|
Анна Николаевна Дубельт Письма А.Н. Дубельт к мужу
Письмо 82 Стр. 156 4 мая 1852 г. Рыскино Сегодня воскресенье, вот я и думаю поутру: «Сяду я писать к Левочке и поскорее дам ответ на его вчерашнее письмо». Еще не взяла я пера в руки, как мне доложили: «Земский из Каменного приехал». Надо его принять, расспросить, рассмотреть отчеты, разобрать дела, отпустить обратную подводу сегодня же и потому написать письмо в Каменное сейчас. Вот я села писать в Каменное. Не успела написать заглавие, доложили: «Приехал из Клошнева Захар». Надо принять Захара, расспросить о том, что делается в Клошневе, приказать, что делать вперед, рассчитаться с ним деньгами по разным предметам клошневского хозяйства. Отпустила Захара, принялась за Каменное письмо, доложили: Тиркинский Петр пришел». Надо позвать Петра, он заведывает Вешками; с ним также пошли толкования о прошедших делах и будущих работах, о разных выдачах, расплатиться с ним по расходам вешинского управления. С ним кончила, села за Каменное письмо, доложили: «Заказные горшки для молока привезли из Торжка». — Надо горшки посмотреть, такие ли, а то все молоко отзывает глиной и от того с чаем сливки не вкусны. Горшки посмотрела, заплатила за них, села за Каменное письмо — доложили: «В Каменное надо гороху на посев, здесь надо полбы на крупу, пожалуйста ключи». Кончила с ключами, села за Каменное письмо, доложили: Стр. 157 «Из Каменного привезли 4 пуда хлопов для набивки кресел, что прикажете с ним делать?». Надо позвать старостиху, велеть ей взять к себе хлопы, вытрясти их, вымыть, высушить, расчипать и отдать столярам для набивки кресел. При этом разные с ее стороны доклады и вопросы о завтрашних работах под ее веденьем, а с моей — приказание о том. Кончила со старостихою, села за Каменное письмо — доложили: «Никитский староста приехал». Надо его позвать, расспросить, приказать. Отпустила его, села за Каменное письмо, доложили: «Толмацкий староста приехал». Надо его позвать, с ним разговоров еще более, чем с другими, потому что Толмачи подальше и староста не всегда может сюда явиться, оттого надо с ним перебрать прошедшее и будущее во всей подробности. В этот раз разговоры со всеми начальниками еще продолжительнее потому, что готовится везде земля под яровой сев, а мешают лужи, дожди и праздники. На этой неделе в четверг Вознесенье, в пятницу Николин день, а работ множество, а тут дождь льет, а там еще вода от снегу не сошла. Поди тут делай как хочешь! А сеять все-таки надобно и переговорить об этом все-таки необходимо, если так, то так, а если этак, то этак. Вот уж за Каменное письмо я села окончательно только в четвертом часу. Тут обедать. После обеда отправила обратных людей в Каменное и только теперь, часу в шестом после обеда, села писать к тебе, мой ангел, и отвечать на твои письма от 23 и 26 апреля, которые я вчера получила. Ты пишешь, что умер Жуковский65, Набоков66 и Тарас. Разумеется, для меня Тарас всего важнее, потому надо потолковать, как и кем заменить его. Петергофская наша дача есть в наших владениях государство отдельное, следовательно, там должен быть правитель честный, надежный и неглупый. Таких людей хоть у меня и есть, но они все на местах, которые по своей важности относительно к моему спокойствию и карману стоят выше петергофского управления, я их отдать не могу. Другие, не так нужные здесь, не довольно образованы, чтобы занять должность в таком большом и аристократическом свете как Петергоф. Тарас умер, но у него осталась нежная супруга, которая, как идут слухи, и во время его жизни заведовала более его самого делами дачи. У нее есть взрослая дочь, которая давно уже оказывает страстное желание выйти замуж. То мне кажется всего лучше женить на ней молодого человека, который под надзором ее матери и при собственном содействии может сделаться порядочным дворником на нашей даче. Женихи для Тарасовой дочери есть: 1-й в Петербурге живет, но по паспорту, брат Николинькина кучера Абрама — Алексей. Он очень порядочный малый, только несколько хром. Хромого не берут в военную службу, а венчаться это не помеха, если он будет угоден невесте и она ему. Есть еще у меня здесь ей три жениха, молодые парни лет по двадцати, расторопные и неглупые. Из четырех любого выбирай. Если из этих четырех посадить в дворники одного холостого или хоть и женить его, то он с женою, не Тарасовой дочерью, все-таки будет новичок и может наделать нам разных убытков и неприятностей, да и сам по неопытности попадется во многие хлопоты, которые поведут затруднение и ему и нам. Когда же новый дворник выступит из семейства Тараса, то его теща и жена, зная всю подноготную его должности, могут содействовать его образованию, помогать ему, потому что им обеим все тамошние дела совершенно известны и знакомы, и таким образом в исполнении дворнических занятий на нашей даче не будет другой перемены как та, что дворник будет называться не Тарас, а Алексей, Дмитрий или Павел. Но дела пойдут все так же, как и прежде шли, то есть порядочно. Пока Тарас был жив, дочь его на нашей даче была лишняя, все просилась замуж или же отец просил, чтобы взять ее в Рыскино. Когда Миша проезжал здесь недели три тому назад, он говорил мне, что сестре Александре Конст<антиновне> некому служить и ей хочется взять к себе Тарасову дочь в услужение. Тогда Тарас был жив, по его летам, 45 лет, мог продолжать службу еще лет двадцать, и потому я просила Мишу написать Алекс<андре> Конст<антиновне>, что если ей угодно, пусть возьмет Тарасову дочь к себе в горничные. Но говорится: «нужда закон переменит». Тогда Евгения Тарасовна была просто дочь петергофского дворника, надоевшая отцу своим взрослым возрастом. Теперь она сделалась наследницею его престола, и брак с нею не только приносит хорошее место ее будущему супругу, но и для нас необходимо, потому что это самое удобное средство иметь хорошего или хоть порядочного дворника в Петергофе. Я уверена, что сестра по своей дружбе к нам согласится пожертвовать горничной для пользы нашего Петергофского царства, а я со своей стороны постараюсь приискать ей горничную Стр. 158 из дочерей Андрея Мануйлова, который живет в Москве. Но только и то надо сказать, что сестре недолго прослужит своя горничная; ребенка взять служить не сумеет, а взрослая девушка сейчас соберется замуж или что еще хуже без замужества сделается матерью. Не лучше ли сестре нанять себе горничную? Из демидовских воспитанниц есть много очень порядочных, хорошего поведения и которые по своей бедности рады приютиться. Напиши мне, Левочка, как и что делать? Присылать ли жениха для Тарасовой дочери и доставить ли дочь Андрея Мануйлова из Москвы для сестры? 5-го апреля, т.е. мая <1852> Сейчас подали мне письмо твое от 30 апреля, дорогой Левочка, где ты говоришь о Мишиньке. Знаю я, что ему грустно, но, когда грустно, с кем же и делить грусть, как не с матерью. Пусть бы говорил все одно и то же, пусть бы только говорил о себе. Разве бы мне это наскучило? Моему участию нет конца, мне было бы утешительно разделить с ним его горе. Но тяжелее видеть, что сын только и думает, как бы ему уехать от матери поскорее. Что ему не нужно ее участие, что оно даже в тягость и что вместо утешения от беседы с матерью, дал бы Бог скорее избавиться от ее присутствия. Я это чувство тем более понимаю, что по несчастию сама то же самое испытывала в отношении к своим родителям. Но мои родители, ты сам знаешь, то ли были для меня, что я для своих детей? Ты не имеешь права сказать, Левочка, мы и нас. Тебя они любят, я, конечно, посерьезнее и побольше их связываю. Я не из того общества, к которому они привыкли, новостей рассказать не могу, рассуждения мои надоели. Я это и чувствую в обыкновенное время и молчу, не жалуюсь. Оно в порядке вещей, хотя и грустно. Но когда сын думает жениться, когда душа его расстроена сильным огорчением, с кем же и делиться своими чувствами, как не с матерью? В чье сердце излить свою печаль, как не в сердце матери? А вот этого-то и нет между нами. Их отвычка от меня так сильна, что все на свете имеют более права на них, на их искренность и доверчивость, чем я. В этом нельзя ошибаться, когда доказательства на каждом шагуНуже столько лет. Я давно покорилась своей участи и редко, очень редко позволяю себе тужить о том, что не умела внушить своим детям той привязанности, какую бы желала. Разумеется, к нам имеют только те чувства, какие мы внушаем. Насильно мил не будешь никому. И потому я уже давно отложила пожелание быть приятною своим детям. Для этого надо переродиться, а в мои лета оно невозможно. Они слишком избалованы в том обществе, где проходит жизнь их, чтобы я могла быть им угодна, а мне не приходится перерождать себя, чтобы им найти во мне такую же светскую женщину, каких они постоянно видят перед собою. Но я думала, что намерение Мишиньки жениться сблизит нас. Однако не тут-то было. Все так же я чужая, все так же мое участие ничто, мои советы в тягость, мои речи наводят скуку. Видя, что и это ожидание не сбылось, что ни даже такая важная эпоха, как женитьба, не может меня сблизить с сыном, я разгрустилась и написала тебе несколько строк об этом. Но теперь я опять спокойна, опять вошла в ту же колею и опять покорилась своей участи быть каким-то кошмаром для своего семейства. Но прошу тебя, Левочка, не выговаривай об этом ни которому из них. Должно быть я сама виновата, а будешь им выговаривать, они подумают, что я тебя ставлю против них, и еще более меня не взлюбят. Лишь бы я исполняла в отношении их свои обязанности, а ежели моих усилий и пожертвований не ценят, если не смягчают моей тесной жизни участием и любовью, то что ж делать? Выговоры удалят их еще пуще от меня. Ты говоришь, Левочка, что они любят меня. Это потому так кажется, что они говорят обо мне с похвалою, но за что им бранить меня? Они должны сознаться, что я недурная мать, я им посвятила всю жизнь свою, молодость — их воспитанию, зрелые лета и старость — приращению их состояния. Но мы отдаем справедливость и врагам, не только матери, которая доказала всею своею жизнью, что она не враг своим детям. Привязанность, по моему, имеет самый верный, самый неоспоримый признак; это желание быть вместе с человеком, которого любим. Отчего Мишиньке тяжело уезжать из Петербурга? Потому что там остаются люди, а особенно невеста, которую он любит. Оно и натурально. Ну, а Стр. 159 неужели это из любви ко мне он не мог дождаться минуты, чтобы от меня уехать? Неужели это из любви, что они оба выжили меня из Петергофа, из Красного Села, из Новой Деревни, из Петербурга? Они любят меня не ближе как за 500 верст, за тысячу еще больше, за три тысячи верст меня обожают. Это не ошибочное понятие, а убеждение, основанное на долговременном опыте и многочисленных доказательствах. Точно так же и я любила матушку, когда я жила в Петербурге, а она в Киеве. Опять повторяю, видно я сама виновата, что дети меня любят только за глаза. Что-нибудь во мне есть такое, что их отталкивает. Я не жалуюсь, а только тужу о том, что оно действительно так. Ты, Левочка, и не разочаровывайся на их счет. Тебя они точно любят. Они это доказывают не только на словах, а и на деле. Посмотри, как им тяжело расставаться с тобою. Этот признак вернее всякого. Николинька теперь на чужой стороне скучает, а не хочет, чтобы я к нему приехала. Зовет на будущую зиму, а сбирается в отпуск в Петербург. Что же это, разве желание меня видеть? А кого видеть не желаешь, того и не любишь. Прошу тебя, мой ангел, не пеняй им ни которому за меня. Это их еще более поставит против меня. Я уже давно привыкла к своему положению, знаю и покоряюсь тому, что семейное счастье не для меня создано, и стараюсь составить себе круг счастья из ваших успехов, из уверенности, что ты и дети здоровы, да из того, что мое хозяйство и жизнь в деревне утешают и подчас радуют меня. Прощай, Левочка. Береги свое здоровье. Полное соответствие текста печатному изданию не гарантируется. Нумерация вверху страницы. Разбивка на главы введена для удобства публикации и не соответствует первоисточнику. |
