|
Воспоминания А.Х. Бенкендорфа о компании 1812 г. Глава III Оставление Москвы. Расположение отряда Винцингероде на Петербургской и Ярославской дорогах. Партизанская и народная война. Выступление .Французов из Москвы. Взятие в плен генерала Винцингероде. В это время в главной квартире фельдмаршала обсуждался важный и тяжелый вопрос, следует ли оставить Москву, древнюю, столько столетий чтимую столицу, соборы которой виднелись залитые золотом — соборы, служившие усыпальницей наших прежних царей, и в которых почивали почитаемые народом мощи. Жители Москвы не могли представить себе, что неприятель может в нее войти, и вся армия требовала защиты этого оплота величия Империи. Но представлялось крайне рискованным принять бой на невыгодной позиции, имевшей в тылу огромный город, куда неприятель мог проникнуть с другой стороны — город, близость которого вызвала бы беспорядок и который безусловно не допускал совершить в порядке отступление. С другой стороны, предстояло сражаться с противником, еще превосходным в числе, спасение которого было лишь в победе и который видел перед своими глазами обещанный конец лишений, город с обеспеченным продовольствием, богатства и наслаждения которого предусмотрительный Наполеон обещал предоставить неистовству солдат. Решено было сдать Москву — решение столь же трудное, сколько неизмерима была потеря. Огромное народонаселение ее хлынуло из всех ворот, распространилось по всем губерниям, всюду принесло ужас и видом своих бедствий еще более увеличило исступление народа. Неприятель, накануне в бою под Звенигородом точно определив наши силы, не обращал более внимания на слабое сопротивление, которое я мог ему противопоставить, и продолжал марш, очищая себе дорогу при помощи нескольких орудий, выдвинутых им в голову колонны. Я получил из главной квартиры приказание продолжить движение по дороге из Звенигорода в Москву и оборонять переправу через Москву-реку у Хорошева до последней крайности[i]. На рассвете неприятель начал движение и отбросил наши аванпосты. После того, как драгунский полк, егеря и два орудия перешли через мост, он был уничтожен, а казаки, которые могли перейти реку вброд, остались по той стороне, чтобы, насколько возможно, задержать движение противника. Им удалось опрокинуть на пехоту несколько полков французской конницы, которые слишком выдвинулись вперед, и захватить у них 20 пленных. Между тем подошел весь 4-й корпус и построился в боевой порядок. Он, казалось, ожидал сигнала для совместной атаки с главной армией, к которой он почти примыкал. В эту минуту возвратился генерал Винцингероде. Наша армия проходила через Москву. Он имел приказание двинуться с своим отрядом на дорогу, ведущую из Москвы во Владимир. Так как Наполеон вступал уже в Москву, пришлось тотчас начать наше отступление. Генерал отправил обратно к армии егерский полк. Изюмский гусарский и Л. гв. Казачий полки, высланные накануне из авангарда графа Милорадовича для производства усиленной рекогносцировки на правом фланге расположения нашей армии, не могли уже пройти через Москву и присоединились к нашему отряду, а впоследствии получили приказание остаться в нем. Мы следовали вдоль окраины Москвы до Ярославской заставы, не будучи преследованы. Там мы остановились, чтобы прикрыть жителей столицы, бежавших от Французов. Сердца самых нечувствительных солдат разрывались при виде ужасного зрелища тысяч этих несчастных, которые толкали друг друга, чтобы выйти скорее из города, в котором они покидали свои пепелища, свое состояние и все свои надежды. Можно было сказать, что они прощались с Россией. Едва мы услышали нестройный шум народа, который бежал, и неприятеля, вступавшего в Москву, нас охватил ужас, и мы отчаялись в спасении Империи[ii]. К вечеру густой дым поднялся из середины города: он скоро распространился и соединился с другими облаками дыма, от которых потемнело небо и которые скрыли от наших взоров Москву с ее тысячами церквей. Пламя с трудом прорывалось сквозь это темное облако: наконец показался огонь и явил нам Москву, пылавшую на всем пространстве. Это пламенное море производило ужасный треск и далеко освещало отчаяние опечаленных жителей и отступление нашей армии. Огонь, однако, успокоил наши опасения. Французская армия вступала в ад и не могла пользоваться средствами Москвы. Мысль эта утешала нас, и ночь, освещенная гибелью нашей столицы, сделалась роковой скорее для Наполеона, нежели для России[iii]. Генерал Винцингероде, сознавая всю важность путей на Ярославль и Петербург, которые оказывались беззащитными в случае исполнения им полученного приказания — перейти на Владимирскую дорогу, отправил к фельдмаршалу курьера с докладом своих соображений и ' с просьбою о подтверждении приказания, прежде чем он обнажит обе указанные дороги. В Ярославле только что разрешилась от бремени Великая Княгиня Екатерина Павловна[iv], а Император и вся Императорская Фамилия находились в Петербурге. Рано утром на следующий день Французы, владея пожарищем Москвы, заняли Ярославскую заставу и двинулись вперед, что вынудило нас отступить до Тарасовки. Там мы получили ответ фельдмаршала, которым он вверял бдительности генерала Винцингероде охрану обеих дорог — на Ярославль и Петербург. Тогда генерал, оставив казачьего полковника с двумя полками для прикрытия Ярославской дороги, приказал ему о всех движениях неприятеля непосредственно извещать Великую Княгиню и стараться все время сохранять сообщение, с одной стороны — с дорогой на Владимир, для обеспечения сношений с нашей главной армией, взявшей путь на Коломну, и с другой — с дорогой на Петербург, куда направился генерал Винцингероде с остальною частью своего отряда. Мы двинулись через Виноградове и прибыли в Чашниково на большой дороге из Москвы в Петербург. Полковник Иловайский 12-й остановился там с авангардом, а остальная часть отряда стала биваком у Печковской. 4-й корпус продвинулся по большой дороге, и его аванпосты находились в окрестностях Черной Грязи: прочие французские войска бивакировали на равнине Петровского дворца. Пожар Москвы уничтожил большую часть продовольственных запасов, которые Наполеон надеялся найти в ней; беспорядки и грабеж, вызванные этим ужасным пожаром в его армии, лишили ее последних средств, которые она еще могла извлечь. Неприятель был вынужден отыскивать для себя продовольствие в окрестностях столицы. Он внес всюду беспорядок и грабеж и уничтожал сам то, что могло облегчить его продовольствие. Скоро окрестности города представляли пустыню; приходилось искать дальше, разделяться на мелкие отряды, и тогда-то началась для Французов та гибельная война, которую казаки вели с такою деятельностью и искусством. Полковник Иловайский получил приказание высылать повсюду партии для захвата неприятельских фуражиров. С каждым днем возрастали смелость и бдительность казаков и ослабевали дух и сопротивление Французов. Майор Прендель[v] был отправлен с партией к Звенигороду, где ему усердно помогали вооружившиеся уже крестьяне и где он увеличил число пленных, со всех сторон приводимых к генералу. Между тем неприятель, встревоженный постоянными потерями, которые он испытывал, и лишенный возможности доставать себе необходимое продовольствие и фураж, двинулся вперед в значительных силах. Наш авангард должен был сдать ему, и генерал Винцигероде, не будучи в состоянии поставить преграду его движению, был вынужден отступить до Клина. Узнав, что в то же время неприятельская колонна двигается на Волоколамск, он выслал меня с гвардейскими казаками и одним казачьим полком. Два эскадрона Тверского ополчения присоединилось к этому маленькому отряду и своим усердием и храбростью соперничали с испытанными войсками. Одновременно неприятель двинулся вперед по Ярославской дороге и вынудил к отступлению два казачьих полка, оставленных для ее охраны. Он выслал также колонну на Дмитров и, парализовав этим наступательным движением на несколько дней набег наших партий, прикрыл своих фуражиров[vi]. Я быстро двинулся на Волоколамск, откуда неприятель поспешно выступил. Я последовал за ним по дороге, ведущей в Можайск, и продвинулся вперед до Сорошнева. Там я разделил мой отряд на 4 части и указал каждой из них направление, которого держаться, назначив им сойтись на следующую ночь в Грибове. Множество крестьян последовали за этими маленькими отрядами, которые на следующий вечер благополучно соединились и привели более 800 пленных, много повозок, лошадей и скота. Генерал Винцингероде, вынужденный оставаться в Клину, имея перед собою значительные силы, и наблюдать Дмитров, находившийся у него на фланге, приказал мне не слишком удаляться от Волоколамска и избрать местом постоянного пребывания Порохов, откуда я должен был ограничиться высылкой партий, чтобы беспокоить неприятеля. Полковник Иловайский, продолжавший командовать авангардом на большой Московской дороге, имел несколько удачных дел, и его партии снова начали захватывать неприятельские разъезды и фуражиров. Проходил редкий день, чтобы он не взял двести или триста пленных, а иногда и более. Мои партии были не менее счастливы и нападали врасплох на Французов в окрестностях Рузы, Звенигорода и на большой дороге из Смоленска в Москву, где они захватывали почту и курьеров. Мой брат, бывший поверенным в делах в Неаполе, возвратился в Россию в ту минуту, когда Наполеон, как в новый крестовый поход, ополчил всю Европу против нашей Империи. Он счел своею обязанностью дворянина просить о поступлении на военную службу. Император соблаговолил принять его майором и назначить к генералу Винцингероде, который прислал его ко мне вместе с подкреплением из казаков. Я был приятно удивлен при виде его и поспешил предоставить ему возможность получить боевое крещение. Он начал с того, что атаковал внезапно на большой дороге из Москвы в Смоленск неприятельскую кавалерийскую партию, которую обратил в бегство, и привел из нее более 100 пленных и курьера, везшего очень интересные депеши, выяснившие нам плачевное состояние французской армии. Мой лагерь походил на воровской притон; он был переполнен крестьянами, вооруженными самым разнообразным оружием, отбитым у неприятеля. Каски, кирасы, кивера и даже мундиры разных родов оружия и наций представляли странное соединение с бородами и крестьянской одеждой. Множество людей, занимавшихся темными делами, являлись беспрерывно торговать добычу, доставлявшуюся ежедневно в лагерь. Там постоянно встречались солдаты, офицеры, женщины и дети всех народов, соединившихся против нас. Новые экипажи всевозможных видов, награбленные в Москве; всякие товары, начиная от драгоценных камней, шалей и кружев и кончая бакалейными товарами и старыми сворками для собак. Французы, закутанные в атласные мантильи, и крестьяне, наряженные в бархатные фраки или в старинные вышитые камзолы. Золото и серебро в этом лагере обращалось в таком изобилии, что казаки, которые могли только в подушки седел прятать свое богатство, платили тройную и более стоимость при размене их на ассигнации. Крестьяне, следовавшие всюду за казачьими партиями и бдительно несшие аванпостную службу, брали из добычи скот, плохих лошадей, повозки, оружие и одежду пленных. Было до крайности трудно спасать жизнь последних — страшась жестокости крестьян, они являлись толпами и отдавались под покровительство какого-нибудь казака. Часто бывало невозможно избавить их от ярости крестьян, побуждаемых к мщению обращением в пепел их хижин и осквернением их церквей. Особенною жестокостью в этих ужасных сценах была необходимость делать вид, что их одобряешь, и хвалить то, что заставляло подыматься волосы дыбом. Однако, при неурядице и среди отчаяния, когда, казалось, покинул Бог, и наступила власть демона, нельзя было не заметить характерных добродетельных черт, которые, к чести человечества и к славе нашего народа, благородными тенями выступали на этой отвратительной картине. Никогда русский мужик не обнаруживал большей привязанности к религии и к своему отечеству, более преданности Императору и повиновения законным властям. На основании ложных донесений и низкой клеветы, я получил приказание обезоружить крестьян и расстреливать тех, кто будет уличен в возмущении. Удивленный приказанием, столь не отвечавшим великодушному и преданному поведению крестьян, я отвечал, что не могу обезоружить руки, которые сам вооружил и которые служили к уничтожению врагов отечества, и называть мятежниками тех, которые жертвовали своею жизнью для защиты своих церквей, независимости, жен и жилищ, но имя изменника принадлежит тем, кто в такую священную для России минуту осмеливается клеветать на самых ее усердных и верных защитников. Этот ответ произвел сильное впечатление, уничтожил опасения, которые старались внушить Императору, и, может быть, навлек на меня вражду некоторых Петербургских интриганов[vii]. Между тем Наполеон начал замечать опасность своего положения. Он рассчитывал на мир, а с ним отказывались от всяких переговоров. Приближалась зима. Голод и недостаток всех предметов обмундирования и артиллерийских запасов увеличивались. Сообщения были прерваны различными партиями, которые всюду стерегли транспорты и разбивали обозы. Раненые покидались; начали обнаруживаться различные заболевания. Упадок дисциплины возрастал вследствие необходимости каждому заботиться о своем продовольствии. Упадок духа, опасения и ропот овладели, наконец, этой армией, привыкшей к быстрым успехам и богатству средств Германии и Италии. Наша армия пополнялась из всех губерний Империи, продовольствие притекало к ней в изобилии; доверие и энтузиазм поддерживались настойчивостью Императора и оживлялись частыми стычками, которые постоянно оканчивались в нашу пользу. Армия, которую мир с Турцией отдал в распоряжение Императора, превосходила австрийскую армию, бывшую под начальством князя Шварценберга, и угрожала отрезать путь отступления Наполеону[viii]. Император, совершенно успокоенный относительно намерений шведского королевского принца Бернадотта[ix] и рассчитывая на союзные с ним отношения, вывел войска из Финляндии и отправил генерала Штейнгеля[x] с его войсками на усиление слабой армии графа Витгенштейна. Ополчение сформировалось и приближалось со всех сторон. Наконец, фельдмаршал Кутузов поручил генералу Беннигсену[xi] нападение на французский авангард под командой Мюрата[xii]. Авангард этот был внезапно атакован при Тарутине и почти уничтожен. Тогда Наполеон увидел, что нельзя более терять времени и что малейшее промедление может похоронить его со всей армией в развалинах Москвы. Он приготовился к отступлению. Приходилось покинуть столицу России; совершив славный подвиг, достигнув высшей степени успехов — обратиться в бегство; лишиться господства над общественным мнением, доставленного ему этим завоеванием; решиться уничтожить в своей армии веру в его неизменное счастье и показать удивленной и готовой стряхнуть иго Европе свою слабость и силу России. Чтобы скрыть эту настоятельную и тяжелую необходимость, 4-й корпус, остававшийся все время на Петербургской дороге, перешел в наступление. Генерал Винцингероде приказал мне возвратиться в Клин, повелев оставить только пост в Волоколамске. Сам он выступил с драгунами, несколькими эскадронами гусар и казачьим полком, чтобы напасть врасплох на неприятельский отряд, занимавший Дмитров. В то же время полковник Иловайский получил приказание атаковать их передовые посты на Московской дороге. Неприятель неожиданно покинул Дмитров и повсюду отступил. На него наседали самым настойчивым образом, и он постепенно отошел, преследуемый до самых стен Москвы. Генерал Винцингероде лично двинулся в атаку с двумя полками казаков, которые, будучи ободрены ежедневными успехами и сидя на конях настолько же хорошо кормленных, насколько были плохо кормлены неприятельские, опрокинули в улицы Москвы 3 кавалерийских полка, принявших удар. Казаки многих перебили и взяли более 400 пленных[xiii]. Великая армия Наполеона покинула Москву, и генерал получил несомненное известие, что оставленный им в Кремле гарнизон также готовился очистить его и закладывал мины под древней его стеной, с целью оставить лишний след опустошения и святотатства. Желая спасти Кремль, генерал отправился лично к нашим аванпостам, которые уже проникли внутрь города и находились в виду французского караула, поставленного возле дома губернатора. Генерал приблизился к нему, махая платком и не захотев, чтобы кто-нибудь за ним следовал. Офицер принял его, как парламентера, и собирался послать уведомить маршала Бертье[xiv], бывшего в Кремле, когда на генерала бросился пьяный гусар и увел его в плен. Наши казаки находились слишком далеко, чтобы подать ему помощь, а молодой Нарышкин, кинувшийся один разделить участь своего начальника, объявил его имя и звание и был также уведен в плен[xv]. Я получил ночью это неожиданное известие и поспешил на аванпосты. Тотчас же я выслал трубача с письмом, чтобы предупредить, что французские генералы, находившиеся в нашей власти, отвечают своей жизнью за малейшую неприятность, которая случилась бы с генералом Винцингероде. В два часа утра ужасный взрыв, сопровождаемый светом, возвестил нам разрушение Кремля и освобождение Москвы. Глава IV Москва после французов. Назначение Кутузова начальником отряда. Преследование французской армии до Немана. Занятие отрядом Кутузова Тильзита. Действия против Макдональда. Положение дел перед началом похода 1813 года 10 октября 1812 года мы вступили в древнюю столицу, которая еще вся дымилась. Едва могли мы проложить себе дорогу через трупы людей и животных. Развалины и пепел загромождали все улицы. Одни только разграбленные и совершенно почерневшие от дыму церкви служили печальными путеводными точками среди этого необъятного опустошения. Заблудившиеся Французы бродили по Москве и делались жертвами толпы крестьян, которые со всех сторон стекались в несчастный город. Моей первой заботой было поспешить в Кремль, в метрополию Империи. Огромная толпа старалась туда проникнуть. Потребовались неоднократные усилия гвардейского казачьего полка, чтобы заставить ее отойти назад и защитить доступы, образовавшиеся кругом Кремля от обрушения стен. Я вступил один с офицером в собор, который видел только во время коронации Императора[xvi] блистающим богатством и наполненным первыми сановниками Империи. Я был охвачен ужасом, найдя теперь поставленным вверх дном безбожием разнузданной солдатчины этот почитаемый храм, который пощадило даже пламя, и убедился, что состояние, в которое он находился, необходимо было скрыть от взоров народа. Мощи святых были изуродованы, их гробницы наполнены нечистотами; украшения с гробниц сорваны. Образа, украшавшие церковь, были перепачканы и расколоты. Все, что могло возбудить или ввести в заблуждение алчность солдата, было взято; алтарь был опрокинут; бочки вина были вылиты на церковный пол, а людские и конские трупы наполняли зловонием своды, которые были назначены принимать ладан. Я поспешил наложить свою печать на дверь и приставить ко входу сильный караул[xvii]. Весь остальной Кремль сделался добычей пламени или был потрясен взрывом мин. Арсенал, церковь Ивана Великого, башни и стены образовали груды камней[xviii]. Большое здание Воспитательного Дома привлекло мое внимание. Несколько сот детей, застигнутых вступлением неприятеля, умирали с голоду; множество женщин и русских раненых, которые не могли спастись бегством, нашли там убежище, и несколько тысяч больных Французов были в нем оставлены. Все просили хлеба, а опустошение окрестностей Москвы не позволяло удовлетворить немедленно такую настоятельную потребность. Коридоры и дворы этого огромного здания были наполнены мертвыми — жертвами нищеты, болезней и страха[xix]. Другие большие здания были завалены русскими ранеными, спасшимися от пожара и едва поддерживавшими существование; без помощи, без пищи, они были окружены трупами и ожидали конца своих страданий. Неприятель, очищая Москву, поджег то, что еще уцелело от несчастного города; у нас не было никаких средств потушить пожар, который всюду увеличивал беспорядок и бедствия; крестьяне толпою устремились грабить и захватывать магазины с солью, медную монету казначейства и винные погреба. Весь наш отряд, как бы затерявшийся в огромном пространстве Москвы, едва был достаточен, чтобы сдерживать чернь, вооруженную оружием, отбитым у неприятеля. Только на третий день мы могли немного отдохнуть и считать себя в безопасности посреди этого беспорядка. Продовольствие было подвезено, и целое многочисленное население прибыло искать среди пепла места, которые занимались их домами, и, не сожалея о своих потерях, возблагодарить Бога за освобождение Москвы[xx]. Генерал Иловайский 4-й[xxi] остался старшим после генерала Винцингероде, но, будучи неспособен к командованию, поручил мне все, и я поспешил донести Императору относительно необходимости присылки начальника. Начальником этим был назначен генерал Кутузов. С его прибытием прибыла также Московская полиция, и мы могли покинуть этот печальный и несчастный город, чтобы принять участие в преследовании французской армии. Из 13 800 дворцов и домов, бывших в Москве, только 1500 уцелели от пожара. Армия Наполеона, вынужденная маневрами фельдмаршала Кутузова и кровавыми боями под Малоярославцем[xxii] начать отступление по той же дороге, которая была совершенно опустошена во время наступательного движения, испытывала полный недостаток продовольствия. Упадок дисциплины и духа ускорил это отступление и скоро превратил его в постыдное бегство. Тревожимая со всех сторон, французская армия ежедневно теряла обозы, орудия и значительное число солдат. Наши казаки и крестьяне днем и ночью окружали ее во время марша и остановок на биваках, избивали фуражиров и захватывали все продовольственные средства. Наконец, небо, казалось, взяло на себя месть за Россию. Поднялся ужасный ветер и принес 25-градусный мороз. Неприятельские лошади, не подкованные на зимние шипы и выбившиеся из сил, падали непрерывно и оставляли в наших руках обозы, парки и артиллерию. Вся добыча, взятая в Москве, досталась казакам. Несчастные Французы в лохмотьях, голодные, застигнутые стужей, почти более не сражались и гибли от лишений. Ненасытный голод обратил их прежде смерти в скелеты, и эти обезображенные тени тащились друг за другом, высматривая, где бы поесть падали или отогреть свои полузамерзшие тела. Длинный след трупов, окоченевших от холода, обозначал путь и страдания армии, выставленной Европой. Мы встретили в Духовщине корпус вице-короля Италии, который, потеряв всю свою артиллерию и обоз, тянулся к Смоленску, где он соединился с Великой армией[xxiii]. Между тем граф Витгенштейн взял штурмом Полоцк, а адмирал Чичагов[xxiv] двигался к Минску. Несомненно, армия Наполеона растаяла бы до вступления в Смоленск, если бы фельдмаршал Кутузов ускорил преследование и ежедневно вводил в серьезный бой линейные войска вместо того, чтобы возложить эту задачу на алчных казаков[xxv]: В Смоленске она нашла еще некоторое количество продовольствия и продолжала свой марш на Красный. Часть нашей армии предупредила противника. С нашей стороны бой велся там вяло, и Французы, вынужденные все поставить на карту, чтобы проложить себе дорогу, потеряли только около двадцати тысяч человек, в том числе наполовину убитых и пленных. Адмирал Чичагов, предупрежденный о приближении Наполеона, овладел трудной переправой через Березину. Граф Витгенштейн направился туда, гоня перед собой противопоставленный ему корпус. Если бы наша главная армия преследовала неотступно и безостановочно, как и должно бегущего неприятеля, никогда бы Наполеон, ни один человек из его армии не спаслись бы. Но адмирал, будучи очень плохим военачальником, допустил разбить свой авангард, и едва не был атакован неожиданно сам в Борисове. Граф Витгенштейн прибыл только тогда, когда Французы уже навели мост, а наша главная армия занималась маневрами вместо того, чтобы нанести там последний удар. Величайшие затруднения, встреченные при наводке моста, несколько пушечных выстрелов и, в особенности, страх, овладевший французской армией, заставил их, однако, дорого заплатить за этот переход. Вся уцелевшая артиллерия, обозы, несчастные женщины и дети, следовавшие за французской армией, исчезли под льдом Березины или были брошены на берегах ее. Несколько тысяч раненых, больные и выбившиеся из сил солдаты — погибли вблизи моста и увековечили эту переправу всеми бедствиями и ужасами, которые только могут постигнуть человечество. Наполеон, по переправе, в санях обогнал армию, сопровождаемый лишь несколькими доверенными лицами. Он не остановился в Вильне и бежал за Неман, который он с таким высокомерием перешел только за несколько месяцев перед тем, проехал через Германию, и сам привез в Париж известие о всех поражениях[xxvi]. Малочисленные остатки его огромной армии продолжали отступление до Вильны. Наша армия по-прежнему слабо их преследовала. Вынужденные очистить Вильну, немногие, сохранявшие еще сомкнутость, части исчезли. Не получая приказаний и не думая о каком бы то ни было сопротивлении, каждый принадлежавший к этой пестрой армии бежал, куда хотел, стремясь скорее достигнуть границы России. Несколько казачьих партий преследовали и захватывали множество пленных. Если бы нашему отряду позволили тотчас же перейти Неман и преследовать бегущих в Пруссии, почти все маршалы, генералы и офицеры были бы взяты. Вместо того, они имели время прибыть в Кенигсберг, где, при помощи денег, получили от Немцев все, в чем нуждались[xxvii]. Несмотря на это, число неприятелей, которые переправились обратно через Неман, нельзя считать свыше 30 тысяч человек. Таким образом, эта 6-месячная война стоила Европе более 400 тысяч человек — цвет ее населения, пожертвованный слепому честолюбию Бонапарта. Император назначил свою главную квартиру в Вильне и явился туда с целью собрать свою армию и излить свои благодеяния. Наш отряд ожидал в Юрбурге приказания перейти границу. Он был первым, перешедшим ту преграду, которую могущество Наполеона хотело навсегда поставить России. Наполеон утверждал, что спокойствие Европы требовало, чтобы этот народ Севера был вытеснен в наиболее суровые его области. Мы направились к Тильзиту. Полковник Тетенборн[xxviii] и мой брат, командовавший нашим авангардом, опрокинули несколько эскадронов прусских гусар, которые хотели защищать вход в город. Население приняло нас там с радостью и энтузиазмом, который обнаружил нам благоприятное настроение, одушевлявшее Пруссаков, и предсказал нам легкость побед. Тильзит был ареной унижения России и падения Пруссии; он первым увидел посрамление Наполеона, славу России и надежды Пруссии. Макдональд[xxix] находился еще в Курляндии, и его корпус, составленный из десяти тысяч французов и двенадцати тысяч Пруссаков, один избег общего уничтожения. Генерал Дибич[xxx] был выслан из корпуса графа Витгенштейна, чтобы затруднить его отступление и в особенности с целью побудить прусского генерала Йорка[xxxi] отделиться от Французов. Два батальона егерей и два орудия усилили наш отряд, который получил приказание, насколько возможно, приостановить движение неприятеля. Но последний скрыл так хорошо свой марш и так быстро двинулся на Тильзит, что егеря и два орудия были атакованы ранее, чем успели выставить для обеспечения аванпосты, и были взяты неприятелем. Мы вынуждены были уступить город. Между тем генерал Дибич имел успех в переговорах. Пруссаки оставили Французов и, согласно предварительного договора, расположились по квартирам в окрестностях Тильзита, где они сохраняли полный нейтралитет. При этих обстоятельствах мы наделали ряд ошибок. Русский корпус, противопоставленный в Курляндии генералу Макдональду, вместо того чтобы следовать за ним по пятам, терял время на занятие Мемеля[xxxii], которого никто не защищал. Граф Витгенштейн, вместо того чтобы ускорить движение со всем своим корпусом, ограничился высылкой нам двух указанных слабых батальонов, которые мы тотчас же ухитрились потерять, а генерал Шепелев[xxxiii], неудачно выбранный для того, чтобы с другим отрядом предупредить неприятеля на дороге в Кенигсберг, дал ему пройти, занявшись провозглашением тостов во славу нашего оружия. Макдональд, благодаря нам, достиг счастливо Кенигсберга, и его слабый, но сохранивший порядок корпус послужил там маяком для сбора всех беглецов, прибывавших из России, и сделался ядром новой армии. Все хотели перейти границу, и множество отрядов под командой разных начальников и без общего руководства, устремились со всех сторон, наводнили эту часть Пруссии и ровно ничего не сделали. Французы, под командой Мюрата, успели все вывести из Кенигсберга, отправить своих больных в Данциг и, наконец, выйти из этого города и перейти Вислу, почти не будучи обеспокоены. Около полудюжины генералов овладели очищенным Кенигсбергом и приписали себе эту славную победу. Наконец, прибыл граф Витгенштейн и положил конец беспорядочным действиям. Сам Император перешел границы своей Империи. Значительный корпус наступал на Варшаву, и вторая кампания в Германии готова была начаться при самых счастливых предзнаменованиях. Польше,
лишившейся своей единственной
поддержки, оставалось только прибегнуть
к великодушному милосердию Императора.
Слабые остатки ее армии, под командой
князя Понятовского[xxxiv]
получили позволение покинуть их
отечество. Вся Германия желала успеха
нашему оружию и простирала нам
навстречу руки, готовые сбросить оковы.
Пруссия решительно и смело готовилась
присоединить свои войска к нашим.
Австрия радовалась неудачам Наполеона и
выжидала еще несколько более
благоприятной обстановки, чтобы
выступить против него. Швеция
вооружалась, чтобы принять участие в
этой последней борьбе, и вселенная с
изумлением взирала на энергию России и
на благородную умеренность ее
могущественного Государя[xxxv]. [i] Это место в «Записках» является источником небольшого заблуждения. Именно Хорошево принято считать местом переправы отряда, но у Бенкендорфа ничего об этом не сказано, только о необходимости защиты переправы у Хорошева. Отряд форсировал Москва-реку у Троице-Лыково, а Хорошевская переправа была важна для главной армии (овладев ею, неприятель мог угрожать флангу русской армии) и бдительно охранялась левофланговым прикрытием отряда. [ii] Все, что написано Бенкендорфом об оставлении Москвы, равно как и о вступлении в нее (в начале IV главы), принадлежит к самым сильным страницам во всей мемуаристике об этих днях 1812 года. [iii] Из ряда свидетельств о пожаре Москвы то, что пишет Бенкендорф, выделяется необычным ракурсом и живостью. У Пушкина: «Русь обняла кичливого врага, И заревом московским озарились Его полкам готовые снега». («Была пора: наш праздник молодой...», 1836 год) [iv] Великая Княжна Екатерина Павловна (1788—1819) — младшая сестра императора Александра I, его друг и советчик. Одна из выдающихся женщин своего времени. В первом браке (с 1809 г.) — супруга принца Георгия Петровича (Петра Фридриха Георга) Ольденбургского (1784—1812), тверского, новгородского и ярославского генерал-губернатора. Во втором браке (с 1816 г.) — королева Вюртембергская. [v] Виктор Антонович Прендель (1766—1852) — выходец из Австрии, уроженец Тироля. На русской службе с 1804 г. В чине майора отличился в 1812 г. под Москвой под командой генерала Винценгероде. В 1813 г. — полковник, командир армейского «летучего отряда», один из героев 1812 года и освобождения Германии. [vi] Наступление французов в Петербургском направлении и по дорогам на Ярославль, Дмитров и Волоколамск, помимо прикрытия своих грабителей, рассыпавшихся по Подмосковью, вероятно, преследовало и иную цель. Судя по количеству войск и по энергии их движения, это могла быть и своего рода разведка боем на случай выступления всей Великой армии в направлении на Петербург. На этом настаивали маршалы, Наполеон колебался. Нападение части русской армии на войска Мюрата под Тарутино и их поражение показали французскому командованию, что движение на Петербург невозможно. Оставалось направиться на юго-запад. 4-й корпус Богарне был переведен с Петербургского направления на Калужское, где занял место авангарда. [vii] Е. В. Тарле в своей книге «Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год» (с. 179—180) дает эпизоду с «петербургскими интриганами» пояснение. 24 сентября 1812 года «взбунтовавшиеся крестьяне Волоколамского уезда и один священник, соучаствовавший с ними» (так сказано в документе Комитета министров), были обречены на репрессию по клеветническому доносу, направленному в Петербург. [viii] Дунайская
армия, освободившаяся после
заключения Бухарестского мира, была
направлена на соединение с Третьей
Западной армией, и обе подчинены
адмиралу П. В. Чичагову. К концу войны
это была самая крупная и свежая
группировка русских войск. Частные
успехи соединенной армии были
значительны, часть Белоруссии от
Слонима до Борисова была ею быстро
освобождена, но в операции на Березине
из-за ошибки Чичагова она не оправдала
надежд. Князь Карл Филипп Шварценберг, герцог Крумадский (1771—1820). Служил в австрийской армии с 1788 г., участник войны с Турцией. Участник всех войн Австрии с революционной и с наполеоновской Францией. В 1805 г. во время катастрофы в Ульме пробился из окружения в Чехию с эрцгерцогом Фердинандом. В 1808 г. — посланник Австрийского Императора в Санкт-Петербурге. Участник сражения при Ваграме в 1809 г. В 1812 году был поставлен во главе вспомогательного австрийского корпуса, выдвинутого на Волынь и в Западную Белоруссию в поддержку 7-му армейскому (саксонскому) корпусу генерала Ренье. Участие Австрии в наполеоновском нашествии было вынужденным, хотя Наполеон и соблазнял австрийцев возможными приобретениями за счет России. Сколько-нибудь серьезных действий против корпуса Шварценберга не велось, ибо учитывали перспективу союзных отношений с Австрией. В 1813 г. — фельдмаршал. В конце 1813—1814 гг. Шварценберг был в числе главнокомандующих союзными армиями, но активностью в ведении боевых действий не отличался. [ix] Жан Батист Жюль Бернадотт (1763—1844) — маршал Франции, один из плеяды талантливых военачальников республиканской и наполеоновской армии. В 1810 г. в результате дипломатической интриги был избран риксдагом(парламентом) наследником шведского престола с именем Карл-Юхан и усыновлен бездетным королем Карлом XIII. С этим избранием Наполеон связывал установление своего влияния на севере Европы, но Бернадотт повел независимую политику в интересах Швеции. В 1812 г. он не присоединил Швецию к европейской антирусской коалиции, заключил сепаратный договор с Императором Александром I, по которому гарантировался нейтралитет Швеции во время наполеоновского вторжения в Россию. Это был крупный успех дипломатии Александра I. В августе 1813 г. присоединился к антинаполеоновской коалиции, возглавил Северную армию. Участвовал в ряде сражений, в том числе в «битве народов»под Лейпцигом. С 1818 г. — король Швеции под именем Карл XIV Юхан. [x] Граф Фаддей Федорович Штейнгель (1762—1831) — генерал от инфантерии. Участник войн с Францией в 1806—1807 гг. и с Швецией в 1808—1809 гг. В начале 1812 г. — главнокомандующий войсками в Финляндии, которые находились там на случай, если Швеция примкнет к Наполеону. Но поскольку переговоры Императора Александра I и наследного принца Швеции Карла-Юхана (Бернадотта) завершились в пользу России, Финляндский корпус Штейнгеля получил приказ направиться на защиту Петербурга от французов. В августе удачно действовал против корпуса маршала Ж. Э. Макдональда под Ригой, затем вместе с Витгенштейном освободил Полоцк (7 октября1812 г.), разбил баварский корпус генерала К. Вреде, нанес поражение маршалу К. П. Виктору, дошел до Вислы. По окончании кампании 1812 г. был генерал-губернатором Финляндии. [xi] Граф Леонтий Леонтьевич Беннигсен (1745—1826) — генерал от кавалерии. Уроженец Ганновера,на русской службе в 1773—1818 гг. Участник убийства императора Павла I. Командовал русской армией в кампанию 1806—1807гг. В 1812г. был направлен в армию одновременно с М. И. Кутузовым, получил несколько неопределенную должность исполняющего обязанности начальника штаба. Возглавлял войска, победившие в Тарутинском сражении. В ноябре 1812 г. выслан Кутузовым из армии за интриги. В 1813—1814 гг. успешно действовал в Германии при освобождении Ганновера и других государств. Получил орден Св. Георгия 1-й степени. Выйдя в отставку, уехал из России. Сочетал талант стратега и военачальника с явными промахами и ошибками в руководстве боевыми действиями. [xii] Иоахим Мюрат (1767—1815) — маршал Франции, Неаполитанский король (с 1808 г.). Сын трактирщика, Мюрат сделал блестящую карьеру кавалерийского командира в республиканской и наполеоновской армии. Один из любимцев Наполеона, супруг его сестры Каролины. В 1812 г. командовал всей резервной кавалерией Великой армии в составе четырех корпусов. Во главе авангарда основной группы войск проявил себя достаточно бездарно — не выиграл ни одного боя и «потерял» русскую армию на марше после оставления ею Москвы, потерпел поражение под Тарутино. В конце кампании возглавил брошенные Наполеоном после Березины остатки Великой армии, при этом погубил в Литве без цели и смысла (буквально заморозил) 34-ю дивизию генерала Луазона и неаполитанскую гвардию. Командовал кавалерией в 1813 г. под Дрезденом и Лейпцигом, затем покинул Наполеона. Во время «Ста дней» сделал попытку вернуть себе утраченное королевство, был схвачен и расстрелян англичанами. [xiii] Этот кавалерийский бой произошел 8 октября в северном предместье Москвы — между Петровским дворцом и Тверской заставой. Сведения, сообщаемые Бенкендорфом о бое 18-го октября, позволяют составить об отступлении Великой армии из Москвы следующее представление. Занимавший во время оккупации Москвы ее северные окраины и предместья 4-й армейский корпус Богарне был передвинут в авангард Великой армии и уже маршировал в направлении на Калугу. На месте расположения корпуса Богарне осталась группировка легкой кавалерии (бригада или несколько более). Она должна была удерживать район между Петровским дворцом и Тверской заставой от попыток отряда Винценгероде войти в Москву до тех пор, пока последние обозы не выберутся за город на калужскую дорогу, а затем, быстро пройдя Москву, их догнать и составить арьергард, стать для обозов прикрытием. Этот кавалерийский отряд был атакован казаками Винценгероде значительно (на два-три дня) раньше, и гораздо энергичнее, нежели предполагали французы. Успех принесла внезапность нападения — судя по всему, казаки атаковали непосредственно с марша, а французы не ожидали от русских такой прыти и не были готовы дать отпор. Не случайно, даже двумя днями позже, когда в город вошли войска братьев Иловайских и Бенкендорфа, казаки разбивали хвосты застрявших в московских улочках обозов, у которых совсем не было прикрытия. Победа перед тверской заставой 8 октября открыла вход в Москву. В «Календаре Наполеона» («1812 год. Мемуары современников и очевидцев». М., 1912, с. 61) под 11(23) октябрем написано: «...Маршал Мортье еще до зари оставляет Москву и отправляется в Верею, после того, как устроил мины под Кремлем. Сначала еще сражения между Мортье и Витцингеродэ (sic!). ...» На самом деле Мортье с Молодой гвардией ушел из Кремля еще в ночь на 10-е октября. Скорее всего, в «Календаре» осталась неисправленной дата. Наполеон уезжает из Кремля к вышедшей из Москвы армии, 8-го Винценгероде разбивает наголову конный арьергард Мортье перед тверской заставой, вскоре узнает о работах по минированию Кремля, утром 9-го Винценгероде лично отправляется в Москву на разведку и схвачен у передового поста французов почти у самого Кремля. 9-го же почти весь его корпус сконцентрирован у тверской заставы и Петровского дворца. В ночь на 10-е Мортье с Молодой гвардией ввиду угрозы со стороны тверской дороги поспешно покидает Кремль. Под утро французы наспех производят взрывы башен и стен Кремля, Арсенала и других строений. Не все взрывы удачны, часть «объектов» заминировать так и не успели. Утром 10-го братья Иловайские и за ними Бенкендорф входят со своими бригадами в город, казаки Иловайских громят оставшиеся без прикрытия хвосты уходящих за Молодой гвардией обозов. Бенкендорф своей бригадой занимает Кремль и ближайшие к нему районы. 11-е октября осталось «плановой» датой ухода войск маршала Мортье и взрыва Кремля в наполеоновском «Календаре». Следовательно, бой 8-го октября и готовность всего корпуса Вингенцероде с боем войти в Москву уже к вечеру 9-го ускорили эвакуацию французами Москвы и спасли от уничтожения часть зданий Кремля (соборы, Чудов монастырь, Сенат и др.). [xiv] А. X.
Бенкендорф ошибочно называет имя
маршала Бертье, речь должна идти о
маршале Мортье, остававшемся тогда в
покидаемой Великой армией Москве. Князь Луи Александр Бертье (1753—1815) — герцог Невшательский, маршал Франции. Происходил из старой аристократии, был офицером королевской армии. С 1800 г. возглавлял главный штаб армии Наполеона. Талантливый военный администратор. В 1814 г. присягнул на верность Бурбонам, остался маршалом и пэром Франции. Во время «Ста дней» уехал в Баварию, в Бамберг, где, как считается, покончил жизнь самоубийством (по иной версии, его выбросили из окна неизвестные убийцы). Адольф Эдуард Казимир Жозеф Мортье, герцог Тревизский, маршал Франции (1768—1835). В армии с 1789 г. Участвовал в завоевании Голландии республиканским генералом Пишегрю в 1795 году. В 1799 г. — бригадный генерал в «Гельветической» (т. е. Швейцарской) армии генерала Массена. Вместе с ним был в сражении у Муотты 25 сентября, где они потерпели поражение от арьергарда суворовской армии генерала Розенберга. За заслуги в кампании 1800 г. получил чин дивизионного генерала. В 1804 г. — маршал империи. В 1805 году назначен командующим гвардейской пехотой Великой армии. В 1806 г. командовал 8-м армейским корпусом в войне с Пруссией, в 1807 г. участвовал в сражении при Фридланде. С 1808 г. — в Испании. В походе 1812 года в Россию получил в командование три пехотные дивизии Молодой гвардии. Комендант оккупированной Москвы с 2 сентября по 8 октября. Прославился тем, что, выполняя приказ Наполеона уничтожить Кремль, взорвал часть стен, башни и другие строения Кремля. В 1813 г. участвовал в сражениях при Люцене, Кенигсварте, Бауцене, Дрездене и Лейпциге. В 1814 г. сражался у Красна и Лаона, вместе с маршалом Мармоном проиграл Александру I и Барклаю сражение у стен Парижа и подписал капитуляцию французской столицы. При Бурбонах сумел удержаться, а при «июльской» монархии «пошел в гору»: в 1832 году был назначен послом в Петербург, затем получил пост военного министра. Был убит взрывом «адской машины» в Париже 28 июля 1835 г. [xv] Лев Александрович Нарышкин (1785—1846). В юности служил при Императорском дворе, затем в Лейб-Гвардии Преображенском полку, поручик; участник кампаний 1805 г. и 1806—1807 гг.; штаб-ротмистр Лейб-Гвардии Гусарского полка, ранен в сражении при Фридланде и награжден золотым оружием. В 1807 г. вышел в отставку, снова при дворе, камергер. В 1812 году вернулся на военную службу. Ротмистр, командир 8-го эскадрона Изюмского гусарского полка. Сражался под Островно, под Смоленском, где был ранен. С сентября — вместе с полком в отряде генерала Винценгероде, его дежурный штаб-офицер. 8 октября, когда Винценгероде был захвачен французами в Москве, добровольно разделил с ним плен, и вместе с ним был освобожден казаками из отряда графа A. И. Чернышева. Участвовал в боях на Березине, произведен в полковники, вернулся в Лейб-Гвардии Гусарский полк. Был участником походов и многих сражений 1813—1814 гг. Командовал отдельной казачьей бригадой в корпусе Винценгероде. За сражение при Денневице, где взял восемь орудий, награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Ранен в сражении при Лейпциге. Участник похода в Голландию и кампании 1814 г. во Франции. По окончании войны — генерал-майор; с 1823 г. в отставке. В 1843 г. вновь вернулся на службу, генерал-адъютант, с 1844 г. занимался делами Александровского комитета попечения о раненых воинах. Скончался во время отпуска в Париже, похоронен в Александро-Невской лавре. Его воспоминания о французском плене написаны ок. 1837 г. для историка А. И. Михайловского-Данилевского и опубликованы B. И. Харкевичем в 1903 г. [xvi] Коронация Императора Александра I состоялась 15(27) сентября 1801 г. в Успенском соборе Московского Кремля. [xvii] Это свидетельство о Москве и Кремле после оккупации уникально — оно «из первых уст». [xviii] У юного Пушкина: Где ты, краса Москвы стоглавой, Родимой прелесть стороны? Где прежде взору град являлся величавый, Развалины теперь одни; Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен! Исчезли здания вельможей и царей, Все пламень истребил. Венцы затмились башен, Чертоги пали богачей. («Воспоминания в Царском Селе», 1814 год) [xix] Ошибка Бенкендорфа — колокольня Ивана Великого не пострадала, были разрушены лишь окружающие строения. [xx]
Воспитательный Дом и его директор
генерал Тутолмин вошли в историю
оккупации Москвы. В Воспитательном
Доме нашли убежище не только его
постоянные обитатели, но и русские и
французские раненые. Наполеон
безуспешно пытался использовать
Тутолмина в качестве посредника в
переговорах с Императором
Александром I. Полковник Бенкендорф был временным военным комендантом Москвы и Кремля в течение всего двух недель до отправления отряда, теперь под командованием П. В. Голенищева-Кутузова* из Москвы 23 октября. [xxi] Иван Дмитриевич Иловайский 4-й (1767 — после 1827) — в 1812 г. генерал-майор, командир Донского казачьего своего имени полка, состоявшего вначале войны в арьергарде Второй Западной армии. Отличился в бою при Романове. Затем состоял в отдельном отряде генерал-адъютанта Ф. Ф. Винценгероде. Номинальный, в силу старшинства в чине, командир отряда во время его вступления в Москву. В 1813 г. — участник сражений при Люцене, Бауцене и Лейпциге, в 1814 г. — под Красном и Парижем. [xxii] Бой под Малоярославцем 12 октября 1812 г., в котором 4-му армейскому корпусу Богарне и двум дивизиям из 1-го корпуса Даву противостояли русские войска из 6-го, 7-го и 8-го корпусов Д. Н. Дохтурова и Н. Н. Раевского. Силы противников были примерно равны. Город восемь раз переходил из рук в руки. Упорный бой закончился, когда вся русская армия подошла и заняла выгодную позицию, преграждая путь на Калугу. Наполеон не принял генеральное сражение и повернул Великую армию к Старой Смоленской дороге, начав отступление. [xxiii] Автор опускает описание движения отряда от Москвы к Смоленску. Отряд вышел из Москвы 23-го октября и направился через Звенигород, Рузу и Гжатск на Духовщину и Смоленск. [xxiv] Адмирал и генерал-адъютант Павел Васильевич Чичагов (1765—1849).Сын знаменитого адмирала В. Я. Чичагова. Из Лейб-Гвардии Преображенскогополка перешел в чине поручика в морскую пехоту, был адъютантом у своего отца с 1782 г. Участвовал в войне со шведами 1789—1790 гг. Награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. В царствование Павла I несколько раз отставлялся от службы, был под арестом, но всегда возвращался на службу. В 1799 г. в чине контр-адмирала успешно командовал эскадрой, прикрывавшей десантирование корпуса генерала И. И. Германа в Голландии. Принудил франко-голландскую эскадру в заливе Зюдер-Зее капитулировать, награжден командорским Мальтийским крестом и орденом Св. Анны 1-й степени. 1802 — вице-адмирал; в1807 г. — полный адмирал и военно-морской министр. В 1811 г. ушел с поста министра и назначен командующим Черноморским флотом. В 1812 г. принял командование Дунайской армией и после ее соединения с 3-й Западной армией командовал обеими. Назначение адмирала Чичагова командующим сухопутными армиями было безусловной ошибкой Императора Александра, необходимо было оставить Тормасова во главе Третьей армии и подчинить ему Дунайскую армию. На Чичагова возложили ответственность за неудачу операции на Березине, где Наполеону и части его армии удалось вырваться из окружения. Но вины Чичагова в этом нет, т. к. здесь не сработала разведка, позволившая французам дезинформировать лица (так называемые «борисовские евреи»), пользовавшиеся заслуженным доверием русских. После занятия Белостока и Варшавы в 1813 г. оставил армию и удалился в свое имение, по выходе в отставку в 1814 г. покинул Россию, жил в Италии, во Франции. В 1834 г. отказался подчиниться указу о возвращении на родину в пятилетний срок. Был исключен из службы, лишен звания члена Государственного совета и имущества в России. [xxv] Бенкендорф не прав. Его упрек Кутузову за недостаточную энергию преследования не оригинален, подобное мнение было достаточно распространено. Более справедлива оценка Карла фон Клаузевица: «Никогда преследование неприятеля в большом масштабе не велось так энергично и с таким напряжением сил, как в эту кампанию. Правда, русские генералы часто проявляли нерешительность ..., когда следовало захватить бегущих, но все же заслуживает удивления энергия общего натиска при огромном масштабе фронта» (Карл фон Клаузевиц. «1812 год». М., 1937, с. 149). Бенкендорф говорит как кавалерийский генерал, привыкший к быстрым передвижениям «летучих корпусов». Он не учитывает трудностей движения большой армии в зимнее время по опустошенной местности, а также то обстоятельство, что противник не отступал, а бежал и скорое преследование было возможно только для кавалерии. Кутузов должен был прийти к границе со сколько-нибудь значительными силами. В Вильно его армия имела менее половины от той численности, с которой начинала преследование.(Не выдерживали тягот преследования, в основном, неопытные солдаты из рекрутов и поступившие в строй из ополчения.) Это говорит о том, что «энергия преследования» была предельно высокой. [xxvi] Бегство Наполеона из армии после Березины в последующее время изображалось, в основном, как проявление государственной мудрости, тогда как на самом деле оно являлось неслыханным предательством главнокомандующим собственной армии. Есть возможность сравнения: Александр и Кутузов не оставили свою армию во время разгрома при Аустерлице. Через семь лет их противник бросил всю армию, включая резервные части в Вильно, в Польше и в Германии. [xxvii] Бенкендорф прав как военный, но забывает, что не было возможности перейти границу и идти на Кенигсберг прежде заключения соответствующего соглашения с Пруссией. [xxviii] Барон Фридрих Карл Теттенборн (1778—1845). Один из легендарных героев наполеоновских войн. Уроженец Бадена. Юношей, будучи студентом Геттингенского университета, поступил на австрийскую службу в легкоконный полк графа Кинского. Участник кампаний 1795 г. в Голландии, в 1796 г. в Италии, лейтенант; в 1800 г. участвовал в сражении при Гогенлиндене, ротмистр. В1805 г. во время блокады и капитуляции Ульма не сдался, а пробился из окружения (как и Князь Шварценберг) вместе с немногочисленной кавалерией эрцгерцога Фердинанда. В 1809 г. снова воевал с французами. Подполковник. В1812 г. прибыл в Петербург и 31 августа был принят на русскую службу тем же чином, направлен под Москву в летучий корпус Винценгероде. Участвовал в боевых действиях под Москвой, в преследовании противника, в боях на Березине, при занятии Вильно. Награжден орденом Св. Георгия 4-й степени и произведен в чин полковника. В 1813 г. проявил себя во всем блеске как командир армейского «летучего» отряда. Отличился при занятии Кенигсберга и Берлина, при взятии и защите Гамбурга (два с половиной месяца оборонял город от войск маршала Даву, имея только добровольцев из местных жителей). В марте получил чин генерал-майора и орден Св. Георгия 3-й степени. В 1813—1814 гг. в составе Северной армии освобождал города на севере Германии, воевал в Дании. Был прикомандирован с отрядом к корпусу Винценгероде, взял вместе с ним Бремен, был участником взятия Кельна, сражался при Арси-сюр-Об и при Сен-Дизье. Награда — золотая сабля с алмазами. Назначен командиром бригады 3-й уланской дивизии. В 1815 г. участвовал в последнем походе во Францию. В 1818 г. отбыл на родину в Баден, был назначен послом в Австрию. Скончался в Вене. [xxix] Жак Этьен Жозеф Александр Макдональд (1765—1840) — герцог Тарентский, маршал Франции. Один из лучших военачальников Великой армии. В1799 г. был разбит на реке Треббия А. В. Суворовым. В 1812 г. командовал 10-мармейским корпусом, действовавшим в Прибалтике, осаждал Ригу, где был отражен Штейнгелем. В 1813 г. участвовал в сражениях при Люцене, Бауцене иЛейпциге. [xxx] Граф Иван Иванович Дибич-Забалканский (1785—1831) — сын выходца из Пруссии. В 1812 г. генерал-майор, обер-квартирмейстер 1-го корпуса графа П. В. Витгенштейна. Успех его переговоров с прусским генералом Йоркомфон Вартенбургом стал основой последующего союза России и Пруссии. В1813 г. — генерал-квартирмейстер всех русских войск. Один из крупнейших военных талантов, выдвинувшихся в войне 1812 г. За сражение при Лейпциге — генерал-лейтенант. В 1818 г. — генерал-адъютант, с 1824 г. — начальник Главногоштаба. Вершина его деятельности — русско-турецкая война1828—1829 гг., когда он перешел Балканы и привел русские войска к предместью Стамбула — Адрианополю. Орден Св. Георгия 1-й степени. Генерал-фельдмаршал. Скончался от холеры во время польской войны. [xxxi] Граф Ханс Давид Людвиг Йорк фон Вартенбург (1756—1828) — прусский генерал-лейтенант. В 1812 г. командовал прусскими войсками, которые должны были содействовать 10-му армейскому корпусу Макдональда в движении через Прибалтику на Петербург. В конце кампании заключил соглашение с русским генералом Дибичем (Таурогенская конвенция) и фактически перешел насторону России. Это действие Йорка способствовало выходу Пруссии из антирусской коалиции и ее превращению в союзника России. В 1813 г. командовал корпусом в соединенной русско-прусской армии. [xxxii] Город Мемель — старое немецкое название современной латвийской Клайпеды. [xxxiii] Дмитрий Дмитриевич Шепелев (1771—1841). Кавалерийский генерал. В 23 года получил орден Св. Георгия 4-й степени за сражение при Хелме в Польше. В 1796 г. — участвовал в Персидском походе, в 1799 г. — в походе в Швейцарию, получил чин полковника. В 1802 г. — флигель-адъютант. В 1805 г. участвовал в сражении при Аустерлице. В 1807 г. получил орден Св. Георгия 3-й степени за преследование французов после сражения при Гут-штадте. Был в сражении при Фридланде. Генерал-майор. Воевал с шведами в 1808—1809 гг. Затем вышел в отставку, вернулся на службу в 1812 г. Некоторое время после Бородинского сражения командовал 1-й гвардейской кирасирской бригадой (кавалергарды и конногвардейцы). Участник сражений при Малоярославце и под Красным, после Березины — командир авангардного отряда из 1-го корпуса князя П. X. Витгенштейна, направленного в конце кампании против французских войск в Прибалтике. Его действия были неудачны. В 1813 г. отличился при взятии Кенигсберга, за что получил чин генерал-лейтенанта. Затем действовал при блокаде Гамбурга. После войны командир 5-й гусарской дивизии. В 1816 г. ушел в отставку по болезни. [xxxiv] Князь Юзеф Антон Понятовский (1763—1813) — племянник последнего польского короля Станислава Августа. На стороне Наполеона сражался со времени прусской кампании 1806 г. Военный министр герцогства Варшавского. Подготовил к вторжению в Россию польские войска, численностью почти в 100тыс. человек. Почти все они были распределены между разноплеменными контингентами Великой армии. Только 5-й армейский корпус под непосредственным командованием Понятовского был исключительно польским. Почти все польские полки не вернулись из русского похода. В 1813 г. получил жезл маршала Франции. Прикрывал отступление разбитой наполеоновской армии от Лейпцига, был тяжело ранен и утонул при переправе через р. Эльстер. [xxxv] Патетический эпилог мемуаров не должно считать пустым дифирамбом. В свойственном его эпохе стиле автор излагает сумму тех политических реалий, что сложились к началу зарубежного похода русской армии.
Оцифровка и вычитка - Константин Дегтярев, 2003 Публикуется
по изданию: Записки Бенкендорфа. 1812 год.
Отечественная война. 1813 год. |
