Ф.В. Булгарин. Воспоминания

Достопамятные преобразованиями и усовершенствованиями годы 1808, 1809 и 1810. — Народное просвещение. Основание его в главном правлении училищ. — Университеты, гимназии и школы. — Общий порыв к содействию правительству в деле просвещения народного. — Уничтожение преимуществ придворных званий. — Условия производства в гражданские чины. — Государственный совет. — Министерства. — Главные сановники и чиновники, деятели тогдашней эпохи. — Граф Н.П.Румянцев. — Комиссия о составлении законов с высшим училищем правоведения. — Комиссия прошений. — Почтовое управление. — Исполнительная часть в столице. — Важнейшие посольства. — Высочайший двор. — Военный двор его императорского высочества, цесаревича, великого князя Константина Павловича. — Особы при воспитании их императорских высочеств, государей, великих князей. — Генерал-адъютанты. — Флигель-адъютанты. — Гвардия. — Словесность. — Театр. — Писатели. Ученые. Художники. — Педагогический институт. — Осип Петрович Козодавлев. — Михаил Леонтьевич Магницкий. — Окончательное устройство Государственного совета. — Перемены в министерствах и в других высших правительственных местах. — Перемены в гвардии. — Граф Василий Васильевич Орлов-Денисов. — Краткая характеристика тогдашней эпохи. — Биографический и характеристический очерк М.М. Сперанского.

1808, 1809 и 1810 годы доставят будущему историку России весьма важные материалы. В эти годы утверждены многие существенные преобразования в государственном управлении, составлялось предположение о новом государственном устройстве, и делались попытки для приведения в исполнение некоторых частей нового предположения. Эти три года были также переходным временем к новой системе, которая наконец изменила весьма многое из прежнего и затерла даже его следы.

Император Александр, воцарившись в первом цвете молодости, намеревался осуществить все, что внушали ему теплое юношеское чувство и светлый ум, образованный гениальною Екатериною. Желая развить все силы России, распространить ее могущество, создать и упрочить ее благосостояние твердым государственным законом, император Александр начал преобразования с народного воспитания, важнейшей части государственного управления, основания народного счастья и богатства, источника славы престола и отечества. — Только просвещенные народы могут понимать, хранить и исполнять законы; только люди, знакомые с науками, могут возвысить промышленность и земледелие; только люди образованные, постигающие цену добра, могут чувствовать истинную любовь и преданность за оказываемые им благодеяния.

Основав Министерство просвещения, государь учредил при нем главное правление училищ. Теперь немногим известно, что это управление учреждено на правилах, на которых основывалась в последнее время бывшей Польши воспитательная комиссия (Kommissya Edukacyna). Это было единственное учреждение прежней Польши, перешедшее после падения ее в живое государство. Князь Адам Чарторийский, граф Северин-Потоцкий и ученый Фаддей Чацкий были первыми составителями проекта об устройстве главного правления училищ. Членами его долженствовали быть попечители университетов и все известные ученые и педагоги, под председательством министра просвещения. Главное правление училищ долженствовало рассматривать учебные книги, программы курсов и наблюдать за исполнением всех предположений посредством своих визитаторов. Для приведения народного воспитания в систему и сообщения ему полноты единства и постепенности оно имело четыре последовательных отдела: школы приходские, школы уездные, гимназии и университеты. Тогда во всей России был только один Московский университет и одна высшая школа в Вильне, носившая название «Академия» (основанная в 1599 году) и долгое время управляемая иезуитами. Император Александр основал университеты в Харькове, в Казани, в Дерпте (в 1804 году), и дал новое устройство Виленской академии (1803 года), переименовав ее в университет. Предполагалось учредить уни-

верситеты в Киеве, Устилуге и Тобольске; но как при таком быстром распространении народного воспитания требовалось множество способных людей и педагогов, а в них был недостаток, то в то же время учрежден в Петербурге (1804 года) Педагогический институт для образования русских профессоров и учителей. Между тем их выписывали из Германии и преимущественно из Венгрии и Австрийской Галиции из племени карпато-россов. В каждом губернском городе учреждена была гимназия, а в губернских и уездных городах — уездные училища; при каждой приходской церкви долженствовала быть приходская школа, в которых обучали русской грамоте, арифметике, религии и нравственной науке.

Умножено число военно-учебных заведений, и внутри государства учреждены кадетские корпуса. Основаны специальные учебные заведения, как-то: Институт путей сообщения, Кораблестроительные училища, Коммерческая гимназия в Таганроге и т.п. Духовные академии получили преобразования. К тридцати семи существовавшим семинариям прибавлены семьдесят три духовные училища. Все духовных школы поручены комиссии духовных училищ, основанной на тех же правилах, как и главное правление училищ.

Одним словом, преобразование и распространение народного воспитания шло быстро, сильно и усердно, и только недостаток профессоров и учителей замедлял его ход и успехи. К концу 1810 года все новые учреждения были уже в действии. Этот высокий порыв государя императора нашел сочувствие в сердцах русских. Граф Безбородко учредил на своей счет высшее училище в Нежине (ныне лицей), а знаменитый патриот Демидов, пожертвовав сперва 500 000 рублей в пользу училищ, предоставил еще миллион рублей на заведение высшего училища в Ярославле (ныне лицей). Московское купечество основало на свой счет коммерческие училище; дворянство губерний Киевской, Подольской и Волынской учредило на своем иждивении Кременецкий лицей, и кроме того, дворянство Киевской губернии пожертвовало для подобной же цели 500 000 рублей. Дворянство Слободско-Украинской (ныне Харьковской) губернии принесло в жертву 400 000 рублей, а купечество ее 300 000 рублей для Харьковского университета.

Тульское дворянство учредило на своем иждивении Кадетский корпус, а Г.Неплюев основал Военное училище в Оренбурге. Умалчиваю о меньших пожертвованиях. Давали что могли — и деньги, и книги, и дома под училища.

Прежде званиям камер-юнкеров и камергеров присваивался чин 5-го и 4-го классов. Нигде не служа, но получив придворное звание, баловень счастья переступал одним шагом через самые трудные ступени службы. Император Александр уничтожил это указом 3-го января 1809 года, установив, чтоб придворные звания не давали никаких чинов и преимуществ по службе государственной, и обязав камер-юнкеров и камергеров служить в ней действительно, если желают сохранить свои звания при высочайшем дворе. Наконец 6-го августа того же года был издан знаменитый указ, воспрещавший производство в чин коллежского асессора, дававший потомственное дворянство, и в статские советники чиновников, не имевших ученого звания или не выдержавших экзамена в науках в университете. Этот указ был то же, что внезапное освещение мрачной бездны благотворными лучами солнца! Чиновничий мир встрепенулся, зашевелился и завопил. Просвещение поднялось, невежество поникло головою.

Взглянем на тогдашних деятелей, на которых опирался государь, приступив к великим преобразованиям, и в числе тогдашних молодых людей заметим тех, которые последующей своею службой достигли высоких степеней. Одним словом, поднимем завесу прошлого и посмотрим на тогдашнюю сцену русского мира и его действующих лиц.

Петр Великий, преобразовав Россию, ввел по совету знаменитого философа Лейбница коллегиальное управление. Для каждой части была особая коллегия, и президент коллегии был то же, что министр. Дела обсуждались в общем присутствии всех членов коллегии, назначаемых самим государем. Президент не имел права удалять членов, следовательно, они были независимы при подавании голосов. В случае разногласия дело решал государь. Этот порядок государственного управления продолжался до вступления на престол императора Александра.

Государь учредил министерства в 1802 году, но без настоящего определения отношений их между собою и к существовавшему порядку вещей. Коллегии: военная, иност-

ранных дел, коммерции, юстиц-коллегия, еще существовали, управляемые министрами. Только два министерства: просвещения и внутренних дел действовали по особенным постановлениям. В 1810 году дано общее учреждение всем министерствам. Государственный совет, издавна существовавший при высочайшем дворе, не имел постоянного назначения, собирался по призыву царствующей особы и судил о делах, какие ему были предложены. Император Александр, учредив в 1802 году из лиц, им избранных, определительный состав государственного совета, повелел ему собираться в известные дни и обсуждать дела и проекты, поступающие на высочайшее разрешение. Государственный совет устроен окончательно в 1810 году и воспринял с сего времени свое настоящее назначение. Комиссия о составлении законов также получила новое устройство, и деятельно занялась своим делом. Финансовая система совершенно изменилась. Словом, все, что только посевало в прежние года, начало уже приносить плоды в три последних года до начала разрыва с Франциею и общей европейской войны. — Я указал только на главнейшие изменения, из которых проистекали местные улучшения и преобразования во всей империи.

В 1808 году государственным министром иностранных дел был действительный тайный советник граф Николай Петрович Румянцев. Он тогда был 55-ти лет от рождения (род. 1753 года). Сын кагульского героя фельдмаршала графа Петра Александровича, муж высокой образованности, обладавший огромным состоянием, человек приветливый, ласковый, приятный в обхождении, страстный любитель наук и художеств, граф Николай Петрович если б даже и не занимал высокого звания, то имел бы всегда большое влияние на общество. Девятнадцати лет от рождения он был камер-юнкером, т.е. в 5-м классе; но прежде вступления в действительную службу уехал за границу для окончания своего образования, пробыл там пять лет, свел знакомство с первыми европейскими учеными и, возвратясь в Россию, произведен в камергеры, т.е. получил чин действительного статского советника. Следовательно, граф Н.П.Румянцев, не проходя через низшие ступени службы, не знал всего ее механизма, которого сила сокрыта для неопытного глаза, и потому окружавшие его чиновники,

пользовавшиеся его доверенностью, всегда имели большое влияние на дела, которые были им обдумываемы. Дипломатическое свое поприще граф Н.П.Румянцев начал посольством при германском сейме (кажется в 1780 году) во Франкфурте на Майне. В 1791 году он был уже тайным советником и находился в звании посла в Кобленце при братьях несчастного Людовика XVI графе Прованском (потом Людовик XVIII) и графе Артуа (впоследствии Карл X). При императоре Павле Петровиче граф Румянцев занимал звание обер-гофмейстера, произведен в действительные тайные советники, был некоторое время главным попечителем вспомогательного банка и сенатором. Император Александр при учреждении Государственного совета, назначил графа Румянцева в члены его, и при учреждении министерств в 1802 году дал ему Министерство коммерции. Это министерство сохранил граф Румянцев и в звании министра иностранных дел, приняв его в 1807 году после генерала от инфантерии барона Будберга. Кроме того, граф Румянцев был главным директором новоучрежденного Департамента водяных коммуникаций.

При всем своем праводушии и пламенной любви к общему благу, граф Румянцев, обремененный множеством дел и не углублявшись никогда в канцелярские тонкости и счетные дела, не мог прекратить укоренившихся беспорядков в управлении, которым ворочали прежние чиновники. Насчет высших чиновников коммерц-коллегии не только рассказывалось во всей России, но и печатаемы были за границей анекдоты, которые показались бы невероятными, если б эти господа чиновники не изумляли столицы своей роскошью и даже мотовством. Я знал одного из этих господ, который начал службу писцом в Могилевском магистрате (происходя из могилевских мещан) и был женат на могилевской торговке калачами, а потом имел несколько каменных домов в Петербурге и несколько тысяч душ в Белоруссии! Столовые часы в гостиной его жены, осыпанные крупным жемчугом, стоили 60 000 рублей!!! Но Господь правосуден! Исчез с лица земли весь род и племя этого господина, и сын его, пустившись в подряды, лишился по залогам всего своего достояния, добытого отцом! При работах по части водяных коммуникаций, ог-

ромные суммы также расходились по рукам, и строители вместе с подрядчиками богатели.

Как мог входить в подробности и мелочи такой вельможа, как граф Румянцев! Он смотрел на дела с высшей точки зрения, распоряжался, приказывал исполнять и не мог наблюдать за исполнителями. Жалоб не было, а что говорили и писали, это, разумеется, представляли графу в виде клеветы и зависти, от которых граф почитал своей обязанностью защищать преданных ему людей, усердных на службе, и дельцов. Графа Румянцева обвиняли в излишней привязанности к Наполеону, который чрезвычайно ласкал его в Эрфурте и в Париже. Обвинение вовсе несправедливое. Хотя для русской торговли и тяжел был разрыв с Англиею, но после Аустерлицкой и Фридландской кампаний нам надлежало жить в мире с Наполеоном до окончания дел с Турцией, Персией и Швецией, до поправления наших финансов, упрочения преобразований внутри государства и устройства армии. Воевать без оглядки было молодечество, похвальный дух в народе, которого самолюбие было оскорблено, но все разумные люди, начиная от государя, были убеждены, что надобно переждать насильственное возвышение могущества Франции. Граф Румянцев был истинный патриот и предан искренно своему государю и отечеству. Ими не пожертвовал бы граф Румянцев ни для какой посторонней привязанности. Наполеону он удивлялся, как удивлялись даже явные его враги, потому что это был гений. Граф Румянцев был прав, не советуя с ним воевать наудалую. Вообще граф Н.П.Румянцев был человек рассудительный и не упорствовал в своем мнении, когда убеждался в справедливости предлагаемых ему доводов. Нет спора, что он был не гений, но был человек умный, начитанный, образованный, действовавший в духе своего века. — При всех своих заслугах граф Н.П.Румянцев не заслужил бы бессмертия своей службой, если б не был великодушным и просвещенным покровителем наук. — Девизом своего герба он принял латинский афоризм: «Non solis armis», т.е. «Не одним оружием» — и науки воздвигли ему памятник, столь же прочный, какой победы соорудили его великому родителю. Никто из частных людей не сделал более для отечественной истории, как граф Румянцев, и его богатый музей, завещанный им

отечеству, стоящий напротив монумента его отца через реку, навсегда сохранит память просвещенного вельможи и благородного человека.

Помощником графа Румянцева в управлении Министерством иностранных дел, по нынешнему товарищ министра, был Александр Николаевич Салтыков, вельможа, всеми уважаемый. Военный министр граф Алексей Андреевич Аракчеев отличался строгой исполнительностью и взыскательностью по службе. Все знают, что в обращении он был чрезвычайно крут, пренебрегая вежливостью и разборчивостью в обхождении с подчиненными. Но зато справедливость заставляет сказать, у него, как говорится, дело горело в руках, и в самых трудных обстоятельствах он всегда находил скорые средства к исполнению высочайшей воли. Русская артиллерия, почитаемая одной из лучших в мире, обязана графу Аракчееву своим усовершенствованием. Он завел ловкую упряжь, легкие лафеты, колеса и ящики, довел литейную часть до высокой степени совершенства, и привел в порядок оружейный и пороховые заводы. Даже и враги отдавали ему в этом справедливость. Как военный администратор граф Аракчеев был человек высокого достоинства. Друзей он не имел и действовал один в своем управлении. О личном его характере я буду говорить в другом месте. Морской министр адмирал Павел Васильевич Чичагов сделался известен в 1812 году командованием сухопутными войсками при переходе Наполеона через Березину. П.В.Чичагов был искусный моряк и уже отличился на флоте. Англоман в душе, он ненавидел Наполеона и французскую систему.

Министр юстиции, действительный тайный советник князь Петр Васильевич Лопухин и министр внутренних дел князь Алексей Борисович Куракин, вельможи старинных боярских родов, приобрели опытность и навык к делам долговременной службой. Министр просвещения граф Петр Васильевич Завадовский, родом из Малороссии, сын небогатых родителей, получил основательное и ученое образование в иезуитском коллегиуме в Польше, поступил потом на военную службу и дослужился до полковничьего чина. Фельдмаршал граф П.А.Румянцев употреблял его в армии по письменным делам. Императрица Екатерина II, получив однажды бумагу от фельдмаршала, желала знать,

кто писал ее, и приказала фельдмаршалу прислать сочинителя при первом случае в Петербург. Это был Завадовский. Императрица приблизила Заводовского к своей особе, возвысила до первых чинов, обогатила, и он службою своею вполне оправдал ее благодеяния. Граф П.В.Заводовский искренно любил науки, был усердным поборником просвещения, и в начале учреждения министерств действовал сильно и умно при введении всех преобразований. Ученые и литераторы всегда были ласково принимаемы в его доме и находили у него защиту и покровительство. Человек он был добрый, ласковый, вежливый, хлебосол и вообще любимый и уважаемый.

Управлявший Министерством финансов государственный казначей, тайный советник Федор Александрович Голубцов, принадлежал к числу людей практических, или, как говорится, канцелярских. Министром уделов[i] был действительный статский советник Дмитрий Александрович Гурьев (впоследствии граф), управляя в то же время кабинетом, а помощником его был действительный статский советник Алексей Николаевич Оленин, добрый, благородный человек, любитель наук, словесности и художеств, о котором я буду говорить подробно.

В Государственном совете председателя не было. Кроме всех министров членами совета были: Сергей Петрович Румянцев, Александр Андреевич Беклешов, генерал от инфантерии, пользовавшийся особенной милостью покойного императора Павла Петровича, и бывший в его царствование генерал-прокурором; граф (после князь) Виктор Павлович Кочубей, действовавший в духе нововведений и преобразований, человек высокого ума и сильного характера; действительный статский советник Василий Степанович Попов, бывший правителем канцелярии при светлейшем князе Потемкине-Таврическом, человек необыкновенного природного ума и опытности в делах; князь Адам Адамович Чарторийский. Неприсутствующими членами были: фельдмаршалы граф Николай Иванович Салтыков и Михаил Федотович Каменский; действительный тайный советник князь Александр Борисович Куракин,

посол в Вене; князь Платон Александрович Зубов, находившийся в отпуску; Граф Александр Сергеевич Строганов и генерал от инфантерии Михаил Михайлович Философов также члены совета, редко в нем присутствовали. Правителем канцелярии совета был государственный секретарь, тайный советник Иван Андреевич Вейдемейер. — Канцелярия совета разделялась на четыре экспедиции. Первой по части иностранных дел и коммерции управлял действительный статский советник Федор Иванович Энгель; второй по части военных сухопутных и морских сил статский советник Николай Николаевич Лесницкий; третий, по части гражданских и духовных дел действительный статский советник Михаил Михайлович Сперанский; четвертою по части государственного хозяйства Алексей Николаевич Оленин.

Было тогда весьма важное звание: при особо порученных, от его императорского величества делах, которым облечен был тайный советник Николай Николаевич Новосильцов (впоследствии граф). При нем состояли: статский советник Яков Александрович Дружинин и нынешний министр финансов, тогда надворный советник, Федор Павлович Вронченко.

Комиссией прошений управлял действительный статский советник Петр Степанович Молчанов, человек деловой и опытный, а при нем производителем дел находился статский советник Николай Николаевич Анненский, делец в полном значении слова. — Процесс моей матери еще не был кончен, и я должен был знать всех дельцов...

Комиссия о составлении законов обращала тогда на себя общее внимание, потому что от нее ожидали полного издания законов со всеми переменами. В комиссии присутствовали: князь Лопухин и Н.Н.Новосильцов. Секретарем присутствия и рефендарием 1-й экспедиции был известный учеными изысканиями по части русской истории и древнего законодательства Густав Андреевич Розенкампф. Старшими помощниками его были: надворные советники Федор Павлович Вронченко и Александр Иванович Тургенев, о котором я буду говорить подробно, когда дойдет дело до литературы. Редакторскими помощниками были: 8-го класса Григорий Иванович Карташевский и Иван Андреевич Старынкевич (оба впоследствии сенаторы). Второй

экспедицией управлял и был редактором законов 7-го класса Михаил Андреевич Балугьягский, бывший в то же время профессором в Педагогическом институте, недавно, к общему сожалению, скончавшийся в чине действительного тайного советника.

При комиссии о составлении законов было высшее училище правоведения, которым управляя в звании помощника директора (директором был А.Н.Оленин) Г.А.Розенкампф. Право естественное преподавал в училище Петр Дмитриевич Лодий, право римское Василий Григорьевич Кукольник (отец нынешнего поэта), право гражданское Григорий Иванович Терлаич, все родом карпато-россы, состоявшие в чине 7-го класса и в звании профессоров Педагогического института. В этом высшем училище начал свое образование двадцатипятилетний друг мой и товарищ Николай Иванович Греч.

Президентом главного почтового правления был тайный советник Григорий Павлович Кондоиди, а с.-петербургским почт-директором — действительный статский советник Николай Иванович Калинин. — Почтовая часть тогда была плохо устроена, и сравнивая ее с нынешним ее состоянием, нельзя не удивляться, до какой степени она теперь усовершенствована. Господа журналисты узнали бы цену порядка и бескорыстия нынешнего почтового управления, если б имели дело с прежним! Н.И.Греч еще застал конец старых злоупотреблений.

Военным генерал-губернатором в С.-Петербурге был генерал от инфантерии князь Дмитрий Иванович Лобанов-Ростовский, а обер-полицейместером — генерал-майор Александр Дмитриевич Балашов, оба люди строгие, взыскательные, быстрые исполнители.

Важнейшие посольские посты занимали: в Париже — граф Петр Александрович Толстой, при котором находился советником посольства, управлявший всеми его делами, действительный камергер граф Карл Васильевич Нессельроде; в Вене — действительный тайный советник князь Александр Борисович Куракин, и при этом в посольстве находились камер-юнкер Сергей Семенович Уваров (ныне действительный тайный советник, граф и министр просвещения), и покойный с.-петербургский почт-директор, которого все любили и уважали, Константин Яковлевич

Булгаков; в Берлине — граф Густав Оттонович Штакельберг; в Мадриде — тайный советник барон (ныне граф) Григорий Александрович Строганов; в Неаполе — тайный советник Александр Александрович Бибиков. В Лондоне не было тогда посольства, но при тамошней миссии считались надворный советник Николай Михайлович Лонгинов (ныне Д.Т.Сов.) и камер-юнкеры: Константин Христофорович Бенкендорф (брат покойного графа Александра Христофоровича) и светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков (ныне адмирал и начальник морского штаба).

Высочайшим двором управлял любимец государя, бывший при нем неотлучно, обер-гофмаршал граф Николай Александрович Толстой. Камергеры и камер-юнкеры носили это звание без различия чинов и рода службы, и между ними были и военные. Так, например, полковник Преображенского полка, граф (ныне князь и кавказский наместник) Михаил Семенович Воронцов был в то же время камергером.

Военный двор его императорского высочества цесаревича великого князя Константина Павловича составляли: в должности гофмейстера полковник Петр Иванович Озеров; адъютанты: полковники конной гвардии Николай Дмитриевич Олуфьев, Федор Петрович Опочинин, Астраханского гренадерского полка полковник граф Сергей Христофорович Миних, ротмистр конной гвардии Александр Андреевич Жандр, инспекторский адъютант, ротмистр того же полка Иван Яковлевич Шперберг и конной гвардии полковник Иван Григорьевич Лагода, бывший ремонтером всей гвардейской кавалерии.

При воспитании их императорских высочеств государей великих князей Николая Павловича и Михаила Павловича находились: главный начальник генерал-лейтенант граф Ламсдорф; кавалеры генерал-майор Николай Исаевич Ахвердов, полковники Павел Петрович Ушаков и Павел Иванович Арсеньев. Наставником был статский советник барон Пюже.

Генерал-адьютантов было всего восемь, а именно: Федор Петрович Уваров, генерал-лейтенант и шеф Кавалергардского полка; граф Евграф Федотович Комаровский, генерал-майор; князь Павел Гаврилович Гагарин, генерал-майор; князь Василий Юрьевич Долгоруков 5-й, генерал-

майор и шеф Черниговского мушкетерского полка; Илларион Васильевич Васильчиков, генерал-майор и шеф Ахтырского гусарского полка; князь Василий Сергеевич Трубецкой, генерал-майор и действительный камергер; князь Михаил Петрович Долгоруков, генерал-майор и шеф Курляндского драгунского полка и граф Адам Петрович Ожаровский. Флигель-адъютантов было девятнадцать. Из них, сколько мне известно, находится в живых фельдмаршал граф Иван Федорович Паскевич-Эриванский, князь варшавский, бывший тогда капитаном Преображенского полка и имевший Владимирский орден с бантом. Не знаю, жив ли князь Павел Петрович Лопухин, бывший тогда поручиком Кавалергардского полка. Покойный граф Александр Христофорович Бенкендорф был тогда полковником и флигель-адъютантом.

Полками гвардии командовали: Преображенским, генерал-майор Михаила Тимофеевич Козловский; Семеновским по отъезде за границу генерал-майора Николая Ивановича Вердеревского полковник Карл Антонович Криденер; Измайловским после отставки генерал-лейтенанта Петра Федоровича Малютина генерал-майор Павел Яковлевич Башуцкий. Шефом гвардейского Егерского полка считался генерал-лейтенант князь Багратион, а полком командовал старший полковник граф Эммануил Францович Сент-Приест (правильно Сен-При, Saint-Priest). Батальонным командиром гвардейской артиллерии считался граф Аракчеев, командовал батальоном полковник Василий Григорьевич Костенецкий, знаменитый своей храбростью и оригинальностью. Кавалергардским полком командовал генерал-майор Николай Иванович Допрерадович. В этом полку служили в то время: ротмистром Василий Васильевич Левашов (ныне граф, генерал-адъютант, и генерал от кавалерии) и штаб-ротмистром Александр Иванович Чернышев (ныне князь, генерал-адьютант генерал от кавалерии и военный министр). Павел Петрович фан Сухтелен (в последствии граф и генерал-губернатор оренбургский), был в этом полку поручиком, а известный писатель Михаила Федорович Орлов — корнетом. Конной гвардией под непосредственным начальством его высочества цесаревича командовал генерал-майор Иван Федорович Янкович. — Поручиком в этом полку был тогда нынешний ге-

нерал-адьютант, генерал от кавалерии Владимир Карлович Кнорринг и имел Анну 3-й степени и Золотую шпагу, а нынешний генерал-лейтенант, инспектор запасных гвардейских эскадронов, Петр Иванович Кошкуль, имевший Анну 3-й степени, был корнетом. Лейб-гусарским полком командовал генерал-майор граф Петр Крестьянович Витгенштейн. Знаменитый поэт-партизан Денис Иванович Давыдов был в этом полку ротмистром и имел Владимира 4-й степени и прусский Пур-ле-мерит, а Алексей Федорович Орлов (ныне граф, генерал-адьютант и генерал от кавалерии) был поручиком, и имел тогда, орден Анны 3-й степени и Золотую саблю. В этом же полку служил тогда поручиком мой близкий родственник и истинный друг граф Михаил Михайлович Тимман, командовавший в Отечественную войну с честью и славой, отличным Изюминским[ii] гусарским полком и скончавшийся в генерал-майорском чине. Это был храбрый, умный и благородный человек, заслуживший общую любовь и уважение.

Науки, словесность и художества были уважаемы общественным мнением. Словесность хотя не была на такой высокой степени, как в государствах, издревле пользующихся просвещением, но можно сказать, что процветала и имела достойных представителей.

Театральных групп было пять: русская, французская, немецкая, итальянская и балетная. Дирекцией театров управлял по-прежнему Александр Львович Нарышкин. Директором музыки был О.А.Козловский. Экономической частью заведовал действительный статский советник Аполлон Александрович Майков; репертуарной — камер-юнкер князь Александр Александрович Шаховской, лучший комик наш после Фонвизина и Грибоедова, которому в следующем году дан в помощники автор трагедии «Царь Эдип», Александр Николаевич Грузинцев. Переводчиком был Николай Степанович Краснопольский, которого имя не сходило с афиш. Он перевел почти все пьесы Коцебу, любимую в то время легкую волшебную оперу «Русалка» (Donauweibchen) и множество различных пьес. Краснопольский был одним из самых неутомимых литературных работников.

Президентом российской академии, утвержденной императрицею Екатериною II на честь, славу и пользу рус-

ского языка, был действительный статский советник Андрей Андреевич Нартов, отец которого находился некогда при Петре Великом помощником при его токарном станке. Членов было пятьдесят шесть, в числе их пятнадцать писателей, и именно: Гавриил Романович Державин, Иван Иванович Дмитриев, Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий, Николай Яковлевич Озерецковский, Василий Васильевич Капнист, Алексей Николаевич Оленин, граф Дмитрий Иванович Хвостов, Николай Петрович Николаев, Александр Семенович Хвостов, Александр Семенович Шишков, Иван Степанович Рижский, Иван Афанасьевич Дмитревский (знаменитый актер), Павел Иванович Голинищев-Кутузов, Петр Матвеевич Карабанов, Павел Юрьевич Львов, Иван Иванович Мартынов, князь Дмитрий Петрович Горчаков и Александр Сергеевич Никольский. Любимейшие публикой писатели: Николай Михайлович Карамзин, князь Иван Михайлович Долгоруков, Владислав Александрович Озеров, Матвей Васильевич Крюковской и князь Александр Александрович Шаховской не были членами академии.

Академия наук славилась во всей Европе своими учеными членами. Тогда еще жил знаменитый натуралист Паллас (Петр Семенович), физик Логин Юрьевич Крафт, математик Николай Иванович Фусс, астроном Федор Иванович Шуберт, политический эконом Андрей Карлович Шторх, химик Александр Николаевич Шерер, статистик Иван Филиппович Герман. Из природных русских приобрели известность: натуралист Николай Яковлевич Озерецковский, минералог Василий Михайлович Севергин, химик Яков Дмитриевич Захаров, физик-математик Семен Емельянович Гурьев, анатом и физиолог Петр Андреевич Загорский, математик Василий Иванович Висковатов и почетные члены: математик капитан-командор Платон Яковлевич Гамалья и гидрограф капитан 2-го ранга Иван Федорович Крузенштерн.

Университета в С.-Петербурге не было, но попечителем округа и начальником Педагогического института[iii] был Н.Н.Новосильцев, а при нем правителем дел надворный советник Федор Павлович Вронченко.

Знаменитости Академии художеств были: скульптор Иван Петрович Мартост и Доминик Рашет. По части исторической живописи: Григорий Иванович Угрюмов, Василий Кузьмич Шебуев, Алексей Егорович Егоров; по части ландшафтной живописи: Герард Кегельхен, Федор Михайлович Матвеев; Гравер Иван Васильевич Чесский. По части орнаментной скульптуры Павел Иванович Брюллов (отец нынешних знаменитых художников Александра и Карла Брюлло). Знаменитый архитектор был Андрей Никифорович Воронихин, строитель Казанского собора. Литейного и чеканного дела мастером был Василий Петрович Якимов. Президентом академии был граф А.С.Строганов. Произведения этих знаменитых художников останутся навсегда памятником процветания художеств в России.

В 1809 году государственному устройству дано сильное движение возвышением двух необыкновенных людей в званиях, где они могли свободнее действовать на пользу общую. М.М.Сперанский назначен был товарищем министра юстиции, членом комиссии о составлении законов и членом комиссии об управлении духовных училищ. Товарищем министра внутренних дел назначен был тайный советник Осип Петрович Козодавлев. О М.М.Сперанском я буду говорить подробно, а о Козодавлеве скажу только, что он бесспорно заслуживает благодарной памяти всех русских патриотов. Осип Петрович был потом министром внутренних дел, управлял некоторое время Министерством просвещения и почтовой частью; заседал в сенате и в Государственном совете, при высоком уме и основательном образовании, везде отличаясь усердием к общему благу, необыкновенною деятельностью, стремлением к пресечению злоупотреблений, праводушием и правосудием. Страстный поборник просвещения, истинный любитель и покровитель отечественной литературы, он принимал у себя и покровительствовал писателей. По несчастью, я не имею материалов для полной его биографии: но такой вельможа заслуживает, чтоб соотечественники почтили его память. Весьма замечательное лицо в будущей истории России в первой четверти XIX века Михаил Леонтьевич Магницкий был тогда статским советником и начальником отделения в Министерстве внутренних дел, по части государственного благоустройства. Как человек необыкновенного ума и

способностей, получивший отличное образование в Московском университетском пансионе, лучшем в то время учебном заведении, Магницкий пользовался особенным благорасположением и покровительством О.П.Козодавлева и М.М.Сперанского, употреблявших его в важных государственных делах.

По части дипломатической весьма замечательным обстоятельством было назначение посла к новому вестфальскому королю, Иерониму Бонапарте: место это занял генерал-майор князь Николай Григорьевич Репнин, между тем как князь А.Б.Куракин в начале 1809 года оставил Вену, потому что отношения России и Австрии доходили до разрыва. Вместо Куракина в Вене остался только поверенный в делах, статский советник, барон Иван Осипович Анстет.

1810-й год был обилен переменами. Государственный совет получил окончательное устройство с назначением председателем его графа Н.П.Румянцева, уже возведенного в звание государственного канцлера вскоре по заключении мира со Швециею в Фридрихсгаме. Совет разделен был тогда на четыре департамента с особым председателем в каждом. В первом, Департаменте законов, назначен председателем граф П.В.Завадовский; во втором, военном, граф Аракчеев; в третьем, дел гражданских и духовных, князь П.В.Лопухин; в четвертом, государственной экономии, Н.С.Мордвинов, знаменитый патриот, ревнитель славы отечества и его просвещения. В министерствах также произошла перемена. Морским министром назначен адмирал маркиз Иван Иванович Траверс, министром просвещения граф Алексей Кириллович Разумовский, министром финансов Дмитрий Александрович Гурьев (тогда еще не граф), военным — генерал от инфантерии М.Б.Барклай-де-Толли, юстиции — знаменитый писатель Иван Иванович Дмитриев, бывший тогда в чине тайного советника. При Дмитриеве был секретарем сатирический поэт Михаил Васильевич Милонов. — М.М.Сперанский, уже тайный советник, назначен государственным секретарем и директором комиссии о составлении законов и остался товарищем министра юстиции. Покровительством М.М.Сперанского М.Л.Магницкий произведен в действительные статские советники и переведен в государственную канцелярию с назначением статс-секретарем в Департаменте законов. — В

комиссию прошений определен председателем действительный тайный советник Родион Александрович Кошелев. — Главное управление водяных и сухопутных сообщений совершенно преобразовано; главным директором назначен его императорское высочество принц Георгий Голстейн-Ольденбургский, супруг великой княгини Екатерины Павловны. Первым членом совета управления был гениальный инженер-генерал Франц Павлович Деволант. — Генерал-майор, получивший звание генерал-адьютанта, АД.Балашев исправлял в 1809 и 1810 годах должность с.-петербургского военного генерал-губернатора, и обер-полицмейстером был генерал-майор Петр Афанасьевич Папков, человек весьма замечательный, оставивший по себе благодарную память своим прямодушием, строгий с блюстителями порядка и снисходительный к гражданам. Он оставался недолго на месте, и в 1810 году назначен с.-петербургским обер-полицейместером генерал-майор Павел Васильевич Кутузов (впоследствии граф, генерал-адьютант и генерал от кавалерии). Главнокомандующим в Грузии на место фельдмаршала графа И.В.Гудовича назначен в 1810 году генерал от кавалерии Александр Петрович Тормасов. Это изменило судьбу мою, потому что я намеревался проситься в Грузию под начальство родителя, благосклонного ко мне нашего полковника графа А.И.Гудовича.

К замечательным изменения по военной части принадлежит переименование Финляндского батальона в Лейб-гвардии Финляндский полк, которого командиром назначен генерал-майор Андрей Андреевич Трощинский. Генерал-майор граф Василий Васильевич Орлов-Денисов, отличившийся личною храбростью и умными распоряжениями в Финляндскую войну, назначен командиром Лейб-казачьего полка (после генерал-майора Чернозубова). Граф Орлов-Денисов, покрывшийся славою в войнах 1808, 1812, 1813 и 1814 годов, — человек весьма замечательный не одними военными подвигами и храбростью, он был искренним любителем просвещения и литературы. Прежде на Дону чуждались школьного образования, и граф В.В.Орлов-Денисов, сын войскового атамана Орлова и внук знаменитого Федора Петровича Денисова, возведенного императором Павлом за заслуги в графское достоинство, вступив на службу на двенадцатом году от рождения, не знал

ничего, кроме русской грамоты. Будучи уже войсковым старшиною и находясь в Петербурге, граф Василий Васильевич, получая скудное содержание от богатых своих родителей, начал учиться в частном пансионе (на Кирочной улице, близ Аннинской лютеранской церкви), вместе с другими воспитанниками прошел весь курс школьный и изучил языки французский и немецкий. Пример единственный благородной страсти к образованию! Державин любил графа В.В.Орлова-Денисова и, узнав, что он не в состоянии платить учителям на дому, присоветовал ему вступить в пансион, сказав, чюучиться никогда и нигде не стыдно. Граф В.В.Орлов-Денисов был удивительный красавец и притом самый добродушный и благородный человек. Все любили и уважали его. Память храброго воина, любителя просвещения — священна! — Граф Витгенштейн произведен в генерал-лейтенанты, а полковым командиром Лейб-гусарского полка назначен генерал-майор Иван Егорович Шевич. Граф Павел Александрович Строганов назначен командиром Лейб-гренадерского полка. Командиром лейб-егерского полка сделан полковник (скончавшийся в чине генерала от инфантерии) Карл Иванович Бистром, прославившийся отчаянной храбростью в Отечественную войну. Он также был страстным любителем литературы, как свидетельствует биограф его, Г.Лукьянович. — Нынешний фельдмаршал граф эриванский и князь варшавский Иван Федорович Паскевич произведен в этом году в полковники, а граф (ныне князь) Михаил Семенович Воронцов — в генерал-майоры. О них я буду говорить в свое время, и докажу их искреннюю любовь к просвещению и литературе. Нынешний директор всех императорских театров, действительный тайный советник Александр Михайлович Гедеонов, который так усердно и искренно покровительствует русскую драматургию, был в это время переведен из свиты Е.И.В. в чине подпоручика в Кавалергардский полк. О некоторых упомянутых здесь лицах я буду говорить еще в своем месте; о других умолчу, подчиняясь латинской поговорке: «De mortuis aut bene aut nihil».

Большая часть изчисленных мною лиц, действовавших в это время на военном, или гражданском поприще, уже покоится в могиле; некоторые доживают свой век, и только немногие, бывшие тогда в молодых летах, еще действу-

ют. Многие из людей нового поколения, которые тогда или вовсе не родились, или были в детстве, или еще не служили и не действовали, перебирая все выставленные мною имена, и увлекаясь самолюбием, может быть, спросят: что же сделали эти люди? Сделали много, а важнейшее из дел их в том, что если вы почитаете нынешнюю эпоху лучшею, то люди предшествовавшей эпохи приготовили ее для вас. Скажу беспристрастно, что как прошлая эпоха была приготовительная, то в ней много было несовершенного. Мед не сладок, пока пчелы не окончат работы. — По гражданской части все преобразовывалось к лучшему, по новым планам; но исполнение надлежало поручать людям, привыкшим к прежнему порядку, и хороших, образованных чиновников было немного до издания указа 6-го августа 1809 года, до умножения университетов и вообще до облегчения средств к приобретению необходимейших в государственной службе познаний. Превосходные учреждения можно скоро создать, но способных людей создать нельзя. На это надобно много времени. Подьячие, опытные дельцы и ловкие крючкотворцы, воспитанные в канцеляриях, по большей части управляли делами, брали взятки с правого и с виноватого и грабили казну, когда только могли. По нашему фамильному процессу я имел случай в этом удостовериться! Поступки провиантских чиновников того времени засвидетельствованы историей[iv].

В таможнях при откупах, подрядах было еще хуже. Цены всем прибыльным местам были известны. Страшно, когда вспомнишь о том, что осталось в памяти, и я мог бы составить несколько томов из одних анекдотов о прежних проделках, которые тогда всем были известны, потому что делались явно. В моем «Иване Выжигине» я изобразил только тень прошлого времени. Не хочу распространяться в исчислении злоупотреблений; скажу только, что, между тем как благонамеренные и праводушные начальники истощали все свои силы и средства для пресечения и искоренения злоупотреблений, некоторые смотрели на них равнодушно, а другие даже сами пользовались своим положением и обогащались! Спрашиваю: какими средствами можно нажить на службе пять, десять, пятнадцать, двадцать

тысяч душ крестьян? Как можно скопить миллионы? А примеров много! Не поднимаю завесы. И за «Ивана Выжигина» меня чуть не заклевали, и теперь еще иногда щиплют — а если бы я рассказал сотую долю того, что знаю, хоть без имен, то пришлось бы или улечься в могиле, или скрыться в лесу! Важнейшею защитою злоупотреблений было и есть распространение злоупотреблениями мнения, что доносить бесчестно! А разве присяга не обвязывает нас к этому? Если не бесчестно поймать ночного вора и разбойника, то мне кажется, что даже почетно указать явно и громко на взяточника, похитителя казны или пройдоху, извлекающего свои выгоды из дел общественных. Но наI добно доказать. А имеет ли частный человек средства к произведению следствия и подкрепления улик свидетеля? Во Франции генерал-прокурору предоставлено право позвать в суд человека, если общее мнение указывает на него. И у нас были прокуроры и стряпчие для той же цели, но они были безмолвны. Не даром существует пословица: «Рука руку моет!»

Нет никакого сомнения, что тогда не было такого множества прекрасных, образованных, честных и бескорыстных чиновников, как ныне в министерствах и в высших присутственных местах, и что теперь несравненно лучше пишут в канцеляриях, чем писали прежде, и чем пишут в некоторых нынешних журналах. Справедливо и то, что теперь чиновники ведут себя скромнее, приличнее. Но и то правда, что в тогдашнем образованном круге, в молодежи было более жизни, более энергии, более стремления к высокому, более рыцарства, и что патриотизм в юношестве окрылен был любовью к славе и к умственным успехам. Все молодые люди, получившие образование, особенно военные, читали, слушали, рассуждали, а видя благое направление правительства, радовались и благословляли его. Направление к лучшему было очевидное, так сказать осязаемое, и только загрубелое невежество и любостяжание роптали, как вопят гады при осушении болота. Мы не имели Пушкина и Грибоедова, но прекрасное дарование В.А.Жуковского было тогда в полном своем развитии, и мы имели Державина, Карамзина, Дмитриева, Озерова, князя Шаховского, Д.В.Давыдова. Крылов начал в это время писать свои басни, а Батюшков свои изящные стихотворе-

ния. Никогда не занимались так усердно очищением и возделыванием языка, как в это время. Если бы нынешние литераторы изучали труды Шишкина, Востокова, Соколова, Борна, Никольского, Мерзлякова, то не писали бы таким диким слогом и таким искаженным языком. Какой из нынешних журналов может сравниться с «Вестником Европы», основанным Карамзиным в 1802 году и издаваемым в 1808, 1809 и 1810-м ВАЖуковским вместе с М.Т.Каченовским! Литературные общества, в которых литераторы читали свои сочинения сперва между собою а потом при собрании публики, распространяли вкус и любовь к литературе и, что весьма важно, сближали литераторов. В обществах: С.-Петербургском любителей словесности, наук и художеств (основанном в 1803 году) и в Беседе любителей российского слова, имевшей свои заседания в доме основателя (в 1810 году), знаменитого Державина, встречались литераторы, находили одобрение или благонамеренную критику своих сочинений, а в публичных собраниях делались известными лучшему обществу столицы. В Москве, в Казани, в Харькове также были общества словесности, истории и наук, и деятельному уму нельзя было ни дремать, ни совращаться с истинного пути. Благородное соревнование одушевляло всех любителей литературы и возбуждало к деятельности всех имевших призыв к ней.

Но кто более всех обращал на себя внимание на гражданском поприще, кто более всех действовал и произвел из всех сподвижников императора Александра в великом подвиге преобразований и усовершенствований? Это, без всякого сомнения, Михаил Михайлович Сперанский. О нем тогда везде и все говорили, им более всех занимались. Сообщаю о нем что знаю от его рождения до кончины. Теперь можно говорить о нем откровенно и справедливо. Если на могиле заслуженного мужа не высказать правды — то уж лучше отречься от нее!

М.М.Сперанский родился в 1771 году и происходил из духовного звания. Он был сын священника Владимирской губернии и уезда, села Черкутина. Первоначальное образование получил он во Владимирской семинарии. Фамилия отца Михаила Михайловича Сперанского была Грамотин, но в семинарии дано ему название Сперанского (от латинского слова spes, надежда, sperans, находящийся) по

необыкновенным его успехам в науках, по способностям и характеру, возбуждавшим в профессорах большие надежды насчет будущей судьбы их питомца. Они не обманулись в своих надеждах. Мы имеем многие примеры перемены фамилий в семинариях. Образование свое М.М.Сперанский кончил в С.-Петербургской Александро-Невской духовной академии. Он изучил основательно в школах языки латинский и греческий, а современным языкам: немецкому, английскому и французскому, обучался у частных учителей на собственный счет, уже занимая в академии звание профессора словесности, а потом и математики, к которой он имел непреодолимую склонность. Когда я, однажды, спросил М.М.Сперанского, почему он предпочел математику другим наукам, он отвечал мне, со своею обыкновенною услаждавшею душу улыбкою: «Потому что положительные истины только в одной математике». Я никогда расспрашивать, да и не смел его о том расспрашивать, каким образом он вошел на поприще гражданской службы и оставил ученое звание. Известно, однако ж, что он преподавал уроки в доме князя Алексея Борисовича Куракина, занимавшего важную должность при генерал-прокуроре князе Вяземском. Князь Куракин, часто разговаривая с профессором, был очарован его глубокими и разнородными познаниями и возвышенными идеями, и предложил ему место частного своего секретаря, которое М.М.Сперанский принял охотно. Когда при восшествии на престол императора Павла Петровича князь А.Б.Куракин произведен был в генерал-прокуроры, он немедленно предложил М.М.Сперанскому перейти на гражданскую службу (в 1797 году) под его начальство. Сперанский был тогда по двадцать шестому году возраста.

Необыкновенные дарования, глубокие познания и ясное, чистое изложение трудных дел, поручаемых Сперанскому, сделали его вскоре известным всем лицам, занимавшим важные должности. Он занимал место секретаря при трех генерал-прокурорах князе А.Б.Куракине, Беклешове и Обольянинове, и дослужился в этом звании до чина статского советника. Всех лучше оценил его граф Виктор Павлович Кочубей. При восшествии на престол императора Александра Сперанский в 1801 году, на тридцатом году от рождения, будучи уже статским советником, назначен статс-секретарем в Государственном совете, не имевшем тогда никакого определенного устройства. Я слышал, что

граф В.П.Кочубей ходатайствовал за Сперанского и просил о назначении его на это место. Почти все важные государственные акты, вышедшие в свет до 1812 года, написаны Сперанским. При образовании министерств в 1802 году Сперанскому высочайше поручено было составить под надзором графа В.П.Кочубея, первого министра внутренних дел, план устройства этого министерства. Этот план долженствовал служить образцом для всех других министерств. Сперанский исполнил поручение с величайшим успехом и доказал свои глубокие познания в деле государственного управления. Годовые отчеты Министерства внутренних дел, составляемые Сперанским и печатаемые в С.-Петербургском журнале, им учрежденном и издававшемся при этом министерстве (с 1804 до конца 1809 года), обратили на себя внимание не только всей России, но и всей Европы, в которой они сделались известными по сочинению академика Шторха: Russland unter Alexander I (т.е. Россия при Александре I). Кроме высоких идей и выражения благого направления правительства, заключающихся в этих отчетах, они, равно как и все статьи С.-Петербургского журнала, были и навсегда пребудут образцами канцелярского слога, каким должны писаться официальные бумаги в государстве просвещенном. С.-Петербургский журнал составляет эпоху не только в русской администрации, но и в русской письменности; он произвел самое благодетельное влияние во всех отраслях управления. В 1803 году государь поручил Сперанскому, также через графа В.П.Кочубея, составление плана образования судебных и правительственных мест в империи, что исполнено им превосходно, хотя некоторые части плана и не приведены в исполнение в ожидании общего преобразования.

Узнав способности Сперанского, император Александр назначил его товарищем министра юстиции и директором комиссии о составлении законов и приблизил его к своей особе (в 1808 году). Государь поручал ему обработку всех важнейших дел и планов по части высшего государственного управления, и передавал ему все поступавшие к нему проекты по этому предмету. В конце 1808 года Сперанский стал уже весьма близким к государю лицом. Государь император сам прилежно занимался делами, и проводил целые вечера со Сперанским в своем кабинете в чтении различных сочинений, относящихся к государственному ус-

тройству и управлению, и наконец поручил ему составление плана государственного образования по собственным своим идеям. План был составлен, и государь, рассмотрев его подробно, вознамерился привести его в действие по частям, чтоб не вдруг все ниспровергнуть, основываясь на одной теории. Из этого плана приведены в исполнение образование Государственного совета, устройство министерств и устав каждого из них с определением порядка их сношений между собою, и в следствие этого же плана учреждены два новые министерства: полиции и государственного контроля. Преобразование правительствующего сената и другие важные изменения в управлении остались неисполненными. В комиссии о составлении законов Сперанский составил две части гражданского уложения, и внес их в совет. Третья часть, заключавшая в себе коммерческий устав и уголовное право, требовала только отделки. В этом труде Сперанский не имел ни одного помощника, и все составил один, не обращая никакого внимания на представленные ему проекты Г.Розенкампфом и другими. По покорении Финляндии Сперанскому было поручено управление этого края и новое его устройство, и в то же время он был назначен канцлером Абоского университета (ныне Гельсингфорского), который навсегда будет помнить заслуги Сперанского, исходатайствовавшего от щедрот государя императора умножение его доходов и другие важные преимущества. В то же время Сперанскому дано поручение преобразовать все духовные училища в России, и устроить прочное их управление, что исполнено им с величайшей мудростью.

Но важнейший труд Сперанского — это изменение финансовой системы. В конце 1809 года ассигнации начали упадать в курсе, и в смете на 1810 год представлен был недостаток в 105 миллионов рублей. Войны истощили казну, а необходимость быть готовым к новой войне требовала скорой помощи. Положение финансов беспокоило государя императора. Все представленные государю планы заключались в умножении ассигнаций! Император Александр поручил наконец Сперанскому составить план к прикрытию издержек и восстановлению кредита. План Сперанского основывался на четырех началах. Он предложил: 1) Прекратить выпуск ассигнации и для убеждения в этом народа, сделать эту меру гласной. 2) Уменьшить число ас-

сигнаций учреждением капитала погасительного и прочного посредством увеличения налогов. 3) Учредить постоянные доходы для прикрытия государственных расходов, определить с точностью расходы, сократить и привести в порядок издержки. 4) Подвергнуть все сметы министерств контролю Государственного совета, а все издержки контролю государственному. План этот хотя был одобрен государем императором и Государственным советом, но не был исполнен во всех своих частях самими исполнителями. Однако ж, он принес величайшую пользу, и приносит ее до сих пор предварительным рассмотрением смет и последовательною поверкою издержек в государственном контроле, который был страшен при покойном бароне Бальтазаре Бальтазаровиче Кампенгаузене (государственном контролере), человеке с необыкновенным умом, деятельностью, беспристрастием и правдивостью.

Со вступления своего на поприще гражданской службы с 1797 по 1812 год, т.е. в течение пятнадцати лет, Сперанский достиг важного звания государственного секретаря, был тайным советником, александровским кавалером, и что всего драгоценнее, пользовался милостью и доверенностью государя императора. Но между тем, как он, по воле и по мыслям государя, работал неутомимо, под ним копали пропасть, в которую наконец он обрушился.

Всем известно, что самые благодетельные нововведения находят всегда и везде множество порицателей, и что каждое частное лицо, вышедшее из своей сферы в высший круг своими личными достоинствами и заслугами, должно иметь завистников, следовательно, и врагов. Это ведется везде на свете с тех пор, как люди образовали гражданское общество. Даже самый скромный ум, чуждый всякого честолюбия, имеет непримиримых врагов, если дерзнет выглянуть на свет, а клевета старается предварительно заградить ему путь к высоте. Как же можно было Сперанскому не иметь врагов! Все нововведения и все проекты приписывались ему. Указ 6-го августа 1809 года воспламенил против него ненавистью всех чиновников, для честолюбия которых предел назначался только до чина титулярного советника, а для перешедших за эту черту прежде издания указа — только до чина коллежского советника. Высшее прохождение чинов назначалось только людям, посвященным в таинства наук! — спрашиваю, чего более в

каждом государстве: невежества или просвещения? Целые легионы чиновников с чадами и домочадцами вопияли против Сперанского, и обновляли свою злобу при каждом производстве образованного товарища. Мало того что все вопияли, были и такие, которые рассевали клеветы, и во всем, едва ли не в дурной погоде или повальной болезни, обвиняли Сперанского. Купцы приписывали ему упадок торговли, происшедший вследствие континентальной системы, веря мнимой его приверженности к Наполеону. Учреждение контроля также наделало ему непримиримых врагов, а главная причина самой опасной для Сперанского вражды — это была милость и доверенность к нему государя, передававшего на его обсуждение многие представляемые ему бумаги и доклады и требовавшего часто откровенного мнения о делах и лицах. Собрано было все, чтоб очернить характер Сперанского, и представить его человеком вредным и опасным. Его скромность и ласковость называли притворством и лицемерием; искреннюю душевную его вежливость и снисходительность именовали умышленною вкрадчивостью; его планы к улучшению всех частей государственного устройства — средствами к возбуждению негодования в народе против правительства в пользу Наполеона, высоко ценившего его достоинства. Набожность Сперанского, твердую, потому что она была основана на высшей философии, называли ханжеством. Выводимый часто из терпения, Сперанский иногда смело и правдиво отзывался о некоторых лицах — и это названо было злонамеренностью, а суждения его о недостатках прежних форм в администрации почитаемы были якобинством.

Всю эту хитросплетенную клевету, прикрашенную мнимым усердием, представляли государю в различных формах, от разных лиц и из разных мест в самое опасное время, при начале Отечественной войны, когда государю некогда было заняться рассмотрением и исследованием многосложного и ужасного доноса, и государь, полагая, что уступает необходимости и что удалением Сперанского успокоит раздраженные умы народа, решился на устранение его от дел. Не было, нет и не будет человека, как говорит Шекспир, «от жены рожденного», которого бы нельзя было обмануть хотя однажды в жизии, и неудивительно, что мудрый, благодушный, истинно благословенный император Александр если и не поверил совершенно клевете, то, по

крайней мере, усомнился в человеке, которого никто не смел защищать перед ним, и притом в такую опасную годину, когда даже нельзя было колебаться между отечеством и одним подданным!..

Не смею называть главных виновников несчастья Сперанского, хотя они уже все в могиле, там, где и жертва их злобы. Но могила не все прикрыла! Добрые и злые дела остаются, и громко возопиют в потомстве!

Сперва Сперанский был удален в Нижний Новгород, в котором он прожил спокойно шесть месяцев. Когда французы заняли Москву, Сперанскому назначен для жительства город Пермь, в 1500 верстах от Москвы. Эта мера огорчила его, потому что она некоторым образом подтверждала подозрение о сношениях его с врагом отечества, отдаляла от малого числа друзей, оставшихся ему верными в несчастье, и поставляла в затруднение насчет издержек при ограниченном состоянии. Но он вскоре утешился, удостоверясь, что император Александр, которого он обожал, помнит о нем, потому что он назначил ему значительную пенсию. В Перми Сперанский провел все время Отечественной войны, а в январе 1813г. осмелился написать к государю письмо, в котором изложил вкратце все свои действия, и опровергая клевету, просил исследовать доносы, а между тем позволить ему провести остаток жизни в забвении в имении жены[v] его в деревне Великополье, восьми вер-

стах от Новгорода. Письмо это Сперанский послал с дочерью своею[vi], чтобы оно верно поступило в руки государя.

Государь император дозволил ему жить в имении жены своей, обещая при первой возможности рассмотреть дело и все бумаги, оставшиеся в кабинете Сперанского.

М.М.Сперанский с необыкновенным удовольствием вспоминал о пребывании своем в Великополье. «Там нашел я, наконец, тихую пристань после бурного плавания, — сказал он мне однажды. — исполнив долг мой государю и Отечеству, по совести и крайнему разумению, — продолжал он, — я наконец мог жить для себя и для моего семейства, быть полным хозяином моего времени, заниматься тем, что составляло мою радость и услаждение, не зная никакого принуждения. Я сам давал уроки моей дочери, кончил и пересмотрел перевод мой «О подражении Иисусу Христу, сочинение Фомы Кемпийского», начатый еще в Перми, и до того начитался Тацита, что почти выучил его наизусть. Все изученное, прочитанное и написанное мною в течение всей моей жизни, я, так сказать, уложил в порядке в моей памяти, и составил выводы (результаты). Я был совершенно спокоен в убеждении, что государь помнит обо мне, что истина непременно обнаружится и проникнет в общее мнение, и что оно, наконец, перестанет быть мне враждебным». Так и сталось! В 1816 году (в августе) последовал именной указ, в котором император Александр, назначая Сперанского пензенским гражданским губернатором, оправдал его перед Россиею и Европою, сказав в указе, что, получив важные доносы в то самое время, когда отправлялся в армию, он не мог рассмотреть их с надлежащею точностью и по важности обвинений благоразумие требовало удалить от дел обвиненного; но что по произведенному следствию обвинения оказались неосновательными. Этого было довольно, и хотя звание губернатора не соответствовало занимаемым им до его удаления местам, Сперанский принял его с благодарностью, сожалея только о своем тихом убежище. В то же время государь пожаловал ему 7000 десятин земли. Правосудием, бескорыстием, снисходительностью и ласковостью своею Сперанский приобрел беспредельную любовь и глубокое

уважение жителей всех сословий Пензенской губернии — и управление его названо златым веком. В 1819 году император Александр назначил Сперанского сибирским генерал-губернатором и председателем двух комиссий. Первая должна была исследовать законным порядком все злоупотребления, которым Сибирь подвергалась в прежнее управление, а вторая комиссия долженствовала составить план для управления этой обширной страны, населенной различными народами. М.М.Сперанский назначен был генерал-губернатором после тайного советника Ивана Борисовича Пестеля, и после отрешения от должности известного иркутского гражданского губернатора, Николая Ивановича Трескина.

М.М.Сперанский оставил по себе незабвенную память в Сибири. Он был достойным представителем мягкосердия императора Александра, его правосудия и любви к народу. Пока будет существовать Сибирь, до тех пор будут там вспоминать с умилением о Сперанском, как об ангеле-хранителе, ниспосланном самим Богом, внушившим Своего Помазанника. Я сам видел, и неоднократно, слезы сибиряков при произнесении имени Сперанского! Каждый сибиряк, приезжавший в Петербург, ходил к Сперанскому, как к отцу, чтобы взглянуть на него и услышать звуки его голоса. Это была отрада для каждого! Представитель правительства, возбуждая к себе общую приверженность и доверенность при исполнении своих обязанностей, оказывает правительству величайшую услугу, заставляя любить его.

В два года Сперанский изъездил всю Сибирь, чтобы узнать нужды и средства края, познакомиться на месте с образом жизни, промыслами жителей и управлением, и наконец, в 1821 году составил план управления Сибирью, который приведен в действие под именем Сибирского уложения. Характеристическое достоинство этого уложения состоит в том, что в нем не забыты нужды и отношения всех сословий народа — от диких инородцев, коренных жителей Сибири, до богатых граждан и чиновников.

В 1821 году Сперанский призван был в Петербург. В девять лет его отсутствия из столицы все переменилось! Клевета была забыта, и заслуги Сперанского ярко сияли. Император Александр принял Сперанского не только милостиво, но с чувством, и Михаил Михайлович до своей

кончины всегда с умилением вспоминал об этом свидании. «Я хотел говорить, изъявить благодарность мою государю, — сказал мне Сперанский, — и не мог... взглянул на него... и залился слезами!» Государь обнял меня и сказал: «Забудем прошлое». — «Нет, государь, отвечал я сквозь слезы: я помнил всегда и никогда не забуду Ваших милостей и Вашей благости. Вы человек — следовательно могли ошибиться»... Император Александр назначил Сперанского членом Государственного совета и членом комиссии о составлении законов, и он снова начал усердно трудиться на пользу общую.

Ныне благополучно царствующий государь император Николай Павлович почтил высокие заслуги и достоинства Сперанского, поручив ему исполнение величайшего и бессмертного подвига своего царствования — составление свода законов, и наградил истинно по-царски. Сперанский произведен в действительные тайные советники, получил Андреевскую ленту, графский титул, обеспечение состояния, а в знак своей доверенности государь император предоставил Сперанскому преподавание законодательства его императорскому высочеству государю цесаревичу, наследнику престола.

Всеми любимый и уважаемый граф Михаил Михайлович окончил земное свое поприще в январе 1839 года, на шестьдесят осьмом году от рождения. Труды и внутренние страдания расстроили крепкое его здоровье. Он мог бы еще долго жить для пользы отечества. К общему сожалению, Сперанский не оставил наследника своего имени, которое будет ярко сиять в умственной части народной русской истории!

Сперанский был высокого роста и отлично сложен. Прекрасное лицо его выражало ум и кротость. Высокое чело его запечатлено было гениальностью. Звук его голоса производил какое-то очарование, улыбка проливала в сердце усладу; кроткий взгляд его проникал в душу и возбуждал к нему доверенность. Ничто не могло противостоять его красноречию. Он выражал свои мысли просто, ясно, кратко, а когда был одушевлен, то озарял речь свою лучами поэзии. Никто не говорил по-русски лучше Сперанского, и никто не знал так основательно письменного языка, как он. В каждой его работе виден практический ум математика. Все имеет основание, постепенность, систему, и потому вы-

воды и заключения ясны. Не знаю, может ли быть человек с лучшим сердцем, какое было у Сперанского. Кто только знал его, тот его любил до обожания. Никому не сделал он умышленного зла, и великодушно прощал своим врагам. Россию Сперанский любил выше всего в мире — и только человечество ставил выше отечества, т.е. он не желал бы, чтобы слава его основана была на бедствии человеческого рода. Он был вовсе чужд предрассудка, который порождает ненависть или недоброжелательство к иноплеменникам или чужеязычным племенам, составляющим народонаселение России. Религиозность его была высокая, и он был враг ханжества и нетерпимости (intolerance), желая чтобы каждый поклонялся создателю по своему внутреннему убеждению. Сперанский был человек истинно европейский, который бы в самых просвещенных странах мог занимать первые государственные должности. Даже враги его не могли ничего выдумать на счет его бескорыстия! Никогда не осквернил он рук своих неправым стяжанием. Все, что он имел, было даром государей, которым он служил верно и усердно. Не было и не будет человека бескорыстнее и честнее Сперанского.

Государственные труды отвлекали его от принятия деятельного участия в отечественной литературе, которую он любил страстно, читал много, и уважал и ласкал писателей, которых труды почитал полезными. Однако ж, среди государственных трудов, он успел написать и издать: 1) Избранные места из разных творений Фомы Кемпийского, перевод с латинского. Сиб., 1819. 2) «О подражании Иисусу Христу, Фомы Кемпийского» и проч., перевод с латинского, 1819, 1821, 1844. 3) Правила высшего красноречия, напечатано в 1844 году. 4) Обозрение исторического сведения о Своде законов и проч. 1833 года и 5) Руководство к познанию законов (напечатано в 1845 г.). Последнее сочинение есть перечень уроков, которые преподавал М.М.Сперанский его высочеству цесаревичу, так сказать его собственная тетрадь, по которой он развивал изустно начала, находящиеся в ней. Влияние М.М.Сперанского на русский язык было сильное и благодетельное. Н.И.Греч в Опыте краткой истории русской литературы (первое издание 1822 года, стр. 253) говорит: «Образцами дипломатического слога могут служить манифесты, указы и другие важные акты, изданные с самого вступления на престол

ныне царствующего императора (писано при жизни Александра); в числе оных особенно отличаются: манифесты о подтверждении прав дворянства и градских обществ, о кончине великой княгини Александры Павловны, о милиции 1806 года и мн.др. В них нельзя не узнать пера М.М.Сперанского, которому сверх того литература и христианское нравоучение обязаны превосходным, переводом творения Фомы Кемпийского: «О подражании Иисусу Христу». Примеры чистого, правильного и благородного слога можно найти в С.-Петербургском журнале (1804—9), издававшемся при Министерстве внутренних дел». Все статьи этого .журнала, как известно, были писаны или пересмотрены и переправлены Сперанским.

Не только враги, но даже и многие приверженцы М.М.Сперанского упрекали его в слабости характера. Ложное обвинение! Каким образом человек без силы душевной мог дойти до такого высокого звания, без всяких связей, без интриг, одними своими достоинствами? В счастье Сперанский не был горд, и несчастье претерпел с Сократовым мужеством, никогда не унижаясь и всегда действуя прямодушно. Разве это не сила характера? Многие требовали, чтобы он рвался, кричал, подавал планы к изменению того, что казалось недостаточным, Указывал на зло, и т.п. Это беспокойство и движение некоторые называют силой характера. Ложное мнение! Сперанский, не имея на что опереться в случае неудачи, принял за неизменное правило, от которого он никогда не отступал: говорить тогда только, когда его спросят, и писать о том, что представлялось его суждению по его званию или что ему особенно поручено, не вмешиваясь в чужие дела. Это вовсе не означает слабости характера, как многим кажется, но это истинная мудрость. Полагаю даже, что у нас и не должно делать иначе, чтоб не произошло столкновений, недоразумений. Пусть только каждый на своем месте поступает так совестливо и с таким познанием дела, как поступал Сперанский — былЬ бы довольно! Сперанский был в полной мере человек добродетельный и мудрый в жизни общественной и семейной, в кругу своих приверженцев, которым он был предан душою, и между своими врагами и завистниками, о которых он только сожалел, и никогда даже не помышлял о мести. Ни одно пятно не пало на его

светлую, тихую, примерную жизнь — и о нем можно сказать то, что сказал Тацит об Агриколе:

«Quidquid ex Agricola amavimus, quidquid mirati sumus, manet mansurumque est in animis hominum, in aeternitate temporam, fama rerum. Nam multos veterum, velut inglorios et ignabiles, oblivio obraet: Agricola, posteritati narratus et traditus, superstes erit. Т.е. Все, что мы любили и чему удивлялись в Агриколе, живет и будет вечно жить в сердцах вместе с памятью дел его. Многие из пользовавшихся в старину известностью, погибнут в пучине забвения, в бесславии и ничтожестве; Агрикола, перенесенный в потомство повествованиями и преданиями, — останется бессмертным».

Я представлен был Сперанскому Александром Ивановичем Тургеневым в 1823 году, когда я издавал Северный архив. М.М.Сперанский любил отечественную историю, прочел все, что было о ней писано по-русски, по-немецки и по-французски, и составил о многих трудных и неразрешенных вопросах истории собственные свои мнения. — Позволив мне навещать его, особенно по утрам, от 7-ми часов до 10-ти, когда он не принимался еще за дела, и вечером от 9-ти часов, Михаил Михайлович в несколько посещений моих, так сказать, проэкзаменовал меня. Потом он всегда принимал меня ласково, хотя я и не беспокоил его часто. Я ходил к нему, как к оракулу, для разрешения моих сомнений о разных предметах, за советом, а иногда за утешением. Взгляд его и звук голоса действовали на меня магически. В тот день, когда я видел Сперанского и слышал его голос — я был счастлив! Он одобрял меня в ратовании за исторические истины, за чистоту языка и изящное, почитал статьи мои о нравах полезными — и это придавало мне силу и мужество. Вражда пигмеев-гордецов, которым я не хотел покориться, казалась мне ничтожною после ласкового слова Сперанского! Мои мысли насчет русской истории, изложенные в моем сочинении «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях» были одобрены Сперанским, принимавшим живое участие в этом моем труде. Во многом я прибегал к его советам. Искажение русского языка, начавшееся в журналах и теперь дошедшее до высшей степени безумия, сильно огорчало Сперанского. Не хочу повторять его суждений насчет исказителей, чтоб не приписали его слов мне.

Когда фамильный процесс мой вошел в Государственный совет на разрешение в 1825 году, М.М.Сперанский жил на даче в Парголове, в доме графов Шуваловых, которых он был попечителем. Против меня была сила. Я явился к М.М.Сперанскому и сказал только: «Защитите!» — «Любезный друг, — отвечал мне Сперанский, — если вы правы, я буду защищать вас всеми зависящими от меня средствами, а если неправы, то искренно пожалею о вас — и буду против вас. Я велел доставить ко мне все дело, и нынешним летом рассмотрю его во всех подробностях». К.Г.Р******ский, бывший тогда при его особе, знает хорошо, как занимался моим делом Сперанский, он рассмотрел его во всей подробности, поверил все подлинные акты, подал мнение, с которым согласились почти все господа члены Государственного совета, — и я выиграл тяжбу! Никогда не дерзнул я спросить предварительно, что думает Михаил Михайлович о моем деле — и никогда он мне не сказал ни слова! Когда я стал благодарить его, он отвечал: «Радуюсь, что ваше дело правое!»

Однажды во время прогулки (а я ловил его на прогулках, боясь беспокоить часто на дому) речь зашла о постигнувшем его несчастье, и я изъявил мое удивление, что не нашлось защитников истины. — «Если б я был в фамильных связях с знатными родами, — сказал Сперанский, — то, без сомнения, дело приняло бы другой оборот. Кто хочет держаться в свете, тот должен непременно стать на якорь из обручального кольца». Эту фразу я ввел в роман мой» Петр Иванович Выжигин», и М.М.Сперанский сказал мне после того в шутку: «Вы человек опасный — печатаете приятельские беседы!» Не могу привести здесь всего, что говорил Сперанский о русской литературе, потому что мои благоприятели могли бы подвергнут сомнению верность слов моих.

Сперанский — это редкое явление, которое, вероятно, не повторится в течение долгого времени! Почитаю себя счастливым, что я знал его и даже заглядывал в его высокую душу, и что дожил до того времени, в которое отдана ему была полная справедливость. Эта справедливость в награде Сперанского есть неувядающий лавр в венце нашего доброго государя! Дай Бог ему за это во всем счастья!

Теперь перейдем к общественным событиям и моим приключениям.

[i] Министр уделов не назывался государственным министром, как все прочие министры.

[ii] Сейчас его принято называть Изюмским (прим. Константина Дегтярева)

[iii] В этом институте воспитывались К.И.Арсеньев, А.П.Куницын, М.Г.Плисов, Н.И.Бутырский, И.К.Кайданов, В.Н.Клоков и другие русские профессора, оказавшие услуги русскому просвещению.

[iv] См. Описание войн 1806, 1807, 1809 и 1810, Соч. А.И.Михайловского-Данилевского.

[v] М.М.Сперанский женат был на англичанке, девице Стюэнс (Stewenss), которой мать была воспитательницей детей графа Андрея Петровича и Катерины Петровны Шуваловых. Одна из питомиц ее, графиня Прасковья Андреевна, вышла замуж за князя Михаила Андреевича Голицына, а другая, графиня Александра Андреевна, за князя Франциска Дитрихштейна. Дети княгини П.А.Голицыной, урожденной графини Шуваловой, служат с честью в генеральских чинах, пользуясь общей любовью и уважением. Князь Андрей Михайлович Голицын, генерал-лейтенант, облечен ныне в важное звание витебского, могилевского и смоленского военного губернатора, а князь Михаил Михайлович Голицын, генерал-майор Главного штаба его императорского величества, обер-квартирмейстер отдельного корпуса внутренней стражи. Супруга М.М.Сперанского, воспитанная в семействе, отличавшемся всеми похвальными качествами души и ума, была образцом кротости, ласковости и всех христианских добродетелей, но жила недолго. М.М.Сперанский никогда не мог утешиться в этой невозвратной потере, и хотя ему впоследствии предлагали многие выгодные партии, он из уважения к памяти покойной жены и из любви к дочери остался вдовцом.

[vi] Елисаветой Михайловной, бывшей в замужестве за сенатором тайн, советы. Александром Васильевичем Фроловым-Багреевым.

Публикуется по изданию: Фаддей Булгарин. "Воспоминания", М.: Захаров, 2001
© Ф. Булгарин, автор, 1846-49
© И.Захаров, издатель, 2001