Оглавление

А.П. Языков[i]

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О СЕЛЕ ГРУЗИНЕ, ИМЕНИИ ГРАФА АРАКЧЕЕВА В 1826 ГОДУ

3а обедом граф говорил, что в вотчине теперь всего 32 деревни, но что их было более, а он все перестроил по планам, что все дороги от одной деревни до другой шоссейные, что асе постройки и работы сделаны собственными его средствами, и вообще крестьяне блаженствуют. После обеда граф был особенно ласков и словоохотлив, и, казалось, ему очень хотелось высказаться, сообщить многое, касающееся близкого его положения к покойному Императору Александру I...

Сперва повел он нас в комнату, занимаемую Императором Александром I во время посещений Грузина, и указал на диван, на котором почивал он; здесь впоследствии граф Аракчеев поставил портрет Императора и сделал следующую надпись: «В Бозе почивающий Государь, отец и благодетель мой, Император Благословенный Александр 1-й, в приезд свой к графу Аракчееву в село Грузино, всякий раз изволил занимать сии комнаты. Посетитель! преклони колена с умилением и сокрушенным сердцем на месте сем и принеси теплую молитву к Всевышнему об успокоении в Царствии Небесном души Александра Благословенного Отца Отечества!» На этом самом диване граф Аракчеев окончил свою жизнь, и взоры его до последней минуты были обращены на портрет горячо любимого им Императора.

Затем граф обратил внимание наше на письменный стол, покрытый множеством разных вещей.

«Это стол, — сказал он, — на котором Император Александр I писал, когда приезжал в Грузино». И в этом роде продолжался весь остальной рассказ графа; поразительна была точность, с какою сохранилось у него воспоминание о каждой веши, которая чем-нибудь напоминала ему покойного Императора, и во всех словах его виделось свяшенное уважение к этим предметам.

«Вот ящик, где хранятся пустые конверты с собственноручными на них надписями Императора Александра I на мое имя, как то: «графу Аракчееву, графу Алексею Андреевичу Аракчееву». За сим он взял лист, лежавший сверху, и прочел следующее: «В этом ящике лежат конверты с собственноручными надписями покойного Императора Александра 1-го к графу Аракчееву за три последние года». За прежние годы граф Аракчеев имел неосторожность подобные конверты разрывать, чего он себе никогда не прощал. Конверты же с письмами от Императора, на которых адрес был печатный или писан другою рукою, все уничтожены; всех тут конвертов находится 840 разной величины.

Потом указал на маленький сафьяновый ящик, где находились 4 ружейные чугунные пули эллиптической формы, совершенно подобной голубиному яйцу, и сказал: «Я сохраняю эти пули для того, что человек должен зазнаваться и помнить, что всегда может сделать глупость. Вот в чем дело: в 1812 году, когда Наполеон приближался к Москве и страх был всеобщий, Император Александр мне сказал: «Ко мне явился некто, предлагающий мне вылить подобные пули, наверно попадающие, дай ему средство делом заняться». Я, осмотрев пулю, позволил себе сказать: «Вы, верно, хотите похристосоваться с вашею армией и подарить каждому солдату по чугунному яйцу; поверьте, Государь, этот изобретатель — обманщик: пуля по своей форме далеко и метко лететь не может!» На это Император мне сказал: «Ты глуп!» Я замолчал, дал прожектеру средство что-то делать и забыл о том. Вскоре за тем Император вновь меня призвал и сказал: «Явился человек, который хочет строить воздушный шар, откуда можно будет видеть всю армию Наполеона; отведи ему близь Москвы удобное место и дай средство к работе» Я вновь позволил себе сделать возражение о нелепости дела и вновь получил в ответ: «Ты глуп!» Прошло немного времени, как мне поднесли, что прожектер шара бежал; с самодовольным лицом предстал я пред Императора и донес о случившемся; но каково было мое удивление, когда Император с улыбкою сказал мне: «Ты глуп!» Тогда только мне все прояснилось: для народа подобные меры, в известных случаях, нужны; такие выдумки успокаивают легковерную толпу, хотя на малое время, когда нет средств отвратить беду. Народ тогда толпами ходил из Москвы на расстояние 7 верст к тому месту, где готовили шар; это было на уединенной даче, окруженной забором, куда внутрь никого не пускали, но народ, возвращаясь домой, рассказывал, что видел своими глазами, как готовится шар на верную гибель врагу, и тем довольствовался. Часто после того Император со мною говорил об этом случае, удивлялся, что я в первый же раз его не понял, и я сознавался, что точно «был глуп», возражая намерениям, придуманным для спокойствия толпы».

Во внутренности футляра на крыше сделана надпись: «Пули чугунные, отданные Государем Императором Александром 1-м, при получении коих сделан был графом неосторожный ответ, за который Его Величество изволил показать свое неудовольствие, почему граф Аракчеев, сознаваясь в своей ошибке, в память сего сохранил эти пули».

Затем граф показал нам ящик в 4 вершка длины и ширины, а сверху стекло; под ним было полотно, на котором виднелась метка: А. «Это, — сказал он, — рубашка Императора Александра, мне подаренная, и в ней я буду похоронен. История ее следующая: когда покойная Императрица

была в предсмертных страданиях и не было надежды к ее выздоровлению, то Император Павел I, зная, что его ожидает вступление на престол, послал за мною в Гатчину, чтоб я скорее приехал в Петербург; дороги тогда были дурные; я скакал что было силы и весь в пыли явился к Императору, — Он меня принял самым ласковым манером, сказал мне: «Служи мне верно», — и, взяв меня за руку, подвел к Александру, вложил мою руку в его руки и сказал: «Будьте друзьями!» И мы всегда были друзьями. Александр, видя меня всего в пыли, сказал: «Верно, ты за скоростию белья чистого не взял с собою; пойдем ко мне, я тебе дам», — и тогда дал мне эту рубашку. После я ее у него выпросил, и вот она; а когда умру, то ее на меня наденут, и в ней я буду похоронен». Граф точно похоронен в этой рубашке, а яшик и до сих пор хранится в ризнице. <...>

Во всех словах и мыслях графа выражались необъятная преданность, неподдельная любовь и высокое благоговение к памяти покойного Императора; во всем видна была душа и сердце, жаждущие высказать эти чувства пред каждым и находящие собственную отраду, когда представится к тому случай.

Теперь прошло уже 43 года, и нет возможности припомнить все мелкие подробности, сообщенные тогда; но помню, что все мы были поражены глубиною чувства, этим благоговением графа, которым он увлекался, а также и тем, что слышим такую увлекательную речь от человека, о котором и тогда еще Россия не иначе говорила, как шепотом и даже пред именем которого каждый, проезжая мимо дома, им занимаемого, останавливал свое дыхание и всякую мысль свою. <...>


[i] Языков Александр Петрович (1802—1878) — в описываемое время прапорщик Преображенского полка; впоследствии директор Училища правоведения (1849-1877), генерал-лейтенант (1856); историк. Фрагмент печатается по: РА. 1869. Стб. 1464-1470

 Оцифровка и вычитка - Константин Дегтярев, 2003



Публикуется по изданию: Аракчеев: Свидетельства современников М.: 2000
© Новое литературное обозрение, издатель, 2000
© Е.Э. Лямина, вступительная статья, 2000
© Е.Е. Давыдова, Е.Э. Лямина, комментарии 2000