приходящих сюда. Соображаясь с характером немцев, он есть веселейший во всей Швабии. В сие время было здесь много швейцарцев, удалившихся из своего отечества для сохранения своих иму-Ществ и спокойствия от обстоятельств бранных; много и французских эмигрантов, кои провождают здесь блаженную жизнь, но все они не иное что есть, как шпионы. Город сей исстари есть вольный и независимый, по поводу чего и всех жителей почитали яко- Стр. 228 бинцами, и если они не обнаруживались совершенно, то единственно от того, что он всегда был занят войсками, с того времени, как принудили французов его оставить; но их система будет здесь иметь всегда верное прибежище. Город имеет свой собственный гарнизон, составленный из жителей сей страны, который заключает в себе один полк, устроенный по образцу егерей; люди прекрасные и одеты в короткий, темно-зеленого цвета, мундир с черными к оному принадлежностями. По случаю нашего сюда вступления весь полк был собран и делал парадный марш через город. В ночи случилось с нами здесь весьма неприятное происшествие, состоящее в следующем: как я уже сказал, что мы остановились на самом берегу Констанцского озера, где, поделав себе из ветвей шалаши, благополучно в оных расположились. Но умные наши начальники того не предвидели, или не умели взять предосторожности насчет озера, которое имеет свои отливы и приливы. В полночь, когда уже все войско предалось глубокому сну, последовал в озере большой прилив, вода вышла из берегов и затопила весь наш лагерь, и мы не прежде могли оное почувствовать, как вода покрыла уже наши плечи. Надобно было видеть, какое волнение произвело сие обстоятельство во всем войске: всякий спешил забирать свои вещи и амуницию и бежать по воде далее в гору; но все это кончилось только одним испугом и беспокойством, с каким мы провели остаток ночи, и сверх того, вымочило платье и все вещи. Ночь была холодная, и многие получили от того простуду, в числе коих и я пострадал весьма сильным ревматизмом во всей правой стороне, которою лежал на земле; но оный обнаружился уже в течение долгого времени и имел весьма вредные для меня последствия. 8 октября, по распределении присоединившегося к нам корпуса генерала Корсакова к нашим двум корпусам генералов Ро-зенберга и Дерфельдена, основались: первого — главная квартира в местечке Дорнбирн, куда поступил и наш полк, а последнего — в городе Брегенц. И потому 8 октября мы, снявшись с места, следовали по возвратному пути к местечку Дорнбирну, у которого и расположились в поле, поделали себе землянки и шалаши, которые защищали нас от холодного осеннего воздуха; ибо ни наших обозов, ни палаток при нас еще не было. Главная квартира фельдмаршала оставалась в городе Линдау и при оной авангард князя Багратиона. И так от сего числа до 21-го сего же месяца мы простояли здесь в спокойствии; а 9-го числа прибыла к нам и остальная часть Корсакова корпуса и, где следует по разделению, расположилась». Отношения между Дворами петербургским и венским сильно обострялись. Придерживаясь прямодушия в политике, император Стр. 229 Павел в рескриптах своих нашему послу в Вене, тайному советнику Колычеву, и генералиссимусу Суворову выражал сильное неудовольствие на двуличность и уклончивость австрийской политики и, предвидя окончательный разрыв союза, заранее указывал меры к отделению русских войск от австрийских и даже на случай возвращения армии Суворова к границам России. Суворов в переписке и в личных объяснениях с австрийскими начальниками держал себя весьма корректно; однако эрцгерцог Карл, хотя втайне сознававший вину своего правительства и свою собственную относительно русских, имел причины к неудовольствию против них и особенно против самого генералиссимуса, ибо австрийское национальное самолюбие было затрагиваемо неоднократно. Один раз, во время пребывания русской главной квартиры в Линдау, сын главнокомандующего, Аркадий Суворов, сделал у себя танцевальный вечер, пригласив, между прочим, нескольких австрийских офицеров, и предупредил их, что будет великий князь Константин Павлович. Австрийцы приехали. Великий князь прибыл несколько позже и, увидев их, сказал, чтобы они сейчас же уезжали, потому что ему неприятно их присутствие. Офицеры отвечали, что, при всем своем глубоком к нему почтении, они не могут исполнить приказания, так как находятся на императорско-королевской службе, которая налагает известные обязанности, а потому избавят великого князя от своего присутствия, когда сочтут это приличным. После того они остались на балу еще около часа. Константин Павлович вообще не терпел австрийцев и явно высказывал им свое отвращение. 13 октября в Линдау происходил у генералиссимуса прием. В зале находились множество русских офицерски между ними генерал-лейтенант Римский-Корсаков, разбитый под Цюрихом Массеною 14 сентября 1799 г.; тут же были: присланный от эрцгерцога Карла генерал (вероятно, Колоредо) и от принца Конде — герцог Беррийский. Суворов вышел в приемную, обратился к герцогу, обошелся с ним очень любезно, расхваливал принца Конде и его корпус и жалел, что в последних действиях против французов эмигранты были расположены и употреблены не так, как следует. С этим же упреком он отнесся к австрийскому генералу, заметив, что не хотели ли их погубить? И потом сказал герцогу Беррийскому, что впредь ничего подобного не случится, и Конде будет сам себе хозяином. Затем он опять обратился к австрийцу: «Вы мне привезли приказание от эрцгерцога; в Вене — я У его ног, но здесь совсем другое, и получаю я приказания только от моего Государя». После такого сурового замечания главнокомандующий стал обходить русских офицеров, хвалил отличившихся во время швейцарского похода, некоторых целовал, а к генералу, бывшему од- Стр. 230 ним из главных виновников цюрихского несчастия, обратился с весьма жестким словом и дал ему совет — подать в отставку. Слышавший это Римский-Корсаков, ожидая и на свою долю какой-нибудь неприятности, постарался скрытно уйти. Суворов заметил это и обратился ко всем: «Вы видели, господа, что Корсаков ушел, хотя ни он мне, ни я ему не сказали ни слова. Он более несчастлив, чем виноват; 50 тысяч австрийцев шагу не сделали, чтоб его поддержать, — вот где виновные. Они хотели его погубить, они думали погубить и меня. Скажите эрцгерцогу, — прибавил генералиссимус, повернувшись к австрийскому генералу, — что он ответит перед Богом за кровь, пролитую под Цюрихом». Во всех таких случаях Суворов был выразителем чувств русских войск. Вся армия, от генерала до солдата, была так возмущена поведением союзников, что если бы Суворов обращался с австрийцами впятеро хуже, то это никому не показалось бы излишеством. Такого же взгляда держался и Павел Петрович. Разрыв был неизбежен. Грязев пишет: «Здесь совершенно разрешилось, что военные действия, относительно российского вспомогательного войска, прекратились; самая необходимость того требовала; расстройство во всех отношениях, большой урон в людях и лошадях, повреждение артиллерии и тяжелых обозов, недостаток в оружии и амуниции всякого рода и проч.; а главное — возникшие между обеими союзными державами неудовольствия; ибо все интриги и ковы австрийского Двора и его высокоповелительного Гофкригсрата нашему Двору были открыты, и фельдмаршал Суворов, испытавший их в полной мере, получил уже от императора Павла I, касательно своей армии, повеление — все военные действия прекратить и, отделясь от союзников, следовать для отдыха вовнутрь Германии на квартиры, а потом постепенно приближаться к своим границам. Хотя австрийский Двор и другие, принимавшие в сей войне непосредственное участие, через ходатайство фельдмаршала сильным образом домогались возвращения нашей армии к продолжению военных действий, но фельдмаршал не принял на себя сего ходатайства и, отзываясь полученным им от своего Государя повелением, исполнял предписанное, зная, что и Государь Император, по духу своему и характеру, на оное не согласится; равным образом и вся наша армия, испытавшая на себе немецкие козни и злые намерения, к погублению ее клонившиеся, не желала продолжения сей гибельной войны за дело нам неприкосновенное и нацию неблагодарную и вероломную». Недовольный тем, что Суворов уклонился от влияния австрийцев относительно будущих военных действий, эрцгерцог Карл, в Стр. 231 письме от 11 октября, требовал, чтобы русские приняли на себя прикрытие Форарльберга и выслали 10 тысяч человек для занятия правого берега Рейна от Констанца до Шафгаузена, иначе сказать — русской армии предложено было стеречь австрийские границы. Русский полководец счел обидным для своих войск столь пассивное назначение, которое вовсе не могло быть соблазнительным и уж ни в каком случае не заставило бы отказаться от решения идти в Баварию на зимние квартиры. 17 октября, почти накануне своего выступления из Линдау, Суворов написал эрцгерцогу весьма характерное письмо на французском языке: «Завтра двинусь я на зимние квартиры между Иллером и Лехом! Наследственные владения должны быть защищаемы завоеваниями бескорыстными; для этого нужно привлечь любовь народов справедливостью, а не покидать Нидерландов, не жертвовать двумя прекрасными армиями и Италиею. Вам говорит это старый солдат, который почти 60 лет несет уже лямку, который водил к победам войска Иосифа II и Франца II, который утвердил в Галиции владычество знаменитого Дома Австрийского, который не любит болтовни демосфеновой, ни академиков, только путающих здравый смысл, ни Сената Аннибалова. Я не знаю зависти, демонстраций, контрмаршей; вместо этих ребячеств — глазомер, быстрота, натиск: вот мои руководители! Если потеряно драгоценное время для освобождения Швейцарии, то можно скоро это вознаградить. Готовьтесь, ваше высочество, со всеми своими силами (за исключением разве некоторых отрядов) к зимней кампании, краткой, но упорной и решительной (solide et nerveuse); тогда уведомьте меня о своем плане, чтобы согласовать его с моим; лишь только откроется первый удобный путь, я готов буду со всею своею армиею действовать заодно с вашим королевским высочеством, как единая душа и единое тело. В Италии оставил я неприятельских сил не свыше 20000; остальные теперь просто мужики; но к будущей весне также превратятся в солдат. Теперь же пока можно наверное разбить какого-нибудь Шампионэ или Бонапарта. Пусть обе армии служат обоим императорам, коалиции и целой Европе, как доблестные герои! Пусть готовятся к будущей весенней большой кампании. Иначе — будет опять Кампоформио. Уже видите вы новый Рим, следующий по стопам древнего: приобретая Друзей, он вскоре удостоит и Германию титулом союзницы, так же как Испанию, Голландию и, несколько прежде, Италию, с тем, чтобы в свое время, при первом поводе, обратить их в подвластных, а цветущие государства — в свои провинции. Стр. 232 Остаюсь на всю жизнь с откровенностью, искренностию, пре-данностию и глубочайшим уважением, Вашего Королевского Высочества покорнейший и послушнейший слуга Кн. Италийский, граф Александр Су воров-Рымникский». Это письмо показывает в Суворове не только дальновидного военного, но также политика и вообще государственного человека. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. |
