Оглавление

Д. В.  Душенкевич

Из моих воспоминаний от 1812 до 1815 года

2-я тетрадь (1813)

Апреля 6-го из местечка Олькеник выступила дивизия за границу для присоединения к действующей армии. Во время сего похода заключено между воюющими перемирие и потому нас остановили 2-го июня в г. Эльс, близь неутрального по договору г. Бреславу.

Свидание императора Александра с кронпринцем Барнадотом. Вступление в г. Бреслау корпуса генерала Сакена августа 1-го.

Мы скоро познакомились с прекрасною Шлезиею и обычаями славных ее жителей. Находясь при генерале Неверовском в должности адъютанта, я был помещен в бесподобном, среди роскошного сада, замке принца Брауншвейг-Эльского; стоянку нашу здесь можно назвать чистою радостью, во время которой Император наш для свидания с крон-принцем шведским (Барнадотом) в местечке Трахенберге изволил проезжать чрез Эльс, и для того случая велено от нашей дивизии послать туда 1000 чел. для содержания караулов; Император лично на пути своем приказать изволил генералу Неверовскому следовать за Его Величеством в Трахенберг, где при представлении кронпринцу, указывая на Неверовского, рекомендовать угодно было так: «Вот генерал, сражавшийся при г. Красном».

Возвратясь из Трахенберга, нас в июле двинули в местечко Требниц, потом заняли лагерь близь самого Бреслау, а 1-го августа, по окончании перемирия, вступили в оный, будучи встречены пруссаками с необыкновенным восторгом и почестями; корпус, пройдя город парадом, остановлен за оным лагерем, а для генералитета и штаб-офицеров в самом городе жители дали славный обед.

Неприятель занимал г. Лигниц. 4-го августа производил генерал Сакен, наш корпусной командир, вокруг оного сильную рекогносцировку; 5-го заняли красивый и опрятный Лигниц.

7-го на пути следования нашего далее, у дер. Кейзер-Свальд нашли неприятеля, готового принять сражение. Корпусной командир приказал генералу Неверовскому атаковать 27-ю дивизиею лес правого неприятельского фланга и опрокинуть. Неприятель в короткое время был сбит и преследуем до поздней поры; при сей атаке полковник Воейков, командир егерской бригады, получил легкую рану пулею.

8-го заняли г. Бунслау, а за рекою оставался лагерем неприятель, который, получив сильный сикурс, 9-го утром, перейдя к нам по наведенным в ночь мостам, начал быстро нападать часов в 10; невыгодное наших войск расположение и превосходство сил французских вынудили корпус наш отступить по направлению к Швейдницу, оставив дорогу Бреславскую совершенно открытою. В сем сражении присутствие

Стр. 121

духа и опытного корпусного командира только могли спасти нас от разбития совершенного; кавалерия оторвана от пехоты, половина пехоты и артиллерии расстроены в бездействии плотиною, чрез которую поспешно отступали; одна 10-я дивизия во всем своем составе, то есть левый наш фланг, под личным предводительством корпусного командира удерживала весь натиск в 5 раз сильнейшего неприятеля, стремившегося всеми силами на пункт, избранный корпусу к отступлению, и прикрывала тем самым наше быстрое косвенное отступление, кончившееся как нельзя лучше. Французы распубликовали корпус Сакена в сей день уничтоженным без остатка и самого корпусного командира огласили погибшим; но мы в глазах их совершили отступление без большой потери и в возможном для храброго войска порядка; чрез два дня кавалерия наша к нам прибыла, корпус Сакена соединился с прусскими войсками близь местечка Яуэра.

По соединении и диспозиции главнокомандующего Шлезской армии генерала Блюхера мы опять двинуты к Лигницу; 13-го числа остановились верстах в 10-ти от оного; вечером отдан секретный приказ, чтобы в час пополуночи, без ранцев, налегке следовать к Лигницу, где находился 10-тысячный неприятельский отряд, атаковать оный. Начавший с полудня дождь усиливался; войска разбужены, построены, как незапно по донесениям аванпостным, что сильный неприятель слева идет нас атаковать, приказ переменен, велено оставаться на месте.

Поутру, часу в 10-м корпус наш пошел почти в противную сторону Лигница; вскоре услышан был отдаленный гром пушек, ливный дождь продолжался, грязь была невылазная, мы, прибыв на определенное место, выстроились у дер. Эйхгольц, имея всю кавалерию нашу на правом фланге по другую сторону сей деревни; авангард приближался к нам, французы по следам за ним. Артиллерия нашего корпуса, соединенная на левом фланге, куда неприятель был устремлен, остановила натиск, и канонада жестоко усиливалась, вовсе без ружейной и фланкерской пальбы, по невозможности от дождя; скоро потом пруссаки в поту, а лошади их кавалерии в мыле, под предводительством отличного своего генерала Йорка стали показываться и присоединяться к нам слева; тогда главнокомандующий приказал генералу Сакену атаковать неприятельские линии, заключавшие 60 тыс. войск; скоро отданы приказания, и кавалерия понеслась в атаку на фланг, а пехота пустилась в штыки; неприятель, вкусив ужас быстрой решимости русских, бросил орудия заряженные, не успев даже выпустить в дуле находящихся картеч, и мгновенно обширное поле покрылось в невиданном беспорядке бегущими французами; всех раненых и пленных во множестве оставляя за собою, мы только знали свое «Ура!» и «Вперед, ребята!», не чувствуя усталости от восторга такой славной нежданной победы. Догнав очень скоро неприятеля до реки, зрелище пременилось: неприятельские войска толпились к своей погибели на мосты, поднятые сильно прибывающею быстрою водою; некоторые мосты не выдержали, тонули пушки, пехота и даже кавалерия в панической торопливости. Нам было приказано, очистя берег, остановиться, заняв оный, как следует, стражею. 18 тыс. пленных и 60 орудий, кроме потонувших, были плодами сего славного сражения,

Стр. 122

начатого у дер. Эйхгольц, конченного на р. Касбах. Вполне радуясь шумно такому сражению, уже ставила пехота ружья и спешивалась кавалерия, чтобы приниматься за вечерние сухари, как весьма некстати вдоль противулежащего берега следующие из г. Лигница 10 тыс. свежего войска, с музыкою вздумали атаковать наш правый фланг, то есть 27-ю дивизию, занявшую берег по назначению. Генерал Сакен уже удалялся от реки в деревню для согретия и отдыха; генерал Неверовский послал меня доложить о сем явлении и просить повеления; корпусной командир, обмокший от макушки до подошвы, закутанный в башлыке, приказать изволил так: «Скажи, чтоб послали парламентера им сдаться, а нет — в картечи». Я ускакал, передал решительное повеление генералу Неверовскому, отправившему меня с сим же к генералу Ставицкому, с бригадою своею в жарком ружейном огне на самом берегу находящемуся. Генерал Ставицкий при мне исполнил определение корпусного командира, но французы парламентеру нашему отвечали ругательствами и усиленным огнем; тогда, будучи отпущен бригадным генералом, я донес о происходившем. Дивизионный начальник [в] ту же минуту, соединя 24 орудия на прилегавшей высоте в перекрестном направлении, велел батареями дать залпы дальней картечи и гранад. Верные выстрелы нашей артиллерии подняли на воздух несколько неприятельских зарядных ящиков, помутили колонны французские. Артиллерия с музыкою тотчас умолкли и свежий сикурс по следам разбитых корпусов побежал, пользуясь началом сумрака. Когда все утихло, наш генерал и при нем мы, штабные, отправились с донесением корпусному командиру, где в аккуратных, изобильных немецких стодолах, ибо избы опустошены и многие зажжены были, остались отдыхать на роскошной соломе, высушивая всю ночь в пылающем пламени от сапога, по порядку, до последней нитки, каждый свою одежду. Из сего-то ночлега приказ по корпусу нашему был отдан корпусным командиром следующий: «Товарищи! Сей день победы вашей займет славное место в летописи российской; ура! Варите каши и будьте готовы к походу».

Следствием оных действий было совершенное очищение Шлезии от неприятеля; мы вступили в прелестнейшую Саксонию.

После различных беспрерывных движений, обыкновенных и ночных экспедиций на неприятеля. 31-го августа мы вступили в г. Бауцен, сентября 3-го заняли монастырь Мариенштерн, 15-го местечко Гроссен-Гейм близь г. Мейсен. а потом местечко Эльстр, откуда, совершив переплаву через Эльбу, стоившую недешево пруссакам, очищавшим оную, 22-го сентября стал корпус Сакена у дер. Мохрян, вблизи большой дороги. Наполеон, находясь тогда еще в Дрездене, предпринял отступление к Лейбцигу; 27-го числа, вдруг быстро сбив наш авангард, угрожал нам гвардиею своею, идущею по большой дороге с беспрерывным громогласным криком: «Vive L'Empere-ur!»[i] — всегдашним вестником личного присутствия Наполеона. Вечером мы должны были по всем обстоятельствам отступать на г. Дюбен, который нашли уже занятым неприятелем, а потому поворотили на местечко

Стр. 123

Рагун и, будучи весьма близки к неизбежному уничтожению, при строжайшей осторожности всю ночь поспешно корпус шел, прикрываемый слева и с тыла; обозы все было попались в руки неприятеля, но славный партизан Фигнер успел спасти их от, видимо, близкой гибели, обратив, однако, [ее] на себя, — не успел уклониться мести многочисленных врагов и соделался жертвою р. Эльбы. Отряд его частию рассеялся, частию же погиб. Корпус наш продолжал форсированно отступать, уничтожал за собою всякую переправу для затруднений насевшему на нас неприятелю; пройдя г. Дессау, мы несколько были облегчены, избавясь [от] много нас превосходящих сил раздраженных врагов и 2-го октября отдыхали в с. Бенштет близь прекрасного г. Гале, который 3-го числа ночью перешли.

4-го на пути приближения нашего к Лейбцигу дрались пруссаки славно; мы подоспели к ним вечером и ночевали вместе на поле сражения, усеянном мертвыми и израненными французами; во всю ночь неумолкаемые стесненные стоны ветеранов, здесь пораженных, оставленных без помощи, много каждому из нас предсказывали в дне следующем.

5-го мы подошли на вид к Лейбцигу, обложили цепью Сражение при окопы, пред воротами Св. Якова устроенные, неприятелем занятые, а кавалерия нашего корпуса редкий подвиг оказала, в пример неподражаемый, под предводительством славного, любимого всеми в корпусе генерала Васильчикова, загнав пред глазами 3-х корпусов, как бы для потешного зрелища, с пространной равнины французские пехотную и кирасирскую колонны, которые, толпясь наперерыв в те ворота, были поводом к передаче, как единственному спасению, тут находившейся саксонской кавалерии, которую целым ее составом повели за наши биваки, и немцы от поля сражения до самого нельзя, то есть чрез всю позицию, кричали во всю силу: «Да здравствует Александр». Сим увенчались действия корпуса нашего 5-го октября; в различных же местах пред нами за Лейбцигом глухо слышимы были отдаленные канонады во весь день.

6-го рано громы пушек гораздо внятнее стали, и клубы там же пороховые от пальбы и многочисленной артиллерии в виде густых седых облаков подымались по всему горизонту, как бы нарочно над Лейбцигом составляли в вышине чудный, неизмеримый, величественный круг. Генерал Сакен приказал Неверовскому взять те, находившиеся пред нами окопы и атаковать форштат, между сказанными воротами и р. Эльстр простирающийся. Генерал без выстрела егерями занял окопы, продолжая пехотными полками стремиться по назначенному форштату, который мигом был занят нами; чрез короткое время противники, получа сильный сикурс, напали усиленными атаками с фронта и из ворот Яковских в левый наш фланг; мы шагу не уступили и наводняли своими стрелками сады; они подвезли сюда артиллерию, поражали картечью стрелков наших, зажгли брантскугелями многие дома, даже собственный госпиталь раненых, в руках наших уже находившийся, у которого мы стояли с генералом, я с левой стороны от выстрелов, генерал возле меня, правее, лицом к нашим колоннам.

Стр. 124

Треск жаркой ружейной пальбы, разноязычные крики сражающихся, пушечные выстрелы в самом близи, сильнейшая суматоха под густым дымом домов и моста, тут зажженных, защищаемого нашими штыками с бригадою 17-й дивизии, командуемою истинно храбрым и достойным полковником Рахмановым — все вместе представляло редкий военный образщик; в эти жаркие минуты вдруг генерал Неверовский вскрикнул; я спросил: «Что такое?» Генерал отвечал: «Ранен! ранен!», — и указал мне возле моего правого стремени его левую ногу, между мизинцем и косточкою точащую стремительно тонкою струею кровь. Испросив его дозволения, я опрометью кинулся между сражавшихся колонн, отыскал генерала Ставицкого, как старшего по дивизионам, объявил ему, осторожно от солдат, что мы лишаемся редкого нашего начальника. Генерал Ставицкий желал видеть дивизионного командира, но пока я отыскал его превосходительство в дыму, среди горячей битвы и пока очистили себе обратно дорогу сквозь густоты колонн до места, где Неверовский ранен, уже конвойные казаки, схватив его под руки, скакали по полю из-под выстрелов ружейных для перевязки, ибо от сильной боли генерал не мог сидеть на лошади.

Генерал Ставицкий приказал мне оставаться при нем. Наши продолжали сражаться на своих местах, отражая все жестокие средства, неприятелем употребляемые, но были в необходимости уступить, единственно для приведения в лучший порядок свои баталионы на открытой поляне, ибо форштаты весьма удобны расставить войска: не более 10-ти минут употреблено было на возобновление должного порядка: опять в штыки. «Ура!» — и форштат был наш; однако до вечера раза три сие случалось. Генерал Ставицкий посылал меня к корпусному командиру просить сикурса; ответ был: «Скажи своему генералу, я не могу сегодня расстроить весь мой корпус, это для 27-й дивизии, пусть держится». Между тем в глазах наших, то есть посреди нас, полковник Рахманов поражен наповал пулею в грудь.

Сумрак, соединясь с усталостью войск обоих сторон, прекратил сие кровопролитнейшее, без умолку кипевшее, час от часу со всех концов к центру сближающее, сражение. Здесь прилагаю рапорт вечерний о 27-й дивизии, мною в корпусное дежурство 6-го числа представленный:

Стр. 125

Ночью уже заметно было неприятельское движение на Мерзебург. 7-го рано начали союзные армии занимать Лейбциг, сражаясь, но уже не по-вчерашнему; неприятель окончательно отступил; захватывали пленных и преследовали бегущих, которых прикрывал граф Панятовский, тут же, в Эльстре, переплывая оную верхом, от наших пуль погибший. Как дорога ретирады неприятельской была у нашего правого фланга, то нам, ближайшим к ней, велено наскоро переправиться чрез реку и составить авангард армии преследовать неприятеля; в это самое время Император наш, проехав весь Лейбциг, еще не совершенно безопасно очищенный от врагов, предстать изволил у нашего корпуса, засыпаемого пулями. Генерал Сакен принес поздравление Государю с победою, Император благодарил и поздравлял взаимно его; потом спросил: «Которая это дивизия?» (переправляется на связанных досках и прочее). «27-я», — отвечал корпусной командир. «Где Неверовский?» — спросить изволил Государь. «Ранен, вчера повезли в Гале», — сказал Сакен. «Весьма жалею, весьма жалею о сем достойном генерале, — с совершенным участием возразил Император. — Очень жаль!» Потом расспрос о ране его и. подтвердив свою волю составить из нас авангард, поскакал обратно.

Отсюда в тот же день генерал Сакен, приказав снабдить маршрутом, куда идет его корпус, послал меня в г. Гале к генералу Неверовскому узнать о его здоровье, поздравить с занятием Лейбцига, сказать и о лестном отзыве об нем и участии Монарха в его положении и чтобы я привез от самого Неверовского записку, который полк его дивизии какую награду заслуживает? Я с моим конвойным казаком пустился прямейшим, но труднейшим путем; прибыв в Гале, застал Неверовского, уже часто в бреду бывающего; он, прослезясь, смеялся, выслушивая мое посольство; бредя, посылал меня за полками своей дивизии; повелевал громогласно, лежа у окна, распоряжения военные; наконец, чрез два дня отправил меня с красноречивым письмом к корпусному командиру. Я, догнав корпус у г. Эйзенаха, объяснил все и вручил письмо генералу Сакену.

Мы продолжали марш преследования до г. Гохгейма, куда прибыли наши'обозы и вьюки, пропадавшие от 21-го сентября и защищенные Фигнером; все время их отсутствия мы претерпевали весьма чувствительные недостатки. Здесь же потом достигла к нам весть, весьма прискорбная всем подчиненным и знавшим генерала Неверовского, о его кончине!

4-го ноября сменены нами австрийцы и заняла наша дивизия линию блокады крепости Маянса со стороны 4-го ноября. Касселя от дер. Кастгейм, то есть от впадения р. Майна в Рейн половину расстояния до г. Висбадена, а половину от Висбадена пруссаками занята и на средине наши блокадные цепи соединялись. Время было неприятное, мокрое, дивизия расположена частию на виноградниках, частию в Гохгейме, основанном на самых богатых, обширных, под самым городом устроенных погребах, наполненных огромньгми бочками и длинными красивыми бутылками рейнского нектара, который отпускался, за неимением хлебного, солдатам нашим для порции из тех погребов, коих хозяева изволили удалиться за Рейн.

Стр. 126

Длинные осенние ночи во всей готовности и строжайшей бдительности проводились, хотя не имели, казалось, особенных причин, ибо французы с нами дружески стояли: никогда ни одного выстрела друг в друга не сделали в продолжение 3-х недель; даже картофель из нив, меж цепями войск находившихся, нередко по несколько человек вместе, русские и французы, приятельски по-своему изъясняясь, набирая в кивера оную, расходились потом в свои места как добрые знакомые; а в пруссаков не проходило дня, чтобы несколько ядер не было пущено.

По высочайшей воле Монарха нашего, из числа захваченных при занятии Лейбцига в плен дам, желающие были пропускаемы чрез нашу цепь за Рейн. Мне удалось научиться при сих случаях от самого корпусного командира «обязанностям парламентера, препровождая разные лица к французам, взамен коих генерал Сакен, для шуток, поручил мне просить Газеты Маянской, которой действительно экземпляр был мне вручен и доставлен мною корпусному командиру. Другой раз при беседе в цепи французской с их офицерами случилось, между прочим, сказать, что крепость Бреда уже занята нашими, чему, однако, противники не верили. На следующее утро ко мне приведен был передавшийся офицер, желающий видеться со мною. Он объявил мне, что, будучи урожденный голландец и полагаясь на слышанные им вчера мои слова, как отечество его освобождено от французов, не имея никакой необходимости служить в армии Наполеона, желает возвратиться в оное, который и был отправлен в корпусную квартиру, оставя мне для памяти и знака благодарности за повод к мысли возвращения на родину две забавные книжонки.

12-го ноября в квартире генерала Ставицкого готовился прием французского парламентера, генерала Делора; с нашей стороны граф Шувалов, с австрийской гр. Эйзенбек, с прусской генерал-адъютант Князеберг. Генерального штаба наш подполковник гр. Рошешуар со мною был послан на аванпосты, где из неприятельской стороны приняв генерала Делора, завязав ему глаза, конвоировали до Гохгейма. Трактация происходила между доверенными в особой комнате, то порознь, то все вместе; наконец обедали; после того еще переговаривались, и генерал Делор препровожден нами обратно прежним порядком.

Французский парламентер генерал Делор в г. Гохгейме. Переправа чрез Рейн декабря 20-го-генваря 1-го.

Чрез несколько дней потом, ночью, прибыл к нам из Франкфурта адъютант австрийского императора с депешами к министру Бертье, в Маянсе тогда находившемуся, которого проводил я в самый Кассель. По трубе нашей и на вопрос отзыву «Парламентер к министру Бертье» опустили с разными церемониями подъемный мост; мы въехали по оному в крепость, караул французский стоял «в ружье»; получа росписку о принятии во 2-м часу пополуночи адъютанта с депешами, я возвратился к своему генералу, отправившему при рапорте ту росписку корпусному командиру. Вскоре после того нас перевели к бесподобному г. Дармштату и расположились по роскошным во всех отношениях квартирах. Декабря 19-го выступили из квартиры и ночью на 20-е приблизились к Рейну у г. Мангейма, ниже оного; здесь готовы были большие

Стр. 127

лодки, из Неккара секретно ту же ночь спущенные, на которых пред рассветом начали переправу на ту сторону, охраняемую цепью и редутом неприятельскими; туман нам благоприятствовал, — охотники, тихо переправленные, атаковали в беспечности прибывшую неприятельскую стражу, вслед им подоспевшие колонны и кавалерия пошли еще во мраке темноты на пушечные выстрелы, редут указавшие, который защищался упорно, но взят скоро. С рассветом неприятель побежал, и 20-го декабря, то есть в день нового гoдa по нынешнему стилю, мы очутились мгновенно на левом берегу Рейна. Его величество король прусский удостоил из Мангейма посетить нашу переправу и поле сражения, относясь к корпусному командиру самыми лестными выражениями о достохвальном сем действии корпуса нашего, так славно предводимого.

Стр. 128

Оцифровка и вычитка -  Константин Дегтярев, 2004

Текст соответствует изданию:
"1812 год в воспоминаниях современников", под ред. Тартаковского А.Г.
М.: Наука, 1985, С. 105-136