|
Анна Николаевна Дубельт Письма А.Н. Дубельт к мужу
Письмо 97 Стр. 174 11 октября 1852. Рыскино Успокоилась я на счет Мишиньки, дорогой Левочка, по крайней мере, в настоящее время знаю, что он в безопасности до апреля, а там, авось, Бог поможет пристроить его так, чтобы он не уезжал на Кавказ. А вот теперь беспокоюсь за Николиньку. Слышу со всех сторон, что он похудел Стр. 175 от лихорадки, потому лихорадка его не прошла. А если похудел, то и ослабел. А в Гродненской губернии холера, следовательно и Слоним не в безопасности от холеры, потому что он в Гродненской губернии. На человека крепкого сложения, здорового холера и не подействует. В Петербурге была холера и к Николиньке не приставала, потому что он был здоров да и от холеры вдалеке. Но теперь совсем другое дело, ежели холера попадет в дивизию, она не минует и Колиного полка, а будет у него в полку, будет у него и в доме, может и к нему пристать, потрясенному лихорадкой. Будут у него солдаты больные холерой, ему нельзя их не навещать, и хоть холера не прилипчива, не менее того вид этой болезни, особенно корчи, сильно действуют на мысли и от мыслей пристает холера, особенно если к тому есть в теле некоторая простуда. Все это меня очень тревожит, и я постоянно боюсь за Николиньку. Поехала бы к нему сейчас — да он меня не желает, а незванный гость хуже татарина. Сиди и мучайся на месте. Иногда думаешь, лучше бы детей не иметь. А то все мучься да страдай. Дорогой Левочка, у меня есть просьба к тебе. Трое из моих крестьян, Новоторжского уезда деревни Седельникова, Николай Матвеев, Яков и Иван Александровы, ушли с весны в работу и до сих пор нет о них никакого известия. Другие и домой писали, и денег присылали, а эти трое как в воду канули. Ушли они отсюда на барках в Петербург. Нельзя ли поискать их в Петербурге. Живы ли они, или не попали в полицию за что-нибудь и гниют в какой-нибудь чижовке, тогда как здесь о них беспокоятся, полагая, что они пропали. Есть в Петербурге здешней отчизны, деревни Рылова крестьянин Зиновий Финогеев. Прикажи ему сказать, чтобы он принес оброку за этот год 20 <рублей серебром>, в получении дай ему расписку, а деньги отдай сестре Александре Константиновне на мои покупки. Где этот крестьянин живет в Петербурге, наши люди знают. Теперь о Костиньке76 и намерении его жениться на дочери купца Никонова. Ежели девушка хорошая и хорошо образованна, то давай Бог; если же она похожа на прочих купеческих дочерей, белится, румянится, жеманится и имеет скверные зубы — то никакие миллионы не спасут ее от несчастья быть не на своем месте. Впрочем, это до нас не касается. Костиньке жить с женою, а не нам, и мнение сестры Александры Константиновны несравненно в этом случае важнее моего. Хорошо взять миллион приданого за женою, дай Бог, чтобы это дело сбылось и чтобы Костя был своим выбором доволен. Желаю успеха и счастия. Напиши, Левочка, что будет из этого, оно очень любопытно. Только правду сказать, не совсем приятно иметь купца такою близкою роднёю. Они всегда грубоваты, а как богачи, то еще вдвое от того грубее. Ну, да это безделица в сравнении с выгодами, какие доставит это супружество семейству сестры Александры Константиновны. Не знаю, как благодарить тебя за помещение моей хорошенькой Лизаньки в заведение. Ты писал, что ее поместили в Александровский институт, то я не знаю, Лева, куда это? Есть в Смольном Александровское отделение, есть на Васильевском острове Александровский институт, бывший дом трудолюбия, где воспитывалась Аннинька Карнаухова. То в которое из этих мест помещена моя Лизанька? В которое бы то ни было, все-таки кланяюсь тебе в ножки и благодарю тебя, что ты ее поместил и все-таки не убил Гофмана. Дело обошлось без убийства, слава Богу, что ты Лизаньку поместил, все так рады. А вот беда, что нынче по шоссе так пусто, что тут происходят убийства, даже одному человеку опасно ехать ночью. У меня крестьянина чуть не убили. Хорошо, что в ярмарку из Торжка ехали выдропуские, настигли убийство; бивший убежал, а моего крестьянина подняли замертво, но он остался жив. Ехал из Торжка с возом капусты, другой пеший назвался из Будова и попросил взять его в товарищи, оба сели на возу, мой крестьянин с дремал — это было ночью, а гость со всей силы ударил его в голову сзади камнем, который он видно приготовил для этого. Мой крестьянин не ожидал такого угощения, упал на мостовую, а приятель с возу за ним и давай добивать своим камнем. Хорошо, что ехали люди, и разбойник оставил свою жертву, убежал, не забыв однако же унести с собою кушак и шапку своего пациента. Сделали розыск, нашлось, что убийца точно будовский житель, еще и сотской, а такие дела делает. Теперь он под судом, содержится в стану под арестом. Любопытно, как люди склонны ко злу! В Торжке одна женщина задушила свою родную мать за то, что старушка увещевала ее вести себя хорошо и не водить в дом разных Стр. 176 приятелей. Другая женщина бросила трехмесячного своего ребенка в реку. Его прибило к берегу, мать столкнула его подальше. Услышали крик ребенка и отняли его у этой безбожницы еще живого. Страшно, какие дела происходят на белом свете, но для тебя это не диковинка. Я думаю, что каждый день слышишь такие славности. Еще благодарю тебя, Лева, за г-жу Благову. По твоей милости, внук ее, малолетний Кондратский помещен в Царском Селе, а сын переведен по своему желанию в береговую черноморскую линию. Спасибо тебе, мой ангел, что ты исполнил мою просьбу. Теперь позволь еще попросить о Тесницких, что делается с их билетом и скоро ли его им выдадут? Я просила тебя о сестре Екатерине Дмитриевне. Душинька, Левочка, ей надо помочь, это святая обязанность. У нее никого нет кроме нас. Помоги ей, мой бесценный. 13 октября <1852> Вчера с Мишинькиным камердинером Александром я получила разные вещи и лакомства; также письма от Миши, Сони и сестры Александры Константиновны. А ввечеру два письма от тебя, мой ангел, 8-го и 10-го числа. Как ты несказанно добр, мой ангел, что хотел устроить так, чтоб Миша венчался в Рыскине, дабы я могла присутствовать при этом торжестве, не предпринимая путешествия в Петербург. Доброте твоей нет предела! Но как же можно с моей стороны надавать столько хлопот и тебе и Ланским. Шутка это, всем подниматься с места для моей прихоти. Ведь я могу ехать в Петербург, да только не хочется. Но для такого случая как не приехать! тут сердце будет так занято, что никакие церемонии и никакие скопища людей не помешают. Притом, Миша говорил мне, что ему не хочется парадной свадьбы. Он желает, чтоб никого постороннего не было; наше семейство да семейство Ланских и только. Я очень рада, что он так желает и вполне одобряю его намерение играть свадьбу как можно проще. Я уверена, мой ангел, что ты дашь ему волю в этом случае, потому что эта важная эпоха до него касается более, чем до кого другого. Пусть он и распоряжается, как ему угодно. А мы с тобой будем только любоваться и плакать от радости. Поэтому если не будет парадной свадьбы, не будет мне и трудно, и я приеду тем больше с удовольствием, что ты, мой ангел, пишешь, что будешь утешен моим приездом. Ланские меня связывать не могут, они составят с нами одну семью. А если чужих на свадьбе не будет, то мне и будет хорошо. Левочка, пришли мне, пожалуйста, приказы, где нашему флигель-адъютанту отдается благодарность царская, в особенности. Ведь ты знаешь, как я люблю своими глазами прочитать все хорошее, что касается до наших сыночков. Пришли, пожалуйста. Ты пишешь, что был в театре и видел только одну фигуру — нашу будущую невестку. Скажи, Лева, так ли она хороша собою, как о ней говорят? Еще скажи, Лева, когда эти барыни сидели в ложе против тебя, видели они тебя, кланялись ли тебе или не обратили на тебя внимания? Ты недавно писал, Левочка, что насчет выбора невест родители не должны вмешиваться в дела своих детей. Я совершенно с тобой согласна и ни за что вмешиваться не стану. Только говорю свое мнение, когда меня спросят. Ведь это можно, Левочка? Благодарю тебя, мой ангел, за участие, какое ты принимаешь в сестре Екатерине Дмитриевне. Целую твои ручки и ножки за нее. Я думаю, Лева, не нужно будет и вексель требовать? Можно так сделать, я полагаю, что когда этот барин, который дает 75 <копеек> за рубль, заплатит деньги, то ему дать бумагу, акт, засвидетельствованный в присутственном месте, что его сестра передает ему свои права на этот вексель. Надо будет спросить, кто знает эти дела, можно ли так сделать, и я полагаю, что добрый Иван Иванович Клица, вероятно, не откажет отобрать эти сведения у кого, где и как следует. 15 октября <1852> Сейчас был у меня крестьянин из деревни Страхин, которая находится в 5-ти верстах от Каменного. У этого крестьянина я часто брала тряпку на нашу фабрику, а теперь он приехал просить, чтобы похлопотать о его сыне-солдате, живущем в Петербурге, чтобы его оставили на месте, если это возможно, а не угнали бы за тридевять земель. Этот мой страхинский приятель Стр. 177 едет теперь на машине к сыну в Петербург, а меня просит замолвить за него словечко. Он представил мне записку моей руки от 1845-го года, на которой сторгована была у него тряпка, на той же записке, хотя в настоящее время довольно грязной, я написала свое к тебе об этом мужичке челобитье. Помоги ему, Левочка, как умеешь, на счет его солдата-сына. Я очень смеялась анекдоту в твоем письме о двух братьях и приросшей руке мертвого к руке живого брата. Смеялась тому, что ты говоришь, все этому верят! Да как же может быть такая вещь? Разумеется, выдумано, в назидание скрягам. Жандармский офицер, который тебе привез мои яблоки из Волочка, есть тот самый Грищук, который мне много помогает по делам моим в Волочке в отношении к железной дороге. У меня беспрестанно стоят там крестьяне в работе, и этот г-н Грищук такой добрый для них и умный защитник, что рассказать нельзя. По его милости все получают плату наивернейшим образом, всех их содержат отлично, берегут и каждый находит себе прекрасное место. Ежели этот господин Грищук еще будет в Петербурге, сделай милость, Левочка, скажи ему спасибо за меня. Теперь работы на чугунной дороге кончились, но до сих пор он оказывает мне всякую помощь, и я была бы тебе очень благодарна, мой ангел, если бы ты сказал ему доброе словечко из любви ко мне. Вот и снег напал, и зима стала, и 7 и 8 градусов мороза каждый день. И пойдет это оцепенение природы месяцев на семь и более. Дай Бог терпения, а уж какая скучная вещь — зима! Тем скучнее она для меня, что я зимою всегда чувствую какое-то нездоровье, слабость, внутреннее расстройство и для разнообразия частую бессонницу и с тем вместе зубные страшные боли. Нынче еще этого не было, а прежние зимы, особенно две прошедшие, я была совершенно измучена то глазною болью, то нарывами на глазах, то бессонницею, по два и по три месяца, так что все сутки я не спала боле полутора или двух часов и по целым ночам чувствовала то страшную зубную боль, то страшную тоску: так что во всем обширном моем доме не находила места. Вот за что и зиму не люблю, что она играет со мною такие штуки. Дай Бог, чтоб нынче без этого обошлось. А как пойдут сильные морозы, и ни в доме, ни в избах не натопишься. Все жмутся, зябнут, простужаются. Такая это скука. Много топить опасно, а топить как следует — холодно. Уж я думаю, ты и сам не большой охотник до зимы? Береги себя, Левочка, мой ангел, от простуды, теперь простудиться легко. 17 октября <1852> Прилагаю здесь пакет от вышневолоцкого предводителя. Должно быть, ответ на твое письмо. Я давно его получила, да все забывала к тебе отправить. Рекрутская квитанция попала к тебе по ошибке, я ее получила и благодарю, что не задержал. Она нужна мне именно в сию минуту. Посылаю тебе, мой ангел, дюжину полотенец, готовых совсем, обрубленных. Сидор говорил Соничке, что у тебя полотенца худы. Утирайся новыми на здоровье, только извини, что они толстоваты. Это от того, что очень плотны. Но кажется, что у тебя один вкус со мною на этот счет. Кажется, ты тонких полотенец не любишь как и я, потому что когда утираешься, тонкое полотенце не так воду в себя вбирает. Не так ли? Получила я письмо от Софьи Николаевны Корсаковой, которая пишет, что помолвила дочь свою Веру за статского советника Ганскфельда. Его очень хвалит, только жаль, что он служит в Восточной Сибири и живет в Семипалатинске Томской губернии, за 3700 верст от Москвы. Жаль сестру Софью Николаевну, она так любит свою дочь Вериньку, никогда ни на одни сутки не расставалась с ней, а теперь такая дальняя разлука предстоит. Дай Бог счастья Вериньке. Она умная, добрая, славная девушка. Сделай милость, Лева, напиши от себя письмо к брату и сестре Корсаковым, поздравь их и пожелай их невесте всякого счастья. От меня не поздравляй, я сама напишу. Извини, что нехорошо нынче пишу, у меня правая рука ослабла и болит, когда пишу. Все забываю, Левочка, тебя поблагодарить за Надежду. Она получила твои 5 <руб-лей серебром> и целует твои ручки. Прощай, Левочка, обнимаю тебя. Пора отправлять Мишинькиного Александра, чтобы он на машину не опоздал. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику. |
