|
Надежда Ивановна Голицына Воспоминания о польском восстании 1830-31 гг.
ГЛАВА 6. От Конской Воли до Влодавы Стр. 81 По прибытии в Пулавы, Великий Князь имел сначала намеренье провести там два дня, чтобы дать отдых своему изнуренному войску. Но получив то ли правдивое, то ли ложное известие о планах польского войска, он покинул замок и решил остановиться в Коньско-Воле, в десяти верстах от Пулавы. Было великолепное утро, сияло солнце, и на сей раз я садилась в карету с чувством более приятным. Мой визит к графине, удачная переправа чрез реку, прекрасная погода — все это оживило меня. Но увы, такое ощущенье длилось недолго. Едва миновав несколько саженей, я спросила у адъютанта Безобразова, ехавшего верхом рядом с моею каретою, нет ли каких новостей. Он отвечал уклончиво, что, мол, есть, но не весьма удовлетворительные. «Что это значит?» — спросила я. «О, эту новость не следует говорить дамам. — Стало быть, это весьма печально?» Помолчав минуту, он сказал: «Великому Князю только что дали знать, что завтра поутру на нас собирается напасть отряд в двадцать тысяч человек.» Посудите, как сразили меня его слова! Я не сумела бы описать своего отчаянья. Я хотела поговорить с Безобразовым об этом печальном предмете, но так была расстроена, что едва слышала его. Скоро мы прибыли в назначенное место. Я вышла из кареты, думая уже только о завтрашнем дне и о последней исповеди. Сраженье с польским войском казалось мне невозможным. Наше войско было столь невелико, к тому же изнурено и нуждалось во всем. Лошади порой не имели корму. Люди были измучены. Стр. 82 Неприятель имел в четыре раза больше артиллерии, да и войско его выходило из казарм со свежими силами. Я не видела для нас другого исхода, кроме как попасть в руки мятежников, и хотя не отличаюсь спартанскою храбростью, я решилась, однако же, искать смерти, нежели становиться пленницей. Мой восьмилетний сын дал мне замечательный для своего возраста ответ. Я спросила, что он предпочитает: умереть, ежели завтра на нас нападут, или же сделаться пленником поляков. «Лучше умереть,» — ответил он. Одним словом, что касается меня, то я пребывала в унынии, как никогда прежде. Покуда мой муж, вместе с озабоченным штабом, обсуждали с Великим Князем важный вопрос завтрашнего дня, я вошла с сыном и моими людьми в обширную комнату, простую, но чистую, коей всю мебель составляли неказистый стол и стул, стоявшие посередине. Поглощенная самыми тяжкими мыслями, я чувствовала, что силы оставляют меня, и в изнеможении опустилась на стул. Адъютант Нащокин вошел ко мне, и не трудно понять, каков был предмет моих вопросов. Он старался по возможности успокоить меня, говорил, что во всяком случае наше войско еще сумело бы драться, и пытался меня уверить, что в случае нападения мы могли бы отлично защищаться, воспользовавшись как прикрытием всеми нашими экипажами, и таким образом могли бы еще долго продержаться. Но я принимала все сие за сказки, которые Нащокин считал подобающим рассказывать женщине, и нисколько не успокоилась. Он вышел. Я была без сил и задремала, как вдруг пробудилась от стука двери, которую быстро открыл полковник Киль. Он нес мне обед и держал две тарелки с рисом и пирожками, которые взял в буфетной Великого Князя. Он остолбенел, пораженный крайнею моею бледностью и подавленным видом, и едва не выронил тарелки. Ныне, когда пишу, я воображаю, сколь, должно быть, забавною была эта сцена и какую выгоду извлек бы из нее хороший художник. Но тогда мои горестные чувства не оставляли места шуткам. Киль заклинал меня не волноваться прежде времени и поспешил сказать, что над нами насмехаются, что никто и не помышляет нападать на нас, что они сеют ложные слухи для потехи, чтобы нас помучить. Но все это не заставило меня отказаться от моих страхов и решиться принять пищу: я накормила сына и людей, сама же есть не стала. День прошел в беспрестанных хождениях взад и вперед. К вечеру кочевое общество явилось ко мне, чтобы по возможности развлечь и позабавить меня. Поскольку я ничего не ела уже почти сутки, то чувствовала себя ослабевшею. Эти господа раздобыли для меня чашечку кофею, который я охотно проглотила, хотя он был весьма плох. Мы устроились, словно дикари, прямо на полу, на соломе, в комнате, освещенной свечой, воткнутой в бутылку. Разговор был общий, о предметах, далеких от печальных сцен, коих мы были актерами, — таким образом старались мы забыть настоящее. В 11 часов все разошлись. Я легла на соломе, муж же мой отправился на созванный ген. Курутою военный совет о нашем завтрашнем походе. Вернувшись, он объявил мне, что отказавшись от плана выходить на Брест-Литовскую дорогу, мы направимся на Любартовскую, чтобы скорее выйти к русской границе, перейдя ее у Влода-вы. Это немного успокоило меня. В 5 часов утра экипажи были поданы, и мы тронулись в путь (27 ноября/9 декабря). После довольно утомительного дня мы прибыли на ночлег в Любартов, великолепный замок, принадлежащий гр. Малаховской. Там впервые после остав- Стр. 83 ления Варшавы увидали мы темно-красные шапки (конфедератки), что носили обитатели местечка, начиная с самого владельца замка, молодого еще человека, супруга женщины старше его годами. И тот был столь неучтив, если не сказать дерзок, что явился в этаком виде пред глаза Великого Князя. Таковая встреча вызвала неудовольствие Его Императорского Высочества, и сколь ни настоятельны были просьбы хозяев замка согласиться на роскошный обед, что был для него приготовлен, Августейший гость отказался, не выпил даже чашки кофею, который графиня сварила своими руками, а воспользовался услугами своего повара и своих людей. Графиня Малаховская, нанеся визит кн. Аович, поспешила явиться и в мою комнату, и хотя видела меня в первый раз, но была в высшей степени учтива и любезна и оказала мне прекрасный прием, выставив всю роскошь своей буфетной: украшенные гербами столовое серебро и позолоченный фарфор. Спустя час я отдала ей визит и нашла ее в великолепной гостиной, освещенной прекрасными канделябрами, в обществе обитателей замка и кое-кого из наших, чье запачканное платье, расстроенные лица и грустное настроение особенно выделялись в столь блестящей обстановке. Гр. Малаховская отличная хозяйка, в обхождении льстива до пошлости, умеет держать себя и вести беседу, много путешествовала. Она, говорят, ветренна и капризна, а г-н Т. утверждал, будто она, рассердившись, может и пинка дать. Муж ее, молодой красивый человек, проникнутый университетским духом, безрассудно бросился в революцию. Обитатели замка имели более или менее подозрительные физиономии, да и настроение всего местечка не казалось лучше. Мы расположились ночевать в замке: Великий Князь, мой муж, Евгений, наша свита, я, а также небольшое число наших. Прочие отправились спать в сарай. Наши солдаты всю ночь ходили дозором вокруг нас. В 6 часов утра мы без сожаления покинули красивый замок. Хотя с нами обошлись очень хорошо, но под видимостью радушного приема всякий из нас мог легко видеть чувства противоположные. (После я узнала, что Малаховский, подняв оружие против Государя, был взят в плен, а его замок разграблен). 28 ноября/10 декабря мы прибыли в Хвороститы. Там нас ожидала совсем другая встреча, и различие со вчерашнею было огромное. То был уже не роскошный замок, а сельский домик средней руки, опрятный, стоявший в мало живописном месте, но имевший достаток, с добрыми, действительно гостеприимными людьми, принявшими нас с тем добродушием, что дорого во всякое время, но было вдвойне дороже в наших злополучных обстоятельствах. Семейство Слубовских встретило нас с распростертыми объятиями, угостило весь штаб и снабдило провизией в дорогу. Дом был небольшой. Великий Князь приказал отвести мне одну из комнат, предназначенных для него, и я довольно покойно провела там ночь, тогда как мой муж совместно с г-ном 3. занимался возле меня составлением рапортов. Обыкновенно именно таким образом оправлялся он от дневной усталости. 29 ноября/11 декабря. На другой день мы добрались до Ушимова. Расположившись в скверной избе, я отправилась к княгине и нашла ее довольно хорошо устроенной в больших, но холодных комнатах. Мы долго говорили о грустном и вечном предмете, что всех нас занимал. Она сказала, между прочим, сколь сожалела, что Великий Князь не исполнил своего намерения оставить службу. Стр. 84 От скольких огорчений он бы уберегся! Но он очень желал получить несчастный знак отличия- (награду за 30 лет службы) и упорно ожидал его. Незадолго до восстания награда, наконец, прибыла. Великий Князь принес ее княгине и сказал: «Вот, любезный друг, отдаю тебе 30 лет моей службы.» Княгиня, будто пораженная мрачным предчувствием, залилась слезами, сопоставляя столь роковой 1830 год и 30 лет службы Великого Князя. Рыдая, приколола она сей знак себе на грудь и с той поры всегда носила его в медальоне. Великий Князь утешал ее, утирал ее слезы, даже подшучивал над ее ребяческими страхами, но ничто не могло развлечь ее. Рассказывая мне об этом, она снова плакала и, указывая на грудь, говорила: «Он здесь, здесь.» Ничего примечательного не случилось за три дня нашего похода, приближавшего нас к границе, но зато мирные обитатели селений принимали нас везде радушно, сожалели о нас и бросались в ноги Великому Князю, прося не покидать их, остаться с ними. Многое пришлось нам претерпеть на пути от Любартова до Влодавы. Ужасные, почти непроезжие дороги, размытая глина, болота, леса. Непостижимо, каким образом наша артиллерия смогла пройти там, где ездили лишь крестьянские телеги. Мы проезжали через отвратительные жидовские местечки, и приближаясь к границам России, наши сердца даже не могли надеяться на лучшее, ибо нас позаботились убедить, что во время нашего похода в С.-Петербурге вспыхнул мятеж и что Москва охвачена волнениями! Порою мы падали духом. Изгнанные из Варшавы ужасным злодейством, пересекая край, ставший враждебным, под угрозою всей его вооруженной силы, ежели мы продвигались вперед только для того, чтобы встретить такое же бедствие у себя, то что тогда оставалось нам делать? Но Господь смиловался, наконец, над нами. Приближаясь ко Влодаве, нашей границе, мы встретили г-на Рота, начальника уездной полиции, который ехал навстречу Великому Князю с наилучшими вестями из России. То были первые, что пролили немного бальзаму на наши израненные сердца: нам нужно было перевести дух. Наконец-то мы достигли последней точки Царства Польского. Буг был перед нами, и на другой день мы должны были переправиться на тот берег. Великий Князь приказал всему войску сделать привал, и мы провели ночь во Влодаве (30 ноября/12 декабря). Там мы увидали первый снег, и с той поры зима, что явилась приветствовать нас на границе Отечества, начала входить в свои права. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику. |
